Христианин

Собрав в свой рюкзак всё, что, по его мнению, поможет им выжить, а это был разбитый телефон отца, две бутылки воды, три пачки снеков, отцовская куртка, две кепки охранников, почти разряженная рация и фонарь. Он решил выдвигаться в путь и считал, что правильно будет идти в ту сторону, откуда они ехали.

– Алёша, ты собрался? – спросила мама, и в её голосе читалась глубокая материнская грусть, такая грусть, которую может испытывать только женщина, провожавшая сына на войну, или понимавшая, что, возможно, это последний раз, когда она видит своего ребёнка. Слёзы выступили на глазах матери, но она попыталась их быстро вытереть, чтобы не расстраивать сына, но резкое движение рукой вызвало сильную и острую боль в области ранения, и она застонала.

– Мама, что случилось? – спросил Алексей, подбегая к матери и опустившись подле неё на колени.

– Все хорошо, сынок, не волнуйся. Дай я только на тебя посмотрю, и иди, пока не стемнело и песком не занесло следы от машины.

– Ты чего? Я без тебя никуда не пойду.

– Да ты не глуп…

– Всё, вопрос закрыт. Я придумал способ, возможно, будет немного больно, но лучше немного потерпеть и потом жить, чем просто тут лежать в ожидании смерти.

Алексей достал из рюкзака одну из бутылок с теплой водой, и, приподняв голову матери, дал ей сделать несколько глотков, а затем, выпив немного сам, убрал бутылку обратно.

– Не трать на меня воду, она тебе ещё пригодится, я все равно пить не хочу.

Алексей, казалось, не слушал свою мать. Он развернул на песке кусок брезента, найденный в машине, продел в отверстия по его периметру верёвку и, аккуратно взяв на руки маму, переложил ее в центр этого брезента. Затем надел кепку себе и ей на головы, взялся двумя руками за верёвку и потащил брезент с матерью за собой.

Когда они начали движение, верёвка по периметру брезента стянулась, и мать оказалась в центре этого самодельного прицепа. Волочение по неровностям барханов доставляло матери сильную боль, но она не говорила об этом Алексею, так как боялась, что он, пожалев её, передумает идти вперёд. Этого она не могла допустить, и когда через несколько часов пути у нее усилилось кровотечение, она также не стала говорить об этом сыну.

Алексей поднимался и спускался с песчаных барханов несчётное количество раз. Песок, засыпавшийся в обувь, сильно натирал ноги, поэтом приходилось иногда делать остановки, чтобы его вытряхнуть из ботинок. Он даже как-то подумал, что лучше вообще разуться и идти босиком. Но после того, как под полуденной жарой, очередной раз вытряхивая песок, он поставил необутую ногу на раскалённую поверхность, понял, что это не лучшая затея.

«Мне ещё повезло, что я в обуви, а иначе бы мои ноги превратились в угли, и тогда бы я точно имел возможность перемещаться только после захода солнца», – подумал Алексей.

Над пустыней во всей красе висело яркое звездное небо во главе с величественным полумесяцем. Продолжив своё продвижение и ночью, Алексей вдруг понял, почему на мечетях изображен полумесяц, лежащий именно на нижнем ребре, ведь он и в самом деле таким образом располагался на звездном небе. Он вдруг вспомнил свой родной город – Санкт-Петербург, и ночное небо, сильно отличавшееся от местного.

– Мама, тебе не холодно? – спросил Алексей, решив сделать привал, чтобы выпить глоток воды и съесть что-нибудь.

– Немного холодно, сынок, но ты не обращай внимания, после полуденной жары ночная прохлада кажется наградой.

Алексей потрогал руки матери, они были ледяные. Он понимал, что она потеряла много крови, и поэтому тело мерзнет, тем более, ночью в пустыне, температура снижалась, и становилось очень даже прохладно. Алексей не ощущал холода, так как находился в постоянном движении, таща за собой брезент с матерью. Сняв с себя куртку, он накинул на маму и, нежно поцеловав в лоб, стал распаковывать пачку печенья, чтобы перекусить и запить глотком воды.

– Как твоя голова? – спросила мама.

Ночь была безоблачной, и полумесяц со звездами хорошо освещали черную и широкую полосу шрама на голове Алексея, полученную при аварии джипа.

– Всё хорошо, уже почти не болит, – соврал Алексей. Он не стал ей говорить о постоянной головной боли и тошноте, прекрасно понимая, что она начнёт волноваться, а в её ситуации этого нельзя было допустить.

