Очищение

– Что? Да. Может быть. Да, – ответил Кларенс, пытаясь понять, было бы ему лучше, если бы сын и дочь сейчас летели в Германию. Про Германию тоже ходили нехорошие слухи – вплоть до того, что там начались массовые вооруженные столкновения на этнической почве. Но, с другой стороны, там все-таки нет войны, а база ВВС США – не такое место, которое могут легко захватить даже вооруженные люди… Впрочем, что теперь про это. Дети с ним. Он за них в ответе. И он уж точно сможет позаботиться о них лучше, чем бывшая.

Может быть, и правда остановиться и купить мороженое?

Дядя Джордж на самом деле был Григорием, а его фамилию ни за что не смог бы выговорить и сам майор. Очень шумный, очень радушный, общавшийся с клиентами с баз на ломаном русском языке, который им легче было освоить, чем грузинский, он торговал в придорожном кафе, помимо прочего, козьим мороженым своего изготовления. Умопомрачительно вкусным! Кларенс и сам не мог отказать себе в удовольствии съесть порцию, он часто ездил этой дорогой. Грузин вел себя излишне раскованно, панибратски, но казался искренним и веселым, хоть и пожилой уже. Правда, некоторые его шуточки были… скажем так, неполиткорректны. Он обожал, например, юморить по поводу того, что не рекомендовано, а в официальных документах запрещено упоминать «мужчин» и «женщин», «мать» и «отца» и так далее. Майор Кларенс в таких случаях отмалчивался, хотя шуточки хозяина кафе вроде «э-э-э, прывэт, дарагой, ти сэгодня кито – мама или папа?!» (сказанные при детях!) или предложения открыть между туалетами с буквами «М» и «Ж» еще один, с буквой «А» («американцы»), его бесили. Но эти затеи политиков у него самого вызывали тошноту, и «крыть было нечем». Он временами спрашивал себя, откуда берутся законы, которые злят его самого, в демократической стране? Кто и как их принимает, если среди знакомых Кларенса не было ни единого, кто бы их одобрял? Но потом он отгонял эти мысли. Не дело военного заниматься политикой. Его так учили с Вест-Пойнта. И он в это верил.

А вообще, думал Кларенс, газуя по возможности, у грузин и правда нет причин любить американцев. Когда ООН начала операцию на территории РФ, к действиям на Кубани и в Предкавказье был привлечен сорокатысячный грузинский корпус – фактически все, что могла дать страна. СМИ сообщали о том, что корпус несет службу, приходили домой письма и даже видеообращения, но все чаще появлялись полные ужаса разоблачения: письма – подлог, обращения – монтаж, практически весь корпус уничтожен или русскими казаками и добровольцами из армии Бахмачева, или «пихнувшими» грузин вперед американцами; только в Астрахани под ударом американской ракеты погибли остатки корпуса, сразу более десяти тысяч грузинских солдат, в том числе почти три тысячи раненых в местном госпитале…

Не верить этому было трудно. На саму Грузию упало, по разным оценкам, от десяти до пятнадцати… бомб? Боеголовок? Разбираться уже было, можно сказать, некому – города и села почти повсеместно охватывала паника. Паника, которую некому было сдерживать – сил ООН в собственно Грузии осталось совсем немного, и в их рядах тоже царили или апатия и страх, или откровенный разброд. Многочисленные горные хребты, проклятье для любого дорожника, сейчас спасали людей, препятствуя расползанию радиоактивных осадков, – но все понимали, что и это ненадолго…

«Так. И что же нам-то теперь делать?» – подумал Кларенс. В этот миг он неожиданно понял – как будто в темной комнате на лист книги упал яркий луч фонарика, – что дела их плохи. Если они отрезаны от воздушного сообщения с миром, то остается лишь один путь – из Батуми морем. Надо будет узнать, как дела на Черном…

Машину подбросило. Швырнуло вверх – в сторону – вперед так, что, если бы не привязные ремни, и Кларенс, и Том выбили бы лобовое стекло. Джессика в ужасе завопила. «Лада» приземлилась на все четыре колеса, подвеска даже хрюкнула, а потом жалобно завизжала, но выдержала.

– Бомба! – крикнул Том. – Пап, нас бомбят!

– Замолчи! – Майор быстро проверил управление – машина послушно двинулась вперед. – Это не бомба, это… землетрясение, наверное. Ты же помнишь, почти сразу после вашего приезда было… Просто это сильный толчок. Том, нас некому тут бомбить. Джессика, не плачь, сейчас купим мороженое.

