Мерцание

Мы лежали в постели и смотрели в окно. Последняя тучка ушла прочь, и теперь полная луна, подвешенная кем-то в поднебесье, ярким белым фонарём освещала верхушки деревьев на дальней окраине пустыря.

– Если бы не ты, я сошла бы с ума в этом городе. Я здесь родилась, жила здесь всегда, он мне нравился… до поры… но теперь с каждым днём он становится всё более чужим. Я его уже почти ненавижу… – пауза. – Почему так?

– Просто это пространство становится для тебя тесным… примитивным. Ты развиваешься, а пространство нет. Оно мало для тебя и его хватает только людям, которые боятся нового. Оно соответствует той энергетике, которую наработали живущие здесь люди. Они довольны пространством, пространство довольно ими, – в словах моих не было поучений – лишь констатация.

– Но ведь и ты здесь живёшь.

Я немного помедлил, встал с кровати, налил, из стоящей на столике бутылки, коньяку, сделал глоток и подошёл к окну:

– И я… Ты права. Меня здесь не было много лет, но я снова вернулся сюда и снова уже несколько лет живу здесь. Ты, конечно же, хочешь знать, почему я вернулся и почему здесь до сих пор живу?

– Хочу.

Я усмехнулся краешком губ:

– Хорошо, я расскажу… Хотя… может быть, как-нибудь потом?

– Но ты ведь никуда не торопишься?

– Нет… – пожал я слегка плечами.

– И я не тороплюсь, – сказала она.

– Ладно… Длинная история, правда…

«С чего бы начать?.. – думал я. – С того, или с того?.. Да всё просто: начну всё по порядку, чтобы всё было ясно и понятно».

– Знаешь… я уехал отсюда, когда мне едва исполнилось двадцать. Всё вроде стало складываться, как я хотел: и картины мои пользовались спросом – нашёлся один человек, а точнее, дама, что попервости помогла мне выставляться, – и альбом своих песен записал… короче, расцвёл в творчестве по полной программе и был на седьмом небе от счастья. Представь себе: в двадцать с небольшим быть востребованным и там, и там… Многие об этом всю жизнь мечтают, а здесь всё и сразу. А самое главное, о деньгах никогда не думал – они всегда были. Так прошло несколько лет. Всё, что я затевал – всё получалось. Постепенно я начал терять бдительность что ли… стал всё чаще и чаще отступать от себя самого, предавать себя, и однажды забыл себя настолько, что уже не мог вспомнить каков я есть на самом деле. Мне хотелось всё больше и больше, а больших усилий при этом я прикладывать не желал. Хотел много, делал мало. Потом я понял: до определённого момента мне всё давалось согласно моим заслугам, но я превысил их лимит, забыл, что, давая больше, Бог, или кто там есть, и спрашивает больше. Картины мои перестали продаваться; то, чем недавно ещё восторгались, теперь называли мазнёй, хотя техника моя была великолепна; я много писал, но журналы перестали вдруг брать мои стихи и новеллы. Говорили: большой загруз, всё расписано на год-два вперёд. Я растерялся и вместо того, чтобы вернуться к себе и постараться пережить духовный кризис, а значит, и более легко – материальные затруднения, впал в отчаяние и в боязни остаться без куска хлеба пошёл работать торговым представителем в одну контору по продаже каких-то консервов. – Я замолчал, и она молчала; после некоторой паузы продолжил. – Финансовая ситуация постепенно выровнялась, я снова обрёл некую свободу в материальном плане, но дверь в свой внутренний мир почти не открывал, а её петли всё ржавели и ржавели… однажды я решил войти в неё… но не смог открыть.

Я снова замолчал и только смотрел на луну. Лишь теперь я увидел налёт пафоса на последних своих словах, какой высокопарный дурак, однако её это ничуть не смутило.

– А почему не смог открыть? – спросила она тихо, и чувствовалось, как она близко к себе принимает мою историю, видимо понимая, что выбрала тот же путь, что и я, когда оказался трусом.

– Потому что и петли, и засовы её, – я усмехнулся своей излишней и несколько примитивной аллегории, – заржавели, пришли в негодность… Поработав несколько месяцев и проявив себя, в желании заработать больше денег, с наилучшей, по мнению начальства, стороны, я стал бригадиром, или, как говорят теперь, супервайзером, затем, ещё через полгода, – начальником отдела продаж. Всё шло хорошо, я гордился собой, но… как-то всё… из этой конторки я ушёл потом в крупную фирму, которая занималась производством алкогольной продукции, и там моя деловая карьера сложилась, лучше не придумаешь: за короткое время я стал руководителем крупнейшего региона, и в подчинении у меня было уже более ста человек. При этом работать приходилось по десять-двенадцать часов, порой и выходные прихватывая. Жизнь неслась мимо и я её не замечал. Хотя жить хотелось. Я имею в виду не только в материальном плане, материально благополучно, за что и приходилось платить такую цену, но хотелось ещё и в небо смотреть без спешки, и видеть это небо. А если отдыхать в красивом месте, то не для галочки, чтобы потом похвалиться друзьям, впопыхах прилетев к райским берегам и впопыхах же улетев обратно, а так, чтобы забыть обо всём на свете и наслаждаться только морем, пальмами, женской красотой. Дошло до того, что усталость стала побеждать даже желание секса. А я всё тешил себя, всё уговаривал: ну вот ещё годок и – уйду. Ну вот ещё немного заработаю и тогда займусь наконец искусством, вернусь к творчеству. При этом даже писать пытался и красками на холсте, и ручкой на листе бумаги или в ноутбуке, с которым я почти не расставался. Но делать одинаково хорошо, одинаково качественно и работу, и творчество не получалось, нельзя было найти в таких условиях золотой середины. Противоречия же внутри меня только углублялись, делая состояние моё всё более болезненным, в том числе и на физическом уровне, пока однажды ночью я не проснулся в холодном поту от мысли, что жизнь проходит, а я трачу её только на то, чтобы успеть на хорошей машине поездить, в хорошей одежде походить, несколько раз заграницу съездить, да в ресторанах посидеть, при этом даже не с друзьями, а с нужными людьми. А что дальше? – я вздохнул.

