В особом пакете особоуполномоченного была бутылка «шустовского» коньяка, ветчина, колбаса копчёная, солидный кусок сала, чёрный хлеб, горчица, банка маслин и две копчёные селёдки. Две коробки папирос «Дукат». Пачка индийского чая и пакетик молотого кофе. Пилёный сахар. Давно я не видел такой роскоши.
Мария чуть пригубила коньяка и закусила деликатесами. Потом сидели около печки на кухни и смотрели на огонь. Мы потомки язычников и огонь для нас всегда являлся и является чем-то священным.
– Буржуйская еда, – сказала она, – вы вот колбасами объедались да коньяком запивали, а мы на вас мантулились, как проклятые, – и она заплакала.
Я сел к ней поближе и стал тихонько поглаживать по голове, успокаивая без слов. Не подумайте, что я делал всё, чтобы достигнуть близости с ней. Хотя очень хотел это сделать, но я прекрасно понимал, что имею дело с дикой кошкой, которая может ласково мурчать и тут же вцепиться в вас когтями и кусать всё, что не защищено одеждой.
– Как я могу поехать вместе с ней за границу, – думал я про себя, – ведь это просто «баба а-ля рюсс», красивая, но не воспитанная, которая будет бросаться в глаза точно так же в бальном платье, как и в красной косынке и в кожаной тужурке. Торопиться за границу не будем. К Питеру рвутся войска генерала Юденича, не исключено, что всё встанет на свои места и все разойдутся по своим местам: кто к станку на завод, а кто в вицмундир чиновника 9 класса или в армию в чине капитана.
Я проводил Марию в её комнату и укрыл полученным шерстяным одеялом.
– Спи девочка, – пронеслось у меня в голове, – кто знает, на радость или на горе мы встретились с тобой. Всё идёт так, как угодно Богу. Возможно, что наша встреча записана в Книге судеб на предпоследней странице. Завтра будет день и нам придётся распоряжаться своей жизнью или противостоять тому, кто хочет по-своему распорядиться ею.
Я ходил по комнате, разнашивая сапоги и привыкая к новой для меня одежде.
Утром я встал пораньше, на таганке вскипятил чай, заварил его, сделал бутерброды с ветчиной, поставил всё это на тарелку и постучал в дверь спаленки.
– Да, – послышался заспанный голос девушки.
Я вошёл с импровизированным подносом, поставил его на колени девушке и поправил подушку, чтобы ей было удобнее полусидеть.
– Это что? – удивлённо спросила она.
– Завтрак в постель, по-буржуйски, – с улыбкой произнёс я и вышел, чтобы не смущать её.
Минут через десять Мария вышла из комнаты, отнесла посуду на кухню, помыла её, умылась сама и свежая вышла в залу.
– Спасибо вам за завтрак, – сказала она, – только больше так не делайте.
– Почему? – удивился я.
– Боюсь привыкнуть к буржуйской жизни и забуду про пролетарскую бдительность, – покраснев, ответила она.
– Эх, девочка, – подумал я, – ты не ещё знаешь, что приготовил тебе райский Змей-искуситель.
Глава 24
После завтрака я экипировался по полной чекистской форме и в сопровождении Марии отправился в Зимний дворец.
То, что было всем, сейчас стало ничем. Никто не знал, подо что приспособить дворец.
В феврале 1917 года пытались явочным порядком разместить во дворце штаб командующего войсками Петроградского военного округа, но обслуга дворца своим телом отстояла охраняемоё здание. Штаб округа разместили в Адмиралтействе.
С воцарением Керенского в кресло председателя совета министров в июле 1917 года заседания правительства проводились Малахитовой гостиной дворца. Но, если залез один, то за ним полезут и другие. Зимний дворец превратился в учрежденческое здание.
Господин Керенский лично для себя занял комнаты Александра III. Канцелярию разместил в комнатах Александра II. В библиотеке Николая II принимал доклады.
Что бывает с музеями при размещении в них посторонних лиц, известно всем. Созданная специальная комиссия по учёту и приёмке ценностей обнаружила многие факты утраты и повреждения художественных и исторических ценностей. А размещение во дворце целых воинских частей превратили его в казарму.
После большевистского «штурма» были буквально разгромлены кабинет и приёмная Александра II, комнаты Николая II. Надо сказать, что большевики быстро опомнились и все воинские формирования были выведены из дворца, а во дворце разместилась Комиссия по охране памятников искусства и старины.
– Пропуск? – строго сказал стоящий на входе солдат.
Пропуск Дзержинского сработал безотказно. Мы шли знакомыми коридорами к моему кабинету. Дубликат ключа хранился у меня дома и сейчас лежал в кармане галифе. В кабинете было всё так же, как и было во время моего ареста. Кое-что исчезло, да Бог с ним, в новую жизнь нужно входить без старых вещей и привычек.
– Давай договоримся, – сказал я Марии, – ты стоишь и молчишь без всякой пролетарской ненависти и бдительности. Я знаю, как выполнить то, что нам поручено, поэтому я здесь главный. Договорились или нет? Если нет, то мы сейчас едем в Москву, и я ставлю вопрос о том, чтобы тебя отстранили от работы со мной.
Обиженная Мария кивнула головой.
