Прямо на восток

Я обнаглел и снова сказал:

– Смотри на дорогу!

С видимой неохотой водила показал мне свой затылок.

В машине повисла тяжёлая и долгая семисекундная тишина, разбавленная чьей-то национальной музыкой. Всё-таки бурятской. Я так думаю.

Но, как оказалось, молчание водителя связано не с моим замечанием. Он просто вспоминал, на каком месте его рассказа его перебили. А когда вспомнил, то всё началось сначала.

Через несколько минут ухабистой езды водитель попробовал нас порадовать.

– Ещё метров триста и будет поворот на Ващановку. От него по указателю семь километров. Но я уже несколько раз перемерял, нету тама семи километров. Тама шесть двести. По спидометру. Я сто раз засекал по спидометру – ровно шесть двести, а на указателе семь. Куда девалось восемьсот метров, а? Может Ващановка переехала ближе к указателю? Ха-ха! Ничего подобного! Тама нету строительства, понятно? Я имею в виду, что кто-то что-то и строит, но только внутре. А за городской чертой строить не можна. Значит, Ващановка не разрастается. Тогда где восемь соток метров? Вон он указатель, сейчас сами ув… ты откуда тута?!

Я не могу точно сказать, что именно произошло. От надоевшего тарахтения водителя начинал ныть затылок. Чтобы найти себе хоть что-то отвлекающее от нудной поездки, я старательно всматривался в окно, повернувшись к дверце практически всем телом. Когда прозвучал вопрос о том, откуда взялся этот «ты», я попробовал посмотреть в ветровое стекло. Единственное, что я увидел, была какая-то машина с большими колёсами и включёнными маленькими фарами. Она в долю секунды увеличилась в размерах настолько, что, глядя с моего места через ветровое стекло, кабины этой машины видно не было.

Я попробовал вжаться спиной в сидение и упереться ногами в пол, но при таком маленьком зазоре между передним и задним посадочным местом, это было просто невозможно. Я успел только поцарапать пальцами по обшивке дверцы в том месте, где должна быть ручка. Та, которая предусмотрена конструкторами. Но её не было. Наверное, от старости отпала. Искать другой предмет, за который можно было бы ухватиться, уже не было времени. Времени хватило только на удар со стороны водителя. Крыша «Жигулей» старательно вмялась по всей длине контакта, разрезая голову водителя. Кровь, скрежет, ещё один удар, движение в бок и свободное падение с вращением. Я был готов назвать этот полёт «двойной тулуп», только в горизонтальной плоскости. Затем был чувствительный удар о землю и ещё перевороты. Сколько их было – не помню, но не меньше одного. Остановилась на крыше. Как в детстве снова приятно запахло бензином. Только сильнее.

Радио продолжало работать, водитель не разговаривал. Я не смог определить после нескольких переворотов своё пространственное положение. Но было очень неудобно и больно в спине. Пошевелив руками, я нащупал куртку и, перевернувшись, как мне показалось на ноги, я обмотал ей руку и выдавил остатки стекла в дверце с моей стороны. Радовало одно – я ещё соображал и мог двигаться. Пока.

Кое-как удалось вылезти через окно и отползти на пару метров от машины. Сначала надо проверить себя на предмет переломов и ушибов, а потом попробовать вытащить из машины тех, кто там остался.

Встать на четвереньки у меня всё же получилось. По очереди выдвигая ноги вперёд, я поднял зад повыше и, уперевшись руками в колени, приподнялся, держа торс параллельно земле. Спина заболела сильнее, но оставаться в позе, имитирующей букву «Г» я долго тоже не мог. Не отпуская рук, я начал принимать вертикальное положение. Куртку из рук я на всякий случай не выпускал.

Вроде бы выровнявшись, правда со стоном и кряхтением, я покрутил головой, проверяя надёжность сцепки её с остальным телом. При повороте головы вправо раздался хруст в шее, и появились яркие точки на особенно тёмном фоне. Когда они пропали, и зрение занялось своим привычным делом, я увидел дорогу, по которой мы ехали и тёмный массив леса, довольно близко подступивший к дорожному полотну. Машин на дороге не было.