Ночь за окном её квартиры и ночь за окном жизни.

– … Я встречал людей, которые много зарабатывали и при этом ещё кредитовались в банках. Кредиты им были нужны не для покупки необходимой машины или столь важной квартиры – всё это было у них, – а для того чтобы сменить уже имеющуюся и без того хорошую машину, мебель, всякой ерунды, типа третьего телевизора, купить. А в портмоне у них было по нескольку кредиток… Азарт состязания в благополучии порой выше разума. Это ведь настоящее соревнование: у кого новее автомобиль, у кого больше квартира, дом; кто, куда съездил на отдых и, если человек владеет собственным бизнесом, какую сделку совершил, чтобы стать ещё богаче, чтобы ещё больше бояться стать бедным. Это – смысл жизни для многих. Пожалуй, для большинства. И я сам уже почти погряз в этом. Много работаешь, хорошо зарабатываешь; устал – расслабился алкоголем и – дальше. Неизвестно сколько времени мне ещё понадобилось бы для того, чтобы сделать шаг к себе, если бы однажды я не услышал музыку бесподобную: играла гитара и играла так, словно разговаривала со мной. Словно человек рассказывала мне о грустном, смеялась взахлёб, делилась тоской расставания и взрывалась любовью. Я узнал имя этого гитариста, и когда он приехал в город, где я жил, я тут же купил билет и отправился на его концерт. Когда я вошёл в зал, где в ожидании музыканта несколько гитар на пустой сцене красовались в свете прожекторов, маня и очаровывая, точно влекущие к себе женщины, точно долгожданный праздник пришёл, сначала я едва не заплакал от открывшейся мне правды о самом себе, затем, когда начался концерт, сидел и заворожённо слушал волшебную музыку этого невысокого, в странных белых одеждах и в ботинках на толстенной подошве человека. Я видел, как он погружался в музыку, соединялся с ней, жил этой музыкой и был самой музыкой.

Вот после этого концерта я и проснулся в холодном поту и ознобе.

Я снова замолчал.

– И что было дальше? – спросила моя юная любовница.

– А дальше… дальше я принял решение бросить всё и начать путь к себе. Начать всё сначала. Вернуться туда, откуда я когда-то ушёл. Даже не ушёл, а убежал, сломя голову. Этот гитарист словно разбудил меня. Потом я узнал, что он в своё время сам прошёл трудный путь. Сейчас он обеспеченный человек, но начинал он с того, что выступал на Арбате. Есть-то хочется. Но он был настоящим художником, поэтому и не испугался трудностей. Поэтому за ним, благодаря его преданности музыке, и коммерческий успех последовал.

– Милый, а это важно – коммерческий успех? – спросила она как будто с опаской.

Я улыбнулся:

– Не будь идеалисткой. А как есть-пить без денег? На какие шиши одежду покупать, за здоровьем следить? Ты думаешь, я против денег? Нет, конечно. Я даже за то, чтобы у меня были большие деньги. Всё дело в цене… в том, какую цену платит человек за свой комфорт: или ты прогнёшься за возможность быстренько достичь желанного, сделать карьеру, или… Если ты прирождённый воин, зарабатывай воинством, если ты прирождённый врач, врачуй. К тебе потянутся люди, за ними потянутся деньги, и будет это всё без напряжения и страха. Просто нужно заниматься тем, для чего ты рождён и не бояться временных трудностей. Это так просто. Поэтому, если все станут сами собой и начнут выполнять своё предназначение, то и нужды ни у кого, ни в чём не будет. Главное – не предавать себя, не искать лёгких путей, которые на поверку оказываются самыми глупыми и страшными. Почему врач плохо лечит? А он не врачом хотел быть, а художником, просто мама с папой решили, что врач – это престижно. Почему у одних бизнес процветает, а у других рушится? Потому что эти другие либо вовсе не дельцами рождены, нет в них предпринимательской жилки – думают, дешевле купил, дороже продал – и все дела, либо отклоняются от выбранного вектора и начинают совершать ошибки. Вместо того чтобы бизнес контролировать, начинают контролировать свою половую жизнь. Вместо того чтобы дела вести, доверяются наёмным менеджерам, а тех, зачастую, кроме годового бонуса любым путём, ничего не интересует. Ну да ладно: это уже из другой пьесы.