Я подошёл к облицованной изразцами стене, где размещалась отопительная печь. Нажал известный мне изразец, щёлкнул запорный механизм, и изразец выдвинулся из стены, удерживаясь на металлических петлях. Маленький сейф. Никаких кодовых замков. Нужно просто знать, что здесь есть металлический ящик. Можно сбить изразец и не найти тайник. Конечно, код был, но такой, который сейчас не применяется. Как говорится, дело прошлое, открою секрет закрывания сейфа. Последний код был установлен Борисовым. Число 1914. Год начала мировой войны. Четыре цифры. Четыре угла. Нужно знать, какой угол считается первым. Нажимаем на первый угол один раз, на второй – девять, на третий – один, на четвёртый – четыре, нажимаем на дверцу, и она сама открывается. Просто и никаких верньеров с цифрами, с поворотами вправо или влево и прочими атрибутами всех секретных замков.
Я выгреб всё в большой кожаный портфель, который, похоже, валялся лет сто на высоком платяном шкафу. Я его как-то видел и сейчас заглянул туда для проформы. Это был не портфель, а какой-то пылесборник, не потерявший своих кожаных качеств.
– Это тебе подарок, – сказал я Марии, протягивая ей дамский «браунинг» 1906 года выпуска. – Не пристало женщине ходить с «наганом».
Пока Мария разглядывала пистолет, я аккуратно упаковал и уложил в портфель деньги, бланки паспортов и справок, клише печатей и пузырёк спецчернил. Блокнот я положил в карман гимнастёрки. Многое дали бы некоторые люди за этот блокнот. Денег было достаточно много в валютах, которые не боятся ни войн и кризисов.
С кожаным портфелем в руке я был настоящим особоуполномоченным ВЧК.
Проходя по коридору, я увидел две картины, прислонённые к стене. На одной была изображена девушка с гладкозачёсанными волосами и с опущенным мечом. Девушка одета в лёгкую тунику золотисто-кровавых оттенков, полуобнажённая до средины бедра нога поставлена на отрубленную бородатую голову. На второй молящаяся девушка, пышного телосложения с полуобнажённой грудью, прикрытой лёгкой просвечивающей материей.
– Ты знаешь, кто это? – спросил я Марию.
Девушка отрицательно покачала головой.
Картины были небольшими, чуть больше метра в высоту и мне пришлось присесть, чтобы удобнее было показать, что и где изображено.
– Девушка с мечом – это Юдифь, – начал я рассказ, – целомудренная и богобоязненная молодая вдова, героиня Иудеи. Когда огромная армия Навуходоносора под командованием полководца Олоферна осадила город Бетулия, в котором жила Юдифь, она отправилась в стан врага и сделала так, что Олоферн проникся к ней доверием. Когда в один из вечеров он заснул пьяным, она отрезала ему голову. Завоеватели без начальника разбежались в разные стороны. Юдифь вернулась домой и никогда больше не выходила замуж. А картину нарисовал итальянский художник Джорджоне где-то в начале шестнадцатого века.
– А вторая картина? – тихо спросила Мария.
– На второй картине великого Тициана изображена кающаяся Мария Магдалина, – сказал я. – Одна из самых загадочных героинь библейского времени. Кто-то её называет Магдалиной, кто Магдаленой, кто блудницей, кто исцелённой от вселившихся в неё бесов, кто простой мироносицей. Она постоянно следовала за Иисусом Христом, присутствовала при его распятии и была свидётельницей его появления после воскрешения.
По преданию, именно она отправилась в Рим и поднесла императору Тиберию простое яйцо, сказав при этом «Христос воскрес!». Но император не поверил в это и сказал, что это так же невозможно как белому яйцу стать красным. Пока он это говорил, на глазах у всех изумлённых людей белое яйцо стало красным. Вот поэтому мы на Пасху и говорим: «Христос Воскресе» и дарим друг другу крашеные яйца.
Некоторые люди считают, что у Марии Магдалины и Иисуса Христа были особые отношения. И я в это верю, потому что Сын Божий был человеком. Даже евангелие от Луки говорит: «И вот, женщина того города, которая была грешница, узнав, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастовый сосуд с мирром и, став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала мирром». Так может поступать только любящая женщина. Какая из картин тебе понравилась больше?
– Мария, – сказала девушка. Посмотрев на меня глазами, полными влаги, она спросила, – мы ещё придём к этой картине?
– Придём, – уверил я её.
Что другое я мог сказать девушке, которая лишь после революции начала соприкасаться с огромным окружающим миром и познавать то, чего были лишены десятки миллионов жителей России? Я не знал, что будет завтра, послезавтра, где буду я, где будет она, но у человека всегда должна быть надежда на светлое будущее.
Глава 25
Вторая половина дня прошла в хозяйственных заботах и обучении Марии пользованию пистолетом. Всё шло хорошо. Я объяснял, что после стрельбы нужно извлечь магазин из рукоятки пистолета, передёрнуть затвор для проверки наличия патрона в патроннике, щёлкнуть курком, поставить пистолет на предохранитель и вставить магазин в рукоятку пистолета.
Все было сделано так, как и было рассказано. Только магазин был вставлен до проверки патрона в патроннике. Передёрнутый затвор загнал патрон из магазина в патронник, спущенный курок воспламенил гремучую смесь в капсюле, капсюль воспламенил порох, который при горении создал избыточное давление газов и вытолкнул из ствола пулю, которая пролетела над моей головой и впилась в стену.