Теперь надо приступать к вращению влево. Попытка удалась, но уже без хруста и фейерверков. Мигающие фары перевёрнутой машины выхватили из темноты дорожный знак «Ващановка 7 км». Хорошо, что мы ехали в правильном направлении.

Раз я остался цел, во что очень хотелось верить, то можно было разворачиваться и постараться вытащить из машины моих попутчиков. Но не успел. Что-то сильное и жаркое ударило меня в спину. Звук появился немного позже. Как раз тогда, когда я после удара и небольшого полёта с силой врезался в ствол какого-то дерева. Ударился плашмя всем телом и головой. Последнее, что я успел подумать, что мне повезло и очень. На дереве не было сучьев, на которые я мог бы нанизаться.

Глава 2

Олег Ярков (http://www.proza.ru/avtor/yarkoffoleg)

Лежать мне было тепло. Постепенно просыпаясь, в тело чувствительно втискивалась боль. Хотелось повернуться, чтобы из-за неудобной позы она прошла. Я на это сильно рассчитывал. Однако, попытка повернуться, вызывала новые уколы неприятных ощущений где-то в районе рёбер. Что же мне такое снилось, что я умудрился до боли отлежать всё тело? Можно попробовать вспомнить прошедший сон, но логика не срабатывала. Не получалось восстановить в памяти те минуты, когда я ложился в постель. А и правда, когда я совершал обряд отхода ко сну? Ну-ка, ну-ка, давай по порядку. Итак. Я стоял на станции под… Ельней. Стоп. Ельня – это не то… под Ельней во время войны было большое танковое сражение, а я был у… не помню. Название начинается на «Е». По-моему. Ладно, потом вспомню. Что дальше? Дальше появились «Жигули», остановились немного впереди, и водитель запросил семьсот рублей за доставку до…. Марку машины помню, а название городов пропало из памяти. Я же ехал в… здорово! Теперь меня можно использовать, как деталь для машины. Для экстренного торможения. Немного стукнуть и торможение насмерть! Я же помню, что ехал я туда, до куда оставалось семь километров. На дорожном указателе было написано: « 7 км до…» нет, не так. Цифры стояли не на первом месте. Сначала было написано слово «Ващановка». Именно! Ехал я в Ващановку и ехал из Еланцев! Я же помню, что начинается на «Е»! Так что, дорогой автопром, ищи себе другие тормоза, я – пас. И что было дальше? Я рассчитался, сел в машину на заднее сидение и мы поехали. Водитель много болтал, радио пело бурятскую музыку и мы перевернулись. Так это я в аварию попал! Точно-точно! Сначала были видны большие колёса какого-то грузовика, потом толчок и удар, потом мы слетели в кювет и перевернулись. Я вылез из машины и… и спать не ложился. Тогда где я?

Мне показалось, что я услышал хруст разрываемых ресниц – это я пытался открыть слипшиеся и закисшие веки.

К свету я привыкал постепенно. Едва прорвав дыру между веками одного глаза, серо-мутное пятно сразу же приклеилось к зрачку. С пятой попытки мне удалось расширить глазную амбразуру и определить, что это пятно является окном. А откуда в лесу окна? Я же оставался около машины… не мог же утащить меня медведь в свою берлогу с окнами?

Концентрация моего внимания сильно опережала сконцентрированность моего же зрения. Второй глаз проигнорировал команду «Открыть кингстоны». Нет, кингстоны это не в голове, это, вроде, на корабле. Хотя прямо сейчас не важно, где и у кого кингстоны и что они вообще такое, важно то, что первую часть команды глаз нагло не выполнил.

Поднять руку и помочь пальцами глазу что-то мешало. Кое-как приподняв голову и ощупав себя единственным работающим глазом, я определил, что мешает мне поднять руку обычное одеяло, заботливо подсунутое под меня. Это, выходит, я в больнице?

