Эмма помрачнела, понимая, что поднятой темы не избежать.
– Боюсь, что нет, – грустно ответила она. – Я надеялась пробудить в нем совесть, оставшись наедине.
– А пробудила страсть, – зыркнула на нее Бригитта.
– Это произошло по моей вине, – нехотя призналась Эмма, отведя взгляд. – Пару лет назад я готовилась к экзамену, училась снимать свои ментальные блоки. И так получилось, что кузен вошел на задний двор, где я тренировалась. С тех пор он не дает мне проходу. Что я только ни делала! Пыталась повлиять на него по-всякому! Но вот тот момент, когда я полностью раскрылась перед Свейном, стал для него чем-то вроде вспышки, отпечатавшейся в сознании.
– Да ты опасная женщина, Эмма Эжени, – произнесла Бригитта с легкой усмешкой.
– Я не хочу, чтобы ты думала обо мне плохо, Бригитта, – вздохнула Эмма. – Наверное, ты считаешь меня испорченной? Легкомысленной? Но клянусь, что не собиралась с ним целоваться.
– Я не считаю тебя испорченной, – мягко возразила Бригитта. – По тебе сразу понятно, что ты… что цветок твоей невинности все еще в вазе.
Эмма нахмурилась, переваривая метафору, но вскоре отмахнулась и с улыбкой попросила:
– Забудем о Свейне и его отвратительных манерах, прошу. Есть кое-что гораздо более интересное! Мы с тобой пойдем по магазинам!
– О нет… – простонала Бригитта. – Эмма, я не стану надевать ничего, кроме цветохрона. Я чту традиции. Ты не заставишь меня…
– Да-да, – отмахнулась она, пробуя суфле и морщась. – Но на тебе есть еще кое-что. И это… просто ужасно.
Бригитта нахмурилась.
– Да, я говорю как есть, – кивнула Эмма. – Я могла бы попытаться подобрать менее ранящие слова, но не хочу. Это ужасно, Бригитта!
– Да о чем ты?! – воскликнула она.
– Сегодня, когда ты так спешила, чтобы спасти мою честь… кстати, спасибо тебе за это! Полы твоего цветохрона, зацепившись за колючую ветку, на мгновение задрались, и я увидела…
Бригитта сглотнула.
– …твои панталоны, – горько произнесла Эмма. – Самый краешек, но мне хватило. Мало того, что они серые без единой рюши, так еще и доходят едва не до колен! Так нельзя!
– А мне удобно, – пробормотала Бригитта.
Эмма покачала головой.
– Нет, это не обсуждается, – сказала она. – Это станет первым шагом к пробуждению твоей женственности. В шелковом белье ты почувствуешь себя совсем по-другому, поверь.
Бригитта мрачно жевала котлету, глядя в прорезь цветохрона, и Эмма даже не могла представить, о чем та думает.
– Их же все равно никто не увидит, – произнесла леди Дракхайн. – На кой ляд мне другие панталоны, скажи? Я клянусь, что впредь буду осторожней в движениях…
– Не в этом дело, – отрезала Эмма. – Не важно – увидит их кто-то или нет. Важно, что ты сама будешь знать. Одно дело, когда на тебе панталоны до колен, и совсем другое – кружевные трусики. Ты будешь чувствовать себя более сексуальной, влекущей…
– Не буду, – упрямо заявила Бригитта.
– Только представь, – прошептала Эмма, склонившись к ней и игриво подвигав бровями. – У тебя под цветохроном будет маленький секрет…
Бригитта пристально на нее смотрела, и в ее карих глазах явно бурлили эмоции, но Эмма не могла понять, какие. Возможно, горянке все это непривычно и дико – кружевное белье, женские ухищрения, но Эмма твердо решила настоять на своем.
Она приметила улочку с магазинами еще на подъезде ко дворцу. Наверняка там кусачие цены, но леди Дракхайн сама говорила, что не нуждается. Найдет пару монет на новое белье…
– А еще…
Бригитта с тоской посмотрела на Эмму.
– Надо проверить, как хорошо ты танцуешь, – сказала та. – Но ты ешь, не спеши. Сделаем это после ужина.
Менталистка отодвинула от себя тарелку с непонятной зеленой массой, которую Вейрон не решился попробовать, и взяла креманку с мороженым. Смакуя каждую ложечку, она мурлыкала что-то себе под нос и выглядела очень довольной.
– Эмма, – произнес Вейрон, собравшись. Он решил больше не откладывать на потом сложный разговор. – Мне надо тебе кое-что сказать…
Сбился, сам себе поражаясь. Никогда еще ему не было так сложно говорить правду. Но в конце концов, она вроде умная девочка, должна понять. Он расскажет ей об операции, в самых общих чертах. Убедит держать все в секрете. Будет куда проще, если ему не придется притворяться женщиной перед ней.
– Говори, – кивнула Эмма. Она взяла из блюда с ягодами клубнику и, макнув ее в мороженое, положила в рот. Зажмурившись от удовольствия, облизнула губки, а после откинулась на спинку кресла и стала расстегивать пуговки на платье. – Ты можешь рассказать мне все. Любые секреты.
– Понятно, – кивнул Вейрон, наблюдая за ее манипуляциями.
Одна пуговка никак не поддавалась, но Эмме все же удалось ее расстегнуть. В вырезе платья показалась аппетитная ложбинка между двумя упругими холмиками.
– Мне сказали об отборе в последний момент, – проворчала Эмма, заметив взгляд Вейрона и расценив его по-своему. – И вот – единственное форменное платье, более-менее подходящее мне по размеру, оказалось тесным в груди. Ты наверняка меня понимаешь…
– Я? – переспросил Вейрон.
– Ну да, – подтвердила Эмма. – У тебя шикарные формы.
– Ах это…
– Тебя не смутит, если я буду ходить по нашим комнатам в таком виде? – спросила Эмма, немного виновато улыбнувшись.
– Ты можешь и вовсе раздеться, – предложил Вейрон с энтузиазмом.
– Это будет странно, – она вытянула шпильки, тряхнула головой, и мягкие каштановые волосы рассыпались по плечам. – Я буду голой, а ты – в цветохроне?
– Что тут такого? – с жаром возразил он. – Мы ведь с тобой теперь… почти сестры.
Эмма кивнула. Слегка оттянув ткань платья и сложив губки трубочкой, она подула в ложбинку между грудями.
Вейрон не сводил с менталистки взгляда. Как же она была притягательна в своей милой непосредственности!
– Фух, так гораздо лучше, – пробормотала Эмма с облегчением. – Знаешь, Бригитта, мы ведь с тобой очень похожи.
– Правда? – переспросил он, сглотнув.
– Мы обе вынуждены подчиняться правилам. Мы обе – жертвы обстоятельств, ограничивших наши возможности с рождения, – печально произнесла Эмма, подняв свои колдовские зеленые глаза на Вейрона, и он с трудом оторвал взгляд от ее декольте. – Я знаю, каково это – когда тебе не позволено быть самой собой. Моя семья до последнего пыталась отрицать существование во мне магии. Меня даже водили к ведуньям, которые обещали заблокировать мои способности. Не вышло.
– Слава всем светлым.