Толчков больше не ощущалось. Но что-то впереди – там, куда они ехали, – заставило майора насторожиться. Какая-то… пелена. Вроде тумана. И что-то странное в ландшафте. Что-то странное. Очень. Только он не мог сообразить, что именно… И еще этот яркий, но какой-то вечерний в то же время, странный солнечный свет…

Кафе горело. Все целиком, как большая бочка с бензином. В огне то и дело что-то рвалось с громкими хлопками. Майор остановил машину чуть дальше, хотя понимал, что живых в кафе нет. Оставалось только надеяться, что их там и не было. Непонятно, что случилось. Самовозгорание? Напали какие-то бандиты? Или все-таки… все-таки бомба?

Он открыл дверь и вышел. Спереди, от уже близкого моста, за которым – рукой подать до штабной базы, дул ветер. Сырой и очень теплый. И еще этот ветер нес с собой странные звуки. Вроде бы человеческий голос, пронзительный и громкий… и за ним – какой-то фон, похожий на пустую несущую радиочастоту, вдруг вырвавшуюся из эфира и заполнившую весь мир. Кларенс застыл на месте, держась за дверцу машины и не спуская с дороги взгляда. Больше всего ему хотелось сесть за руль, закрыть дверцу, развернуться и уехать обратно, если честно. Но он стоял и ждал, потому что надо было разобраться до конца и потому что цель пути, безопасность, хотя бы относительная, была уже близко.

Дул ветер. Светило солнце – красное и огромное, оно висело остывающим диском металла над горами, склоны которых словно бы покрылись под этим светом бездонными черными трещинами. Вид этот отдавал потусторонностью. Инопланетностью.

Потом из-за поворота медленно вышел человек. Это он кричал по-грузински – что-то о собаке Амирани[2 - Амирани – хтонический герой грузинского эпоса. За богоборчество был посажен на цепь в пещеру в глубине Кавказа. Единственным существом, преданным Амирани до конца, осталась его собака – она лежит в той же пещере и лижет цепь. Когда металл истончится, Амирани порвет цепь, и наступит конец света.], это Кларенс разобрал теперь. Когда он прошел мимо машины, крича эти слова снова и снова, вытянув руки, в развевающейся под ветром черной рясе, майор Кларенс увидел, что вместо лица у него – жуткий ожог. Бело-красная вздутая маска, из которой несся заунывный голос.

– Папочка, что с ним? – пролепетала Джессика, когда майор сел в машину и хлопнул дверью. – Папочка, что с этим человеком? Папочка?!

– Молчи, дура! – рявкнул вдруг Томми, тяжело дыша. Джессика всхлипнула, но на самом деле замолчала. – Пап, это монах из монастыря. Из того, за поворотом у моста.

– Да. – Кларенс проверил под приборной доской крепление «беретты». – Попробуем немного вперед. Сидите тихо. Мы уже почти приехали.

«Лада» поползла прямо по дороге чуть быстрей обычного пешехода.

«Там был взрыв, – думал майор. – Томми прав. Русские что-то сбросили. Наверное, на штабную базу. Но это не ядерный боеприпас. А что тогда? Что-то очень мощное. Новое оружие? Может быть. Надо ехать осторожно. Наверное, попало в монас…»

– Пап, – выдохнул Томми.

В ухо задышала Джессика – она подалась с заднего сиденья, очень сильно, почти удушающе обвила шею отца и прошептала:

– Мне страшно, папочка. Где дорога?

– Все в порядке, детка, все в порядке, – ответил майор, сжимая руль и не снимая окаменевшей ноги с педали газа. – Все в порядке… Пожалуйста, отпусти меня и сядь на место. Мне так трудно вести машину.

– Пап… – начал Томми, но Кларенс ответил ему негромко:

– Не сейчас. Ты пугаешь сестру. Подожди… – И, чуть повернув голову, положив ладонь на волосы Джессики, одними губами ответил сыну: – Я сам ничего не понимаю…

Глаза Томми сделались большими и потемнели. Но он кивнул и промолчал. Девочка села назад и сжалась в комок…

В каких-то пяти метрах за поворотом мир кончался. Вообще. Дрожал воздух, слышалось шипение и треск. Далеко-далеко впереди, не меньше чем в четверти мили, дорога различалась вновь, хоть и в этом туманном дрожании, но она почему-то была… была какой-то изломанной, искореженной… и висела – да, висела! – на уровне крыши двухэтажного дома. А ниже начинался отвесный обрыв, из которого выпячивались очень яркие разноцветные камни и лопнувшими мускулами торчали свежие древесные корни.

