– Само собой.
– Сейчас счета наших людей в Interactive Brokers и Lek Securities заморожены. Речь идет о 25 миллионах. Конечно, они сами идиоты, мальтийский офис проводил нелегальные операции двух юнитов по одним и тем же активам в одно и то же время с одного и того же IP адреса.
– Шедеврально.
– Да. А теперь о важном: я начинаю разворачивать Election 2016, потихоньку собираю людей. Ты нужна мне, чтобы развить коммуникационную сетку. Люди будут из разных стран, с разными языками, ты должна подумать и разработать единую систему коммуникации, что-то вроде единого языка для этой операции.
– Чен, я работаю на российское правительство. Мой брат убьёт меня, если узнает, что я ввязалась в нечто подобное.
– Тебе придётся уйти.
– В смысле уйти? Откуда уйти? Я не могу уйти с работы.
– Это не предложение. Тебе придётся уйти, – Чен сделал акцент на слове «придётся», – у меня есть доступ в вашу ведомственную систему документооборота. Если ты не уйдешь до конца года, неприятности будут и у тебя, и у твоего министра, и у заместителя председателя правительства, вас курирующего.
Я сжала в руках салфетку, в горле встал ком.
– Чен… Это нечестно…
– Ты нужна мне, – он взял меня за руку, – Прости столь грубые методы, но я действую в режиме жестких дедлайнов и не могу себе позволить отвлекаться на лирику.
– Моя жизнь, моя карьера, мои отношения с братом, – это лирика?
– Ты поймешь меня со временем, а пока просто поверь, что игра стоит свеч.
Мы доехали до Большой Якиманки, где я высадила Чена, в этом здании когда-то располагался первый предвыборный штаб Путина, а сейчас нашел место Всероссийский Совет по Международным делам. Здесь мы встречались с Александром, с которым познакомились в Минске, с рядом людей из Министерства иностранных дел и один раз с самим Мистером Ви.
В июле мы выложили расследование по MH-17 на Bellingcat, а в августе полетели с Димой в Амстердам на концерт Джеймса Блейка. Он снял чудесные апарты рядом с Вигенбос-парком. Стояла страшная жара. Мы исходили город вдоль и поперёк, накупили кучу пластинок и, конечно, поругались перед концертом.
В октябре нам предстояла поездка в Монпелье на концерт Archive. Я, Чипс, Дима и Джуниор. Мы взяли билеты до Барселоны, оттуда через Монпелье планировали проехаться по Провансу. Впрочем, почти так всё и было, за небольшим исключением…
В сентябре Дима устроил бенефис. Он всегда был склонен к Драме: бросить мою племянницу на похоронах Мозеса, месяцами не разговаривать с сестрой из-за какого-нибудь пустяка, раздутого до вселенских масштабов, теперь под колёса его Драма-машины занесло меня.
21 сентября, в день годовщины смерти Мозеса, мы собрались вместе у Чипса дома. Джуниор, Дима, родители Мозеса, практически все друзья. Дима к тому моменту нашел себе девушку, но пришел без нее. Ему не понравилось, как я приняла ее на даче, так что он не спешил вводить новую пассию в общий круг знакомых. Дима пробыл на поминках минут сорок и попросил проводить его до машины:
– Никакого Прованса не будет. Я потратил на тебя год своей жизни, а ты отплатила такой неблагодарностью. Я знал, что наши отношения испортятся, если у меня появится девушка, но рассчитывал на твое понимание. Иногда хочется, чтобы кто-то другой тебе подрочил!
Я ничего не отвечала. У меня лились слезы. Я понимала, что теряю очень близкого человека, который знает меня глубже родных, и вот он на глазах становится чужим, оттачивая на мне мастерство наносить раны жестокими фразами. Я много чего еще услышала в свой адрес там, у машины, и долго не могла успокоиться, вернувшись.
Стресс сказался на здоровье – я перестала есть и стала резко терять вес. Той осенью я скинула почти 30 килограммов.
Дима трактовал это по-своему. Оставшись на связи со всеми нашими друзьями, он стал убеждать их в том, что я села на героин. Мне пришлось рассказывать родному брату (до него он тоже дозвонился), что на героин не садятся «схуднуть», я же вполне дееспособна и уж точно не выгляжу, как героиновая наркоманка.
