Вот по всему миру никак не могут решить проблему со стихийной расклейкой объявлений. По всему миру, а не только у нас в России. И чего только не применяли, результата никакого. А не надо ничего особенного делать. Расклеил объявление, получи десять лет тюрьмы. Нанял кого-то на расклейку – пятнадцать лет как организатору преступления. Заказал кому-то расклейку – двадцать. Вот вам стенды для наклейки объявлений, вот вам рекламные издания. Будьте любезны. Через месяц ни одного объявления не будет, где не положено. Общественность будет регулярно сообщать о расклейщиках, даже с фотографиями, потому что эти объявления достали всех. Достаточно посадить первых двести человек, по два на каждый регион. И дело с концом. Так ведь не дадут это сделать.
Точно так же нужно бороться и с распространением наркотиков. Минимальный срок – двадцать пять лет. Около детских учреждений – пожизненно. Только попробуйте, сразу нарколобби в составе маститых адвокатов и правозащитников, комитетов матерей и прочих общественников будут проводить красочные мероприятия, тратя неизвестно откуда взявшиеся огромные деньги, а СМИ – средства массовой информации, причём все – трындеть о беспределе.
Вот и сейчас президент задал задачку, говорит – бросай всех на это дело. Других забот у меня нет? Тут партизаны объявились, милиционеров мочат, кто только под руку попадётся. Из обиженных милицией. Ну, мочили бы своих обидчиков, а нормальных людей зачем трогать? Вдовы, сироты. Что им сказать? Как утешить? Они же скажут, раз ты министр и в своём министерстве порядка навести не можешь, то и мужья наши из-за тебя погибли. И ведь возразить-то нечего.
Крутится огромная махина, которую ещё Сталин закрутил на проведение репрессий, собрав всех в НКВД – народный комиссариат внутренних дел – милиция, следователи, пограничники, конвойники, спецсвязь и ОМСДОНы с ОМСБОНами. Главное – давить врагов народа и приструнять уголовников, но не сильно, потому что они близкий нам классовый элемент. Сейчас пограничников нет, следователей выдернули, конвойники ушли в юстицию, а машина всё крутится. По-нормальному, для капремонта машину останавливают, производят разборку частей и механизмов, дефектовку деталей, а затем производят сборку, и снова работает машина, но уже так, как ею будет управлять опытный водитель.
Министр ещё посидел и позвонил в приёмную:
– Майора Лысенко из сорок шестого отделения вызовите ко мне.
– Есть, – четко ответила «трубка»
И наступила тишина.
Министр открыл папку и уставился на рисунок. Вроде бы глаз с ногами, а, может, это не ноги, а морщинки на лице. Непонятно и название какое-то мудрёное. Какой-то джет, глаз Гора. Огромный, значит. И вот с помощью этого глаза за нами кто-то подглядывает. Нет уж, это всё будет в тайне. Мы этот глаз найдём и будем королями. Кто владеет информацией, тот владеет всем миром. Кажется, это Наполеон сказал. Умный был мужик. До самой Москвы дошел. В Кремле чаи распивал. Потом Москву сжег и ушёл. Хотя все историки говорят, что, мол, Москву он не жёг, а это москвичи её пограбили и подожгли.
Так ли сейчас важно, кто жёг? Сожгли и точка. Наполеона кто-то приглашал в Москву? Нет. Незваный гость. Незваные гости, Тохтамыши всякие тоже приходили и Москву жгли. Значит, и Наполеон точно такой же. Он и сжёг. А ведь передо мной у президента был фээсбэшник. Так, задачу поставили порознь и каждый будет копать под другого, чтобы полакомиться результатами и первым доложить об исполнении. Ох уж эти византийские тайны. Кстати, недавно прочитал стихотворение о византийских корнях нашего государства. Поэт, его нигде не печатают, так он в интернете себе страничку сделал и там себя печатает.
Мудрецы просвещённой России
В тупике от всех «русских идей»,
А назвать бы страну Византией,
Вот так просто, без всяких затей.
Будут граждане все византийцы,
Паспорта с византийским гербом,
В Византии учились партийцы
И в губернии каждой партком.
По религии мы византийцы,
И в церквях византийский обряд,
Мы с гербом получили царицу
И церквей златоглавый наряд.
И не будет у наций обиды,
Все равны и язык большинства,
Кто захочет, введет алфавиты
И столица всё та же – Москва.
Выбирать никого мы не будем,
Всех назначит глава-базилевс,
И пойдут несогласные люди
Заготавливать экспортный лес.
Вот, зараза, ну прямо в точку. Сейчас печатаются за деньги, а у этого, видать, денег нет, а то приняли бы в союз писателей, корочки бы выдали и ходил бы с гордо поднятым носом новый писатель новой России. Тьфу. Такого понаписали, что уши вянут от такого чтения. Наши аналитики попробовали почитать это, бросили, пришли и говорят:
– Надо, товарищ министр, прореживать писательские ряды.
– Это как, – не понял я, – садить что ли?
– Не надо никого садить, – сказали аналитики, – надо поставить их всех у стенки и дать по ним длинную очередь из пулемёта. Кто останется в живых, те будут избранные, их можно сразу зачислять в классики, потому что они будут писать, как самые настоящие патриоты России.
