– Подумай. В моем титане всегда найдется мягкая дверь.
– Для близких родственников?
– Для тех, кто умеет признавать свои ошибки…
На той госпитализации я напутала со сроками действия одного документа. Но нас все равно пустили. Наверное, в любом титане есть мягкая дверь.
Сорняк
У нас образовалось два родительских чатика: с воспитателем и без.
Это было удобно: тот, что с воспитателем, – сухой и информационный, тот, что без, – бурлящий, активный.
Во втором образовался особо активный папа. Оставим этого героя без имени – просто папа.
Он был… ну слишком уж экспертным во всем, про таких говорят «в каждой бочке затычка». Его реально было много: утром просыпаешься, а в чате уже сотня сообщений, причем папа этот солирует практически единолично. Чатик имени папы.
Меня он стал подбешивать. Плодит и плодит бесполезные сообщения. Чего стоило его предложение прокрасться в сад под видом комиссии, чтобы посмотреть, чем кормят детей. Или посмотреть, как отреагирует воспитатель на предложение подарить ей деньги, типа, провокация, и так далее.
Но что тут сделаешь? Наши дети – одногруппники. Куда от него деться, от этого папы?
Встречались в реальной жизни с другими родителями из чатика, разговор непременно съезжал на него и велся в ключе «как же он всех достал».
Мы ему много раз в лоб писали, мол, уважаемый, хватит спамить, высасывать проблемы из пальца и вообще отвлекать занятых людей на ерунду. Но он отвечал на каждое сообщение десятком новых и был уверен, что все, кто не состоит в активной переписке в родительском чатике, – это, конечно, плохие родители.
ЧЕЛОВЕКУ НЕ В ЗАПРОСЕ НЕВОЗМОЖНО ЧТО-ЛИБО ОБЪЯСНИТЬ: ОН НЕ ХОЧЕТ НИЧЕГО СЛЫШАТЬ, ПОТОМУ ЧТО ЕМУ ВЫГОДНО В ЭТОМ МЕСТЕ БЫТЬ «ГЛУХИМ».
Мы промучались месяц и создали еще один чат – без этого папы. Это выглядело как решение. Однажды утром я проснулась – и просто обнаружила себя в новом чате. А тот, старый, был заполнен теперь сообщениями надоедливого папы, только все они были без ответа.
Шло время. Все садовские вопросы мы дружно и быстро решали в новом чате, он был идеален – слов мало, дел много. Но тот, старый, с папой, все еще жил, потому что неутомимый папа продолжал писать и писать, а также недоумевать, почему ему никто не отвечает или отвечает что-то вроде «ок» или «как хотите».
«Когда же он уже догадается? Или устанет один писать в тот чат? – недоумевала я. – Какой же он непонятливый все-таки, этот папа! Ужас!»
Время шло. Любое новое сообщение в том старом чате от папы меня вдруг стало напрягать.
Я не понимала почему, но мне было его очень… жалко. Ну так, по-человечески. Хотя он был мне совсем несимпатичен как собеседник, тот факт, что мы дружно игнорим его в этом чате, был для меня травмирующим. Жестоко это как-то вышло, хотя изначально правда казалось отличным выходом: а как еще избавиться от него?
Примерно в это же время я давала интервью про детей для одного интернет-журнала о воспитании. Журналист спросил:
– Сталкивались ли ваши дети с травлей в школе или саду? С буллингом?
Я решительно помотала головой, ответила, что нет. Я бы знала, если бы сталкивались: мы с детьми очень дружны.
– А вы лично в детстве? Сталкивались? – спросил журналист.
Я так же решительно помахала головой: нет. Не было ничего такого. Меня никто не обзывал, бойкотов не объявлял, в угол не загонял, «чучело» мне не кричал. Не сталкивалась я с травлей.
Хотя я и была, мягко говоря… непрестижная девочка. Я была плохо (беднее всех) одета, немодная такая, в штанах с пришитой бахромой от скатерти, бабусина и дедусина внучка, без родителей, в штопаном-перештопаном пальто.
Но нет, не травили. Просто… ну, не жаловали, не стремились общаться, не тянулись дружить, забывали позвать с собой, шушукались за спиной, смотрели как бы за меня, сквозь меня, поверх меня, но нет, не травили. Открыто, в лицо, не обижали, нет.
