– Жива, практически не ранена, возможно, напугана. – Как бы ни старался, Ориан, похоже, не смог удержать лицо – слишком пристально смотрел на него старик Исгард. – Хотя ей дали успокоительное, так что к утру должна быть в порядке.
– Ваш внук в состоянии вернуться в академию? – перевёл тему Ориан.
– Будет в состоянии, – вздохнул таер, – когда проснётся. Так получилось, что при лечении я слегка перестарался.
– И сколько льер Шалинберг изволит спать? – насмешливо спросил Ориан.
Артефакторы, лекари и боевики относились к факультету боевой магии, кроме своей специализации получая общие знания из тех, что на войне лишними не бывают. Вот только вряд ли хоть что-то из этого могло помочь Шалинбергу. С другой стороны, Исгард его спас, даже если сделал это не слишком умело.
– Вряд ли меньше недели.
– Я могу видеть его и лиерру Грасс? – Ориан достаточно прожил, чтобы не дать Исгарду лишних поводов для размышлений. И чтобы понимать, что не сможет успокоиться, пока не увидит Лею.
– Думаешь, я тебя обманываю? – ощетинился таер.
– Всего лишь собираю сведения для отчёта перед академическим советом, – равнодушно пояснил Ориан.
– Ну, хорошо, – после недолгого раздумья недовольно согласился Исгард и повёл его… в подвал.
Рикард Шалинберг спал на скромной узкой кровати в подвальном этаже поместья. Его переодели в светлую рубашку и тёмные брюки, но оставили здесь же.
– Если ему станет хуже, здесь я спасу его быстрее, – пояснил Исгард в ответ на незаданный вопрос.
Все стены, кроме той, где стояла кровать, оказались заняты шкафами с зельями и ингредиентами. Неужели старик и правда, увлёкся лекарским делом?
– Чем вы его лечили?
– Из-за зельевара-недоучки в реакцию вступили листья акрогуса и соцветия аерии, оставляя ожоги даже через одежду, – скривился Исгард. – Пришлось срезать форму и практически купать Рикарда в антимагическом зелье. Ожоги почти прошли, но…
– Сколько он будет восстанавливаться?
Шалинберг сделал лучшее, что можно было в этой ситуации. И усыпил внука не зря – неизвестно когда Рикард снова сможет пользоваться силой, антимагическое зелье надолго блокировало резерв, впитываясь в кожу.
– Надеюсь, что недели сна хватит. А как получится на самом деле лишь рианам известно.
Под ироничным взглядом Ориана, Исгард осенил себя божественным знаком. Либо перед ним сейчас ломали комедию, либо старик рехнулся на старости лет.
– Хорошо, а лиерра Грасс?..
– ПоднИмитесь по лестнице, повернёте направо и пройдёте до конца. Её дверь последняя.
– А вы?
– Я побуду с внуком, – Исгард сел в кресло рядом с кроватью и Ориану стало жаль старика. – Лиерре обработали раны и дали успокоительное, на травах.
Уже выходя из помещения, Ориан услышал:
– Вам также подготовили спальню, обратитесь к Мардж.
***
Уснуть не помогали ни тёплое одеяло, ни уютная постель, ни какой-то травяной отвар, который Мардж назвала успокоительным. Я лежала лицом к окну, бесцельно переводя взгляд с одного угла к другому. Может, стоило попроситься к Рику? То, что я не ответила на его чувства, не значило, что я не могу быть ему другом.
Подумать только, другом!
Ещё месяц назад я одарила бы прыщами того, кто рискнул такое предположить, а сейчас сама об этом думаю. Из Рика получился бы хороший брат, отличный друг, но не муж. Не для меня. И никак не объяснить, что я не смогла бы дать ему того тепла, которое бы согрело нас обоих.
Услышав звук открывающейся двери, я не повернулась. Мардж словно наседка уже не в первый раз проверяла всё ли со мной в порядке. Но вместо сочувственного цоканья и вздоха услышала осторожные, но твёрдые шаги. Приподнявшись на локте, я повернулась и застыла, меньше всего ожидая увидеть здесь Ориана.
– Ты?! – выдохнула едва слышно и села в кровати.
– Прости, если разбудил, – он подошёл и присел на её край.
– Как ты… здесь? – Влюблённость не только лишнее, но и заставляющее глупеть чувство. Никогда раньше я не подыскивала слова с таким трудом.
– Верхом, – негромко ответил Ориан и коснулся ладонью скулы, завёл прядь за ухо и замер, когда я прижалась щекой к его руке.
Я не помнила как это, чувствовать, когда тебя оберегает кто-то сильный и могущественный. Такой, каким должен был стать мой отец. Или Присли, вместо того, чтобы делить моё наследство. Такой, как Ориан – чтобы защитить от целого мира.
– Лея! – выдохнул он и вместе с одеялом перетянул меня к себе на колени. Как маленького ребёнка, каким я, в сущности, и осталась. – Всё хорошо.
И я убеждалась в его «хорошо», молча плача прямо в пахнущее ветром и лесом плечо. Не знаю, сколько прошло времени, но отстраняться оказалось очень стыдно, и я позволила себе ещё немного спокойствия. До того момента, пока не наткнулась на хвойную иголку и ойкнула.
– Больно? – Щелчок и рядом с моим лицом завис светящийся шарик.
– Нет.
Как-то разом осозналась и поза, и его близость, и собственное смущение. Лучше бы мне было неловко за истерику! Потому что снова перехватило дыхание, участился пульс, а внутри зашевелились бабочки. И это в чужом поместье и чужой спальне.
– Я… беспокоился.
И ведь действительно беспокоился. Настолько, что оставил академию, ехал верхом несколько часов, не стряхнул пыль с одежды и пришёл. Тогда, когда был нужен.
– Ты не ответил. – Плохое время, плохое место, но последние недели хороших у меня не бывало.
– На что? – Ориан перебросил копну волос мне за спину.
– Вестник и леди Зольберг. – Как же трудно! Сдержаться, не выдать себя, не опуститься до упрёков и обвинений.
– Лея, – насмешливо покачал головой Ориан, поднимая взгляд, – с каких пор ты веришь газетам?
– Я верю тебе, Ориан, – глупое, детское признания, заставившее его замереть. – И надеюсь, что не обманусь в своей вере.
– Эта статья и леди Зольберг были несколько лет назад. Лем любит такие сюрпризы, когда считает, что кто-то зарвался. Тебя это волновало? – Он осторожно приподнял моё лицо за подбородок.
– Если скажу, что нет, ты поверишь? – Едва слышный шёпот.
– Я расстроюсь, Лея.