После короткого привала, Алексей поднялся на ноги и достал из рюкзака рацию. Сразу после включения из динамика послышался треск. Нажимая на кнопку и перебирая частоты, он звал на помощь. Он понимал, что, скорее всего, это ни к чему не приведёт, но попробовать было нужно. Не услышав ничего в ответ, Алексей поспешил выключить рацию и спрятал её назад в рюкзак.

– Ничего, подойдем ближе к цивилизации, поймаем частоту, и нам помогут, – громче обычного произнёс он.

– Да, мой мальчик, у тебя всё получится, – послышался слабый голос женщины.

Песок был везде, где только возможно: в ботинках, волосах, в ушах, глазах и даже во рту. К полудню солнце стало сильно припекать, казалось, что его лучи пробирались к телу даже через рубашку. Алексей надел на голову себе и матери военные кепки, принадлежавшие ранее охранникам, которые хоть как-то защищали их головы и лица от прямых солнечных лучей. Следов от их джипа уже давно не было видно, их разрушил ветер, поэтому Алексей просто шёл вперёд. В какой-то момент, мысль о том, что он, возможно, бродит по кругу, его пугала, однако парень старался не думать об этом, иначе он мог впасть в отчаяние, а это бы означало потерю последних сил и неминуемую гибель.

Песчаные барханы были повсюду – на многие километры вокруг, поэтому казались бесконечными, но Алексей с дикой настойчивостью продолжал свой тяжёлый путь, то спускаясь вниз с бархана, то забираясь вверх. В голове поселилось одно единственное желание, которое не покидало его ни днем, ни ночью, ему постоянно хотелось пить. За первый день похода они осушили одну бутылку с водой, а это означало, что в рюкзаке оставалась последняя маленькая бутылка нагретой солнцем воды.

«Что с ними будет, когда и она закончится?» – Алексей очень боялся этих мыслей.

Его глаза были воспалены от яркого солнца и попавшего в них песка, его ноги горели от жары и мозолей, которые Алексей натёр из-за попавшего в обувь песка. Во рту чувствовался противный горький привкус, а губы засохли и потрескались. Он шёл молча, чтобы экономить силы, и мать молчала; иногда он останавливался и наклонялся к лицу матери, чтобы спросить о её самочувствии и желании выпить воды. Сил уже совсем не оставалось. Казалось, что его головная боль скоро расплющит голову пополам, а тошнота вывернет наизнанку. Алексей из курса первой медицинской помощи, на который он как-то записался на спор, знал, что похожие симптомы проявляются при сотрясении мозга, и похоже у него было именно сотрясение, ведь такая рваная рана на голове не могла образоваться от лёгкого удара.

Вечерело, жара понемногу начала спадать, но вместе с этим ветер, напротив, стал усиливаться, что не очень нравилось Алексею, потому что некоторые порывы ветра были такой силы, что песчинки летели, словно тысячи иголок, били по лицу и рукам.

Поднявшись на очередной песчаный бархан, Алексей остановился, снял рюкзак и сел рядом с матерью. Она лежала, закрыв глаза.

– Мама, ты как, держишься?

В ответ мама ничего не сказала и даже не открыла глаза. Алексей повторил свой вопрос, но и после этого губы и глаза матери не пошевелились. Алексей встрепенулся, бросил рюкзак и стал расширять брезентовый кокон, чтобы высвободить маму. Он подумал, что брезент мог сильно стянуться верёвкой, мешая ей дышать. Освободив стянутый по периметру самодельный чехол, Алексей увидел, что мать лежит в луже своей крови, вытекшей из раны с куском торчащей железки.

– Мама, мама! – кричал сын, и этот крик разнёсся над безжизненной пустыней. – Не оставляй меня тут одного, мама, пожалуйста, не уходи, – уже с надрывом просил Алексей.

– Прости меня, мамочка, прости меня, я не знаю, что делать, как же так?

Алексей плакал, но критическое содержание воды в организме не позволило ему излить слёз горя и безмерной печали.

Сколько времени прошло, как он понял, что его матери больше нет, он не знал. Он просто смотрел погасшим взглядом на лицо матери, которое периодически при порывах ветра засыпал песок.

– Куда ты несешь свой проклятый песок? – закричал Алексей, смотря по сторонам, – что тебе ещё надо?

Он ударил рукой по песку, который разлетелся в стороны, насыпавшись и на лицо мёртвой матери. Алексей схватился за голову и зарыдал, дав волю чувствам. Он рыдал так, что всё его израненное тело сотрясалось, а в груди стало что-то сильно болеть, а затем, подняв лицо к темнеющему небу, закричал:

– Ты, Господь, почему ты позволил этому случиться, ведь они не сделали в своей жизни ничего плохого, почему ты отнял их жизни?