Потом майор Кларенс понял, что видит пропасть. Не реку, через которую был перекинут мост, – реки не было вообще, только правей дороги куда-то вниз с бешеным клекотом устремлялся, тут же превращаясь в пар, какой-то грязный водопад. Это была пропасть. Пропасть шириной в четверть мили на том месте, где стоял монастырь, начинались окраины поселка, в котором стояла штабная база и по которому текла река. Только что появившаяся пропасть. Если бы они не остановились около кафе – они бы сейчас как раз проезжали мост…

Майору захотелось закрыть глаза. Но тут земля под ногами снова вздрогнула – слабей, чем в прошлый раз, однако все равно сильно, – и Кларенс вздрогнул тоже.

– Землетрясение, – наконец сказал он и очнулся. Это и правда было землетрясение. Катастрофа, но катастрофа понятная. – Придется в объезд.

– Но это же половину суток ехать… – Томми оглянулся. – Тут же нет прямой дороги.

– Что ты предлагаешь? – сухо спросил майор, осторожно разворачивая машину. Это была не ирония, Кларенс на самом деле готов был выслушать сына. Томми стушевался, ответил только:

– А нам хватит бензина? Не надо останавливаться, мне кажется…

– Хватит, – кивнул майор…

Монах не дошел до второго поворота. Он лежал там, на обочине, ничком, выбросив вперед обе руки, в одной из которых был зажат сорванный наперсный крест. Ветер от пропасти, несясь по дороге сплошным упругим потоком, ощущавшимся даже в машине, шевелил его рясу.

– Надо ему помочь, – сказал Томми. – Пап?

– Он мертв, – ответил Кларенс. – И мы не будем останавливаться.

Джессика тихо заплакала сзади…

Толчки повторялись еще дважды. После второго земля, в сущности, уже не успокаивалась – постоянно мелко дрожала, в машине это было почти незаметно. Том держал на коленях подробную карту на английском – раньше Кларенс никогда не интересовался этим вопросом, но, оказывается, через горы вело несколько дорог, построенных еще в советские времена. По ним можно было добраться до места быстрей, чем если возвращаться назад и двигаться в объезд. И они оказались в рабочем состоянии, хотя и обветшали. Джессика позади задремала, потом уснул и сын, откинув голову на спинку сиденья и приоткрыв рот. Майор не трогал его, только временами наклонялся и заглядывал в карту, которую мальчик продолжал придерживать развернутой и во сне.

Он проехали мост – узкий мост над ущельем, в котором не было воды, только мокли кое-где большие лужи, да два человека (на берегу стоял брошенный автомобиль) собирали что-то на сырых камнях. Рыбу, кажется. Второй раз он видел людей, уже когда солнце опустилось к горам и стало совсем тусклым. Людей было много, человек тридцать. Они лежали грудой рядом с горящим старым автобусом среди распотрошенных вещей, и Кларенс порадовался, что дети спят. И постарался максимально, как позволяла дорога, прибавить газу.

Этих людей убило не землетрясение. И даже не бомба. Их вывели из остановленного автобуса и расстреляли, а потом ограбили трупы и багаж. В этот момент майор пожалел, что не вернулся на аэродром. Надо было вернуться и ждать там. Пусть это и не штабная база, но на аэродром вряд ли нападут. Кстати, кто? Это не русские. Банда. Видимо, просто банда.

Он еще несколько раз пытался воспользоваться рацией, но ничего не слышал. Только в последний раз прямо в ухо отчетливый голос сказал по-русски быстро и взволнованно одно слово: «Проваливается!» – и снова настала шумящая фоном тишина.

До поселка оставалось километров тридцать – лес, перевал и дорога через поля на склоне, – когда Джессика проснулась. Удивленно огляделась и, покосившись на Тома, прошептала:

– Па-ап… я хочу в туалет.

– Потерпи, золотко, – ответил майор, но Джессика попросила снова – не скулящим настырным тоном, а также негромко и умоляюще:

– Пап, мне очень-очень надо…

Кларенс остановил машину. Земля подрагивала, вдали что-то рокотало, но вокруг стояла тишина. Такая тишина, что было жутко. В лесу никогда не бывает так тихо… Длинные черно-красные тени окаменевших в этой тиши деревьев лежали на дороге.

Проснулся и Том. Громко хлюпнул слюной, тоже сонно осмотрелся и сипло спросил:

– Что случилось?

– Ничего. – Майор открыл дверь и вышел. Кивнул дочери: – Иди вон туда, только недалеко. Я постою тут, на обочине, – успокаивающе добавил он в ответ на испуганный взгляд девочки, которая уже начала вылезать из машины, но теперь замерла, с недоверием оглядывая странный молчаливый мир вокруг, полный теней.