На пульте загорелась красная кнопка приёмной.
– Майор Лысенко, – доложила приёмная.
– Пригласите, – сказал министр, встал из кресла и пошел к двери.
В дверь вошел немолодой человек в штатском костюме.
– Товарищ генерал армии…, – начал он доклад.
– Проходи, Коля, – сказал министр, пожимая товарищу руку и ведя к маленькому столику с двумя креслами. – Пропустим по маленькой, дело есть.
Майор Лысенко согласно кивнул головой и сел в кресло. Начинали вместе, молодыми лейтенантами, да вот на дистанции были разные условия, кто-то генерал полный, а кто-то полный майор. Раньше называл себя Майор Советского Союза, сейчас Майор Российской Федерации. А ведь дружок предлагал подтолкнуть карьеру вперед, благо в руках все рычаги, отказался. Как товарищам в глаза смотреть буду?
Министр достал из маленького шкафчика бутылку коньяка, извините, дагестанского бренди, маленькие рюмочки, плитку шоколада и придвинул к товарищу рисунок в виде буквы Я с глазом в кружочке.
Лысенко взял рисунок в руки, повертел его и так, и сяк и положил в сторону на столик.
– Банда? – спросил он.
– Хуже, – сказал министр, разливая бренди, – похоже, что одиночка.
Глава 8
Два опера, один настоящий, другой – ставший министром, выпили бренди и задумались. Так всегда бывает, когда на исполнение дают задачу со многими неизвестными.
– Кто-то из наших научился заглядывать в прошлое, – тихо сказал министр, – а раз он научился заглядывать в прошлое, то так же может заглянуть и в будущее, а это чревато такими последствиями…
– Кто-то из наших, из милиции? – спросил Лысенко.
– Упаси Господь, – сказал генерал, – какой-то гражданский и живёт где-то в Сибири. Вот тебе рисунок, соколиный глаз, приклеишь его на обложку дела и дело это назовешь коротко и ясно – «Око». Уточни название, что-то связано с каким-то джетом. С сегодняшнего дня переходишь в моё личное подчинение. Кабинет твой будет здесь, в министерстве. Докладываешь только мне. Информация строго секретная. Привлекай к работе кого хочешь, но достань мне этого типа, который собрался в нашем грязном белье покопаться.
– Да уж, у нас только копни, такая вонь пойдёт, никакие противогазы не помогут, – усмехнулся майор.
– Коля, – сказал министр, – язык твой – враг твой, ты уж хоть в других местах не ляпай то, что мы с тобой наедине говорим.
– Не маленький, знаю, научили уже добрые дяди, – буркнул Лысенко, – пойду я устраиваться и план работы нужно прикинуть.
– Учти, ты должен быть как снайпер, как охотник, – сказал генерал, – скради добычу, спокойно прицелься и подстрели. Я это образно говорю. Мужик этот нужен живым и невредимым.
Обоснование в министерстве произошло так гладко и ровно, что развеяло все сказки о милицейской коррупции и неприятных людях, которые по любому поводу готовы подставить ладошку для мзды. Что значит министерская поддержка!
Раньше в департаментах швейцар-гардеробщик начальству пальто подавал и галоши начищенные, получая за это привычную копеечку-другую. Потом истопники. Не дай ему копеечку, так либо печка будет дымить, либо дрова будут прогорать так, что всё присутствие в холоде придется сидеть. Затем шли коллежские регистраторы, которые за переписывание бумажки денежку брали. За ними шли провинциальные секретари, сенатские, синодские и кабинетские регистраторы, через которых бумажка должна пройти. А ведь может и не пройти. Потом шел губернский секретарь, потом коллежский секретарь, потом титулярный советник, за ним коллежский асессор, потом надворный советник, потом коллежский советник… А это уже целый советник, полковник, ему копеечкой не обойдёшься. И все эти чиновники были на кормлении у людей, к ним обращавшихся. В полицейском департаменте было всё-таки получше. Там служба начиналась с дворников, потом шли городовые, околоточные надзиратели, приставы, те, которые деньгу-то сдёргивали и посылали по команде. Сколько лет прошло, а всё так же, по петровской табели о рангах живём.
Всё это думал про себя Майор милиции Российской Федерации Лысенко Николай Иванович. Собственно говоря, служить осталось полгода. Вот дали допеть ему последнюю песню и всё потому, что министр – однокашник по школе милиции. С продвижением всегда было туго, хотя по работе считался опытным оперативником с хорошими результатами работы. Его однокашники, даже сам министр, компьютер используют для раскладывания пасьянса. Сегодня компьютер должен знать и использовать любой считающий себя современным человек, а всё наше руководство даже простейшего документа не может подготовить при помощи техники, считая, что на это им даны подчиненные.
Ещё с лейтенантских времён Лысенко нарушил главное правило: у подчиненного взгляд должен быть бодрый и глуповатый. Это для того, чтобы у начальника не закралось подозрение, что подчинённый метит на его место. Для того человек получал офицерские погоны, чтобы делать карьеру. Люди без здоровых амбиций они и есть люди без амбиций. Толку от них мало, и выкинуть жалко, вот и двигают их по служебной лестнице. А во время движения амбиции сразу начинают расти и становятся здоровенными амбициями.