Маленькие миры. Сборник рассказов

– Я замечу, если ты исчезнешь. Ты мне тоже нравишься. Нравятся твои утренние экспромты. Время, когда ты врываешься сюда по утрам – самое светлое время суток для меня. Ты яркая. Теплая. Важная. Любая жизнь важна. Кто-то зажигает звезды, делает открытия, ведет за собой толпы. А кто-то служит катализатором. – он присаживается на высокий стул у стойки. – Катализаторы обычно остаются в тени. Но без них нужной реакции можно ждать годами. Может и не дождаться вовсе. – он замолкает ненадолго. – Мне и правда было вчера больно. Но я понял.

Он не уходит. Не продолжает свои опыты. Он сидит и смотрит, как я мою пробирки. Через час он мерит мою температуру и заносит ее в журнал. Идет к двери. Затем разворачивается и возвращается ко мне:

– Могу я приехать к концу твоей смены, чтобы отвезти тебя домой?

Мои глаза сами по себе увеличиваются:

– На мотоцикле?

Глаза смеются, в них играют бесята:

– Боишься?

– Нет. Предвкушаю.

Он качает головой, смеясь. И опять собирается уходить. Уже открывая дверь произносит:

– И мне понравилась та музыка, которую ты добавила. Именно такой я себе тебя и представлял.

И уходит. Я хихикаю. И сама себя одергиваю.

Мои глаза следят за часами из любой точки лаборатории. Взгляд притягивается сам, как магнитом. В голове крутится заманчивая мысль о том, что я – катализатор, не пустое место. Она вызывает улыбку. Остаются минуты до окончания. Мысленно я уже вне этих стен. Когда рабочее время истекает и я направляюсь к выходу, меня останавливают и просят домыть последнюю порцию посуды. Срочно. Это еще полчаса работы. Вздыхаю и возвращаюсь.

Через пятнадцать минут чувствую всеобщий паралич и безмолвие. Поворачиваюсь ровно в тот момент, когда в мойке рядом со мной включается вода. Он снова в рабочей форме. Глаза улыбаются над защитной маской.

– Так я быстрее тебя отсюда увезу. На мотоцикле.

Улыбка растекается по моему лицу.

Мы готовы идти. Нас провожают шокированные взгляды и перешептывания.

Едва я делаю шаг за дверь, что-то сбивает меня с ног. Я отлетаю к стене. Из моего носа течет кровь. Дальше все происходит рваными кадрами. Появляются трое мужчин в масках и с оружием. Всех, кто на этот момент есть в лаборатории, отбрасывают к стене рядом со мной.

– Мне нужны ваши последние разработки. Что-то новенькое и опасное. Где?

Оружие поочередно тычется в лица моих коллег. Один из них не выдерживает:

– Ребята, вы пересмотрели голливудских фильмов. У нас не засекреченная военная лаборатория со смертельным вирусом, который уничтожит человечество. Максимум, что мы можем вам предложить – это ветрянку, корь или скарлатину. Ну, или краснуху, на худой конец.

Двое начинают бить все вокруг, переворачивать столы. Один из них кричит:

– Ты говорил, что дело верное! Что это новый уровень и новые деньги!

– Не истери! Вытаскивай все из холодильников! Если бы все было так безопасно, они бы все не сидели здесь укутанными, как гусеницы в коконы.

– Это элементарные правила безопасности. Для любой лаборатории. – отзывается все тот же лаборант.

– Рот закрыл! – раздается хруст челюсти.

Откидываю голову на стену. Чувствую руку на своей руке. Сжимаю в ответ с благодарностью.

Из холодильной установки вылетают все те же двое:

– Там ни слова не понятно: только буквы и цифры на банках.

– Забирайте все. Потом разберемся.

Раздается вой сирен. Все молча переглядываются, пытаясь определить кто успел вызвать полицию. Здоровяк в маске, который, по всей видимости, за главного в этой троице, открывает окно и орет:

– Не вздумайте врываться сюда! У нас заложники!