В Прованс мы все же поехали. С Чипсом и Джуниором. Едва отъехав от Барселоны, заблудились и забрели на блошиный рынок. Я никогда не считаю такие совпадения случайными. Имея на кармане всего сотню, зная, что у Чипса, если что, есть еще три, я зависла над ней – инкрустированная старинная шарманка из черного дерева, Швейцария, 8 мелодий, весь механизм в идеальном состоянии, каждый крохотный язычок. 1200 евро.
Пока Чипс и Джуниор осматривали прочий ассортимент, я сторговалась на 900 евро. При этом договорилась сотку отдать сейчас, а остальное перевести в течение месяца. Шарманка пока будет у них, но осенью мой человек приедет и заберет ее.
После концерта я сказала Чипсу, что хочу прогуляться, и встретилась с Ченом, приехавшим по этому случаю в Монпелье.
– Ты приняла решение?
– Да. Ищу нужный момент озвучить. Написала уже черновиков 15 старшему. Он будет очень зол.
– Извини, что поставил тебя в такое положение. Но рано или поздно нам всем приходится выбирать между семьёй и тем, чем мы занимаемся.
– А чем мы занимаемся, Чен?
– Делаем историю. Ты молодец, это правильный выбор. Пусть всё пройдёт легко. Когда прилетишь, я скину тебе билеты в Дюссельдорф, я хочу, чтобы ты встретилась с ректором одного из ВУЗов, пора потихоньку вводить тебя в социум. Я дам тебе его электронный адрес, спишешься, договоришься о встрече. Он передаст тебе следующий конверт с ключами.
PRAESIDIUM LIBERTATIS
В Дюссельдорф я прилетела 12 ноября. Добралась на арендованной машине в Кёльн, где проходила образовательная выставка. Доктор Кохнер, профессор университета на границе Германии и Голландии, был готов к нашей встрече. Со стенда учебного заведения мы пошли в кафе:
– Чен рассказывал о Вас столько невероятного, что в какой-то момент я подумал, что Вы плод его воображения!
– Вот я, вполне реальная.
– Это правда, что вы знаете китайский?
– Знала, и хотела бы восстановить.
– Вы сможете сопровождать меня сегодня на ужине после официальной части выставки?
– Увы, не смогу, у меня важная встреча.
– Насколько я знаю, вы собираетесь учиться в Европе. Я приглашаю Вас на закрытый ужин, где Вы сможете познакомиться с ректорами ведущих европейских ВУЗов и Вы отказываетесь по причине другой важной встречи?
– Да, это так. Сегодня вечером я должна сначала посетить очень важного для меня человека в Эссене, а после этого быть в Париже.
– Что ж, тогда это Вам, – он протянул мне запечатанный конверт, – Надеюсь там ничего противозаконного. Очень жаль, что на этом наша встреча закончится, искренне надеюсь, что придётся еще не раз Вас увидеть.
Из Кёльна я поехала в Эссен к Наталье, медсестре, которая ухаживала за Мозесом, когда мы лечились в Германии. А вечером должна была встретиться в Париже с Наумовой, от Эссена до Парижа всего несколько сотен километров, а мы давно не виделись.
Засидевшись у Натальи, я выехала из Эссена позже запланированного. В пути у меня сел заряд на айпаде, служившем навигатором, я заблудилась и вынуждена была тормознуть в отеле где-то в бельгийской глубинке.
Подключившись к местному вайфаю, я стала писать Ксюше, что встречу придется перенести на завтра.
– Ты что, не в курсе? В Париже произошел теракт. Границы закрыты, разворачивайся.
Посыпались сообщения, недоступные, пока я была оффлайн. Писал профессор Кохнер: «Олеся, с Вами всё в порядке? Вы упоминали встречу в Париже! Пожалуйста, дайте знать, что всё хорошо, в любое удобное время».
– Всё хорошо, я не доехала до Франции, ночую в отеле в Бельгии. Кохнер тут же перезвонил:
– Слава Богу, я так ждал Вашего звонка! Эти взрывы здорово всех нас напугали. Как так получилось, что вы не добрались до места?
– Зарядка на навигаторе села, я заблудилась.
– Бог хранит Вас.