– А теперь ты просишь прощения, и я прощаю тебя, только… – Я расправляю листок. – Смотри, какая я стала.
Как бы я ни старалась выпрямить листок, видно, что он был сильно смят: весь в морщинках, которые никуда уже не денутся, хоть утюгом гладь.
Смятая душа.
Еще с гвоздями наглядно работает. Можно взять дощечку – и вбивать в нее гвоздь каждый раз, когда вас обидели. А каждый раз, когда извинились, – доставать гвоздь плоскогубцами. Можно извиниться за каждую обиду и достать все гвозди, но дощечка в итоге будет похожа на дуршлаг. Дырявая вся.
Дощечка – метафора души.
Обижая других, мы дырявим им душу. И, даже простив, они будут идти по жизни, «насвистывая дырочкой в правом боку».
Рассказала это психологу. Финалю фразой:
– Невозможно все время искать оправдания этому Ч. Ведь разочарования накапливаются внутри, накапливаются. В какой-то момент чаша моего терпения перегревается – и взрыв.
– А зачем этого ждать? – спросила психолог.
– Чего? – не поняла я.
– Ну этого… психологического перитонита. Зачем копить, копить, копить в себе гнев, а потом взрываться. Почему нельзя сразу сказать?
– Ну-у-у… – Я задумалась, не зная ответа.
– Почему свободу говорить о своих чувствах ты получаешь только после прохождения определенной точки боли? Что это за индульгенция такая на право говорить то, что думаешь, – накопленная боль?
– Пока могу терпеть, я терплю. Знаешь, такой есть мем смешной. Мол, давайте несите новые матерные слова, этих уже не хватает, чтобы передать, что я чувствую. Ха-ха-ха. Вот у меня очень четкая эта точка кипения – когда слов уже не хватает.
– Зачем? Терпеть – это что для тебя?
– Наверное, это принимать то, что не нравится, и молчать, убеждая себя, что так будет лучше.
– Кому лучше?
– Ну… Я никого не обижу, ни с кем не испорчу отношений… Всем лучше.
– А как насчет отношений с самой собой? Ты, как в фильме про похищения, затыкаешь жертве рукой рот и волочешь в подвал. А она мычит, сопротивляется, но без толку. В этой миниатюре ты играешь обе роли. Принудительно молчишь и похищаешь сама у себя свободу. Зачем?
– Не знаю. Будто до права говорить нужно еще пройти испытания…
– То есть быть собой ты себе разрешаешь, только когда у тебя отягчающие обстоятельства?
– Да. В точку. Типа, «я натерпелась – и вот сейчас точно имею право топнуть ножкой».
– Оль, но ты имеешь на это право не из-за чего-то, а просто потому, что ты – это ты. Это право с тобой изначально. На точке входа в терпение.
– Наверное. Но я себя в этой фразе пока не вижу. Я всегда, всю жизнь, боюсь обидеть, испортить, сделать больно. Молчу, коплю боль. Жду, пока душа будет смята и продырявлена максимально. И только потом…
– То есть молчишь и копишь боль – это ты так зарабатываешь свое право на свободу быть собой и на революционное решение выстроить границы? То самое право, которое есть у каждого априори, как бы бесплатно, а ты его зарабатываешь, зарабатываешь, зарабатываешь…
– Да.
– Что ты чувствуешь сейчас, Оль?
– Странное чувство, похожее на… досаду. Как будто я купила шоколадку, а всем остальным ее выдали бесплатно.
– Тебе тоже выдали, Оль.
– Да. Но я не знала, что ее можно. Я ее вон как выцарапываю…
– Шоколадка – это что, Оль? Хочу убедиться, что мы про одно…
– Это свобода быть собой. Каждый день, в любой ситуации. И право чувствовать то, что я чувствую…
– Где здесь ты, Оль?
– Нигде. Вся эта сессия будто не про меня. Будто прокачиваю другого человека.
– Но я говорю с тобой, Оль. Это ты.
– Да? Не уверена.
– Фокус внимания на тебя. На Олю, которая имеет право говорить о себе, о своих чувствах, не тогда, когда перитонит, а когда заболело… Не прятать свои чувства от себя же, не загонять их в стойло выдержки, а выпустить пастись на свободе… Нашла себя?
– Представляю сейчас себя пастухом, а рядом барашки. Бе-е-е-е.
– С чем уходишь, Оль? – улыбается психолог.
– Ухожу? Кажется, я ухожу с лицом, перепачканным шоколадом.
Открытый лифт
Однажды я написала текст про девушку с муковисцидозом. Это такое заболевание органов дыхания.
Вылечить его нельзя – можно дождаться, когда оно начнет прогрессировать, и пересадить пациенту новые легкие.
Звучит как-то… слишком легко и беспечно.
На самом деле трансплантация легких – это сложнейшая операция, которая для людей с муковисцидозом является единственным возможным, хоть и радикальным, методом лечения.
Та девушка как раз ждала операцию. Она была очень красивая, и даже канюля, которая из носа вела через катетер к кислородному концентратору, ее не портила.
Кислородный концентратор – это такой громоздкий прибор, высотой по колено, на колесиках. Девушка привязана к нему в прямом смысле – отходит лишь на длину катетера. Он дает ей кислород, без которого она может задохнуться.
И вот однажды она пошла в поликлинику на какой-то плановый осмотр. Ей нужен был кабинет на третьем этаже. По лестнице подняться нереально, это весь день нужен, поэтому лифт.
Она рассказывает, как идет по коридору к лифту, за собой концентратор везет. Идет медленно, потому что человеку, у которого практически нет легких, сложно ускоряться.
Она подходит к лифту, а в нем стоит женщина. И изо всех сил жмет на кнопку.