Двое на посылках начинают паниковать. После недолгого размышления, здоровяк тихо шипит:

– Может и лучше, что менты здесь. Сыграем по-крупному. – и снова кричит в окно, – Нам нужна машина и деньги. Много денег. Иначе каждые пять минут я буду расстреливать по одному заложнику. До первого расстрела полчаса. Время пошло.

С улицы заверяют, что расстреливать никого не нужно. Все требования будут выполнены.

Часы тикают. Громко и очень быстро. Через полчаса раздается первый выстрел. Всеобщий вздох и женские взвизги. Крики со стороны окна. Поворачиваю голову налево, на выстрел: я третья в очереди, жить мне остается десять минут. Второй зажимает голову между колен и плачет. Поворачиваю голову направо, встречаюсь с такими уже знакомыми карими глазами. В них понимание, решительность. Он обнимает мою ладонь сильнее. Моя голова падает на его плечо, по щекам стекают слезы. Перед глазами сонное лицо сына, такое, каким я его видела сегодня утром.

Снова выстрел. Мой левый бок в крови. Вздрагиваю. Давлюсь слезами. Прижимаюсь всем телом к соседу справа. Он наклоняется ближе, обнимает за плечи. Через три минуты шепчет мне на ухо:

– Каждая жизнь имеет значение. Каждая минута в этой жизни тоже имеет значение. Тебе лишь нужен катализатор.

Чувствую как волоски на шее встают дыбом. Еще не осознаю происходящее в полной мере, но где-то на подсознательном уровне уже сформировалось понимание. Впиваюсь пальцами в его руку. Он на мгновение прижимается своим лбом к моему. Затем поднимает голову и говорит:

– Я буду следующим.

– Да без разницы! – Дуло смещается от меня к нему. Я глохну. Цепляюсь за сползающее тело. Горло саднит от вопля, но звука я не слышу. Вокруг кровь. Я вся в крови. Я слепну. Вижу только тускнеющие карие глаза, бледнеющее лицо, слабеющие руки.

Начинается штурм. Закрываю его собой на полу. Чувствую едва заметное движение его грудной клетки. Молюсь. Мое лицо мокрое: то ли от слез, то ли от крови. Молюсь. Молюсь. Молюсь. Движение вверх-вниз почти прекратилось. Поднимаю голову. Дотягиваюсь пальцами до маски на его лице. Опускаю ее вниз. От носа до губы тянется чуть видимый шрам от косметической операции по исправлению врожденной деформации. В остальном, это очень милое, почти мальчишеское лицо. Вряд ли он старше меня. Обвожу пальцами его черты. Целую глаза, виски, щеки. Обнимаю губами его губы. Ложусь рядом. В лабораторию вбегают врачи.

Корнева Елизавета,

Ведущий научный сотрудник,

заведующий лабораторией структуры и морфогенеза вирусов,

доктор биологических наук, профессор.

Мама, жена, бабушка.

Вид из окна

Восемнадцать, девятнадцать, двадцать. Перерыв. Еще один подход – и все на сегодня. Все движения точны, неизменны. Одна и та же программа изо дня в день. Он приходит на спортивную площадку под моим окном каждое утро ровно в 6. Голубая майка, спортивные серые штаны, светло-серые напульсники, бутылка с водой и полотенце (эти предметы меняются, в зависимости от сезона). Темные волнистые волосы. Широкие плечи. Четко очерченные мускулы. Высокий рост. Сосредоточенный. Задумчивый. Интересно, какого цвета у него глаза?

Да, последняя двадцатка подтягиваний со скрещенными ногами, глоток воды, взмах полотенца. И бегом с площадки. Можно начинать день.

7.10. Черт! Я проспала! И окно не открывается, как назло. Глаза успели ухватить только убегающий с площадки силуэт… В горле встал комок от обиды, на глаза навернулись слезы. Верный знак того, что весь день будет наперекосяк. Даже желания нет что-то делать сегодня.