А после интервью я шла на сессию к психологу. Мы тогда проживали кризис в отношениях с мужем, мне хотелось поговорить об этом, я готовилась, старалась, собрала букетик болючих фактов, хотела на сессии это как-то систематизировать и превратить в гербарий.
Но, сев в кресло, я почему-то сразу после приветствия рассказала психологу про того папу. Совершенно неожиданно для меня оказалось, что тот папа волнует меня даже больше, чем проблемы в семье. Вот это новости!
– Мы взяли и вынесли его из чата. Сначала мне казалось, что это отличная идея, а теперь… Он там живет в этом чате, будто один. И это так неловко, стыдно. Мы взрослые люди, а ведем себя как дети. Мне даже страшно.
– Страшно?
– А вдруг он узнает? Узнает, что все это время два десятка людей будто потешались над ним…
– А вы потешались?
– Нет, конечно. Но выходит-то, что так… Я вообще не понимаю, почему меня так выкосила эта ситуация. Этот папа мне не друг, даже наоборот, он такой, знаете, неприятный, мне с ним не по пути…
– Тебе проще проживать это, демонизируя его? То есть если он плохой, то с ним так можно?
– Нет, конечно. Я хочу сказать, что, если бы он был другим, этого всего не случилось бы. А так… Прям тяжело. Помните, в фильме «Девчата» главная героиня зацепилась за крюк и не могла двигаться. И кричала: «Пусти! Пусти!» А ее никто не держал. Вот я себя так ощущаю. Будто эта проблема меня держит, хотя с чего это вдруг проблема? Кто он мне, этот папа? Да никто. Но при этом он даже в мои сны заглядывает…
– Оля, я понимаю, – говорит психолог. – Это и правда очень тяжело – быть вынужденным участником травли.
– Травли? Какой травли?
– Травли игнором.
– Разве это травля?
– А что же, Оль? Это самая настоящая травля. Много людей договорились как бы вынести за скобки одного неугодного человека. И сделали это. Теперь они все молчат и смотрят, как он там, один, справляется. И неважно тут, какой он, важно, какая ты. Как ты с этим живешь, почему об это спотыкаешься?
Я СИДЕЛА, ПОТРЯСЕННАЯ. ТРАВЛЯ… ТАК ВОТ ОНА КАКАЯ БЫВАЕТ… КОГДА ВЗЯЛИ И ВСЕ ВМЕСТЕ ТИХО УБРАЛИ НЕУДОБНОГО. А ВДРУГ В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ НЕУДОБНОЙ ОКАЖУСЬ Я?
А вдруг я уже такая? И где-то существует чатик без меня?
Погодите… Вот та девочка в школе в самых немодных в мире штанах с пришитой бахромой от скатерти, чтобы ноги казались длиннее… Вот она…
Узнаешь себя, девочка? В этом папе узнаешь? В этой ситуации?
Оказывается, в моем школьном классе был как бы отдельный чатик. Без меня. Незримый, неочевидный, но он был, и я ощущала себя будто за прозрачной стеной. Мне было неуютно в классе, я пряталась в книги – там было гораздо спокойнее.
Я не знала, что травля бывает такой… нежной и как будто незаметной.
Вот почему так триггернул меня этот папа. Жизнь кинула в меня бумерангом. Ох, больно-то как! В самую макушечку.
Мне кажется, если я сейчас что-то правильное сделаю, то как бы вернусь в прошлое и спасу ту маленькую Олечку, которая живет в эпицентре незаметной травли. Прямо достану ее оттуда, подарю самые модные джинсы и кивну на раздевалку: «Иди переоденься…»
Если в вашем детстве не было велосипеда, а сейчас у вас есть «Бентли», в вашем детстве все так же не было велосипеда… Это моя любимая фраза.
Мне кажется, что если я сейчас спасу этого папу, то на самом деле спасу себя там, в прошлом. Хотя, конечно, нет. Это не так. Той Олечке в прошлом уже не помочь. Нельзя вернуться туда, назад, и перепрожить определенный участок жизни иначе. В мире, гармонии и джинсе.