– Виктор Макарыч! Виктор Макарыч! Вот старый хрыч. Макарыч! Аварийный пришёл в себя.

Голова моя кое-как осилила крен в левую сторону. Женский голос, звучавший сверху и громко, принадлежал женщине в белом халате и с большим… кормовым отсеком. Так будет правильно назвать то, что я увидел практически на уровне моих глаз. Переползая взглядом от этого отсека вверх по спине и до самой до макушки с серо-коричневыми волосами, я окончательно убедился, что таки да, я в больнице и передо мной настоящая медсестра. Следом за пониманием моего местоположения массированно навалился больничный аромат.

В палате началось оживление. Скрип двери, шарканье подошвами тапочек без задников по линолеуму, звук передвигаемого стула и два вздоха. Первый издал садящийся на стул человек, а второй – собственно стул.

– Александра, не стоит впредь так громко проявлять свою радость. Давайте сюда тёплую воду и бинт. Спасибо, дальше я сам. Ступайте в манипуляционную. Там, на календаре, записан телефонный номер. Позвоните по нему и скажите, что пациент пришёл в себя.

– Виктор Макарыч, милиция через дорогу. Чего я буду ходить по отделению? Там возьми номер, иди в другой край звонить…. Никогда так не делали. Чего теперь-то выпендриваться?

– Александра! Когда вы к порядку привыкнете? Господи, делайте, как хотите.

Тяжёлой поступью неизбежного грядущего, Александра последовала в сторону входных, а в её случае выходных, дверей, оставив их открытыми.

– Ну-с, молодой человек, с возвращением! Сейчас я попробую вас умыть.

Влажная марля сняла пелену с одного глаза и открыла второй. Передо мной проявился пожилой врач, судя по фонендоскопу на шее и голосу, которым этот человек отдавал распоряжения Александре.

Такая же марлевая влажность немного оживила мои губы. Теперь я мог открыть рот и попробовать издать хоть какой-нибудь звук.

– Как чувствуете себя? Говорить можете? Если испытываете затруднения, то можете молчать.

Виктор Макарович начал снимать с меня одеяло, но замер, услышав грохот голоса Александры.

– Вовка! Вовка!

– Господи! – Виктор Макарович оставил в покое одеяло и, сокрушённо покачивая головой, прикрыл глаза.

– Вовка! Чего так долго ходишь? Передай племяннику, что аварийный очухался. Понял? И порезвее ходи!

Через несколько секунд тишины мы снова услышали Александру.

– Это он для тебя начальник. Ходи быстрее!

Пожилой доктор не двигался до тех пор, пока не затихли шаги Александры у моей кровати.

– Александра, ты через окно кричала?

– Да. Через окно. И уже вернулась. А иначе я бы только шла в манипуляционную. Через окно быстрее. А что? Что-то не так?

– Я устал об этом постоянно говорить. Помогите, лучше, снять одеяло с пациента.

К моему удивлению, сковывавшее меня полотнище с инвентарным номером, аккуратно переместилось с меня на спинку кровати.

Виктор Макарович послушал меня, посчитал пульс, прошёлся пальцами по костям и суставам и посмотрел мой язык.

– Где-то вы даже везунчик, доложу я вам. Одна гематома на щеке, три на рёбрах и шрам на предплечье. Царапины не в счёт. Я не удивлюсь, если у вас и сотрясения нет. Ваша матушка не говорила вам, что вы в рубашке….

– Здравия желаю!

– Ещё один…, – особенно тихо проговорил врач. Смирившись с таким неуважением к проводимым врачом процедурам, Виктор Макарович обратился ко мне. – Вы сможете сесть?

Не рывком, конечно, но и без посторонней помощи я согнулся до положения «сидя». Десятка полтора беспризорных светлячков радостно окружили меня, постепенно уменьшаясь числом и яркостью свечения. Когда последний из них улетучился, я, наконец-то, поднял руку и с удовольствием потёр глаза. Проведя дальнейшее ощупывание лица, я наткнулся на боль в увеличенной правой щеке.

– Каковы ощущения?