Алексей посмотрел ещё раз на лицо матери и нежно пальцами стер песок, нанесенный ветром.

– Я ненавижу тебя, Бог, скорее всего тебя не существует! – со злобой и обидой, подняв голову к небесам, снова закричал Алексей. – Зря моя бабушка постоянно меня водила во Владимирский собор и рассказывала байки, как Иисус лечил людей, а после погиб за наши грехи, лучше бы я это время потратил на что-нибудь полезное, а не на эти небылицы. Слышишь меня? Если слышишь, то знай, что я тебя проклинаю, ненавижу тебя, ничего ты не умеешь, больше я в тебя не верю, тебя нет!

Придвинувшись ближе к безжизненному телу матери, Алексей, положил себе на колени её голову, поглаживая волосы и смотря вперёд на красный закат, спокойно произнес:

– Не волнуйся, мама, всё будет хорошо, смотри, какой красивый закат, я тебе обещаю, мы выберемся из этой проклятой пустыни.

Но в ответ только ветер завывал над барханами, которые с закатом солнца приобретали ярко-оранжевый оттенок.

Алексей аккуратно опустил на землю тело матери, встал и с какой-то сумасшедшей целенаправленностью потащил бездыханное тело матери. Он шёл, примерно прикидывая, где может быть север, ориентируясь на то, что солнце садится на западе, и, следовательно, оно должно быть слева от него.

Ближе к середине ночи поднялся ветер настолько сильный, что едва не сбивал с ног. Алексей открыл бутылку и за один раз выпил всю оставшуюся в ней воду, которая никогда прежде не казалась ему столь вкусной. Но послевкусие от выпитой бутылки воды было испорчено очень острой болью в области живота. Очевидно, организм был не готов к такому объему воды после длительного процесса обезвоживания. Алексей шёл навстречу ветру, закрыв глаза, ведь ураганный ветер поднимал песок и, помимо того, что сильно бил по открытым частям тела, не позволял ничего рассмотреть. Пройдя так ещё не меньше четырёх часов, Алексей понял, что теряет сознание. Головная боль, казалось, разрушает его мозг изнутри. Обессилив, он упал на колени, и его стошнило, но так как в желудке ничего не было, вышла только желчь, оставив во рту противный горький вкус. Алексей на четвереньках из последних сил дополз до тела матери и, обняв её уже остывшее тело, потерял сознание.

Вот он идет совсем маленький со своими родителями и бабушкой на субботнюю службу во Владимирский собор. Они всегда ходили одной дорогой по улице Достоевского, затем сворачивали на Кузнечный переулок. Алексей любил ходить на службу, потому что тогда вся его семья была в сборе. Он замечал, что отец не очень одобряет эти субботние службы, но понимая, как это важно для его жены, не отказывался от таких походов. Так вот Алексей идёт, держа за руки родителей, но не может понять, что происходит: они же умерли… Посчитав эти мысли страшным сном, он с облегчением продолжает идти рядом со своими живыми родителями, которые при этом смеются и шутят. Но через несколько мгновений, повернув с Кузнечного переулка к Храму, родители вдруг резко становятся очень серьезными. Они больше не смеются и не улыбаются, а обвинительно смотрят на Алексея глазами полными слёз и печали. Маленький Алексей смотрит по очереди то на отца, то на мать, не понимая, почему ему стало так страшно и холодно, и в чём он виноват. Когда мальчик повернул голову в сторону Владимирского храма, то был ошарашен увиденным: церкви больше не существовало, на её месте были только остатки разрушенного здания и какие-то обожжённые доски вперемешку с разрушенными стенами. Мальчик испуганно поднял голову к родителям, но с ними стало происходить что-то страшное: они прямо на глазах начали рассыпаться, как будто состоят из песка. После того, как они полностью рассыпались, в маленьких ладошках мальчика, которыми он только что держал родителей за руки, остался лишь песок.

Глава 3

Песчаная буря, бушевавшая почти по всей территории пустыни, внесла свои корректировки в жизни местных жителей и гостей пустыни.

– Абделькарим, выпускай сокола, и мы поедем прямо за ним, – сказал Салим, после чего закрыл окно, и его Ниссан Патруль рванул с места следом за взмывшей в небо птицей. Абделькарим без особой спешки снял с руки массивную перчатку, которую надевал для удержания сокола, затем сел в свой автомобиль и направился вслед за своим другом.

– Буря прошла, и к этому времени обитатели пустыни должны были выйти из своих убежищ, так как проголодались; твоему соколу будет несложно найти себе добычу, – послышался голос Салима из рации, закрепленной на панели внедорожника Абделькарима.