Наследство племени готов

Виталий так замечтался, что чуть не проехал на красный свет. Он с раздражением взглянул на светофор, неподалеку от которого красовалось изображение камеры.

«Засекли, – подумал он, злясь почему-то на ГИБДД, – теперь жди «письмо счастья».

Лишние расходы сейчас никак не входили в его планы. Расчетные деньги потратятся быстро, хотя бы на обстановку офиса. Треть из них он уже угробил на рекламы в газетах. А новые поступления… Когда он их заработает? Вот почему за рулем нужно быть предельно аккуратным.

Снизив скорость почти до пятидесяти километров в час, он поехал к дому дяди – аккуратному трехэтажному особнячку из красного кирпича с флигелем, выглядывавшему из-за крепкого железного забора.

От бренных мыслей о трудовых доходах Громов переключился на деда, дожившего почти до девяноста восьми лет, полковника КГБ Сергея Лаврентьевича Воронцова.

Возможно, он прожил бы и дольше, однако, решив отремонтировать крышу, вскарабкался на второй этаж. Под тяжестью старика обломилась гнилая перекладина на видавшей виды лестнице, и он рухнул вниз, ударившись виском о кирпич.

Со смертью деда Виталий почему-то почувствовал себя более осиротевшим. Может быть, дело в том, что быть внуком и сыном – вещи все-таки разные?

Слово «бабушка» звучит более мягко, чем «мама», бабушки и дедушки любят внуков больше, чем любили собственных детей.

К сожалению, бабушку Федосью Виталий помнил плохо. Маленькая, суетливая, она радовалась приходу внуков и всегда готовила что-то необыкновенно вкусное: пирожки с ливером, таявшие во рту, пирог с абрикосом, который называла почему-то «Дамский каприз», самолепные сибирские пельмени и вареники с вишней.

Дети уплетали угощения за обе щеки, приезд к бабушке был для них ритуалом, праздником, который они ждали с нетерпением, как Новый год. Но любая сказка заканчивается, порой печально, хотя этот жанр и не предполагает печальных концов.

Однажды взволнованная заплаканная мама с красными глазами и щеками, захлебываясь слезами, сообщила, что бабушки больше нет. Обширный инфаркт.

Потом Виталий узнал от дяди, что старушку (впрочем, не такую уже и старушку по нынешним меркам – всего шестьдесят лет) погубило людское равнодушие.

Бабушка Федосья отправилась в магазин за содой, чтобы приготовить любимый пирог к приходу внуков, почувствовала себя плохо и присела на скамейку, откинув голову на спинку и закрыв глаза.

Вероятно, вскоре она потеряла сознание, но долгое время прохожие равнодушно сновали мимо, не задумываясь, что, вероятно, требуется помощь бабуле, пока одна из соседок, тоже решившая прогуляться в магазин, не обнаружила ее, уже мертвую, с посиневшими губами.

Смерть жены подкосила деда. Он стал более угрюмым, неразговорчивым, а когда погибли родители Виталия, и вовсе зажил отшельником. На дачном участке за городом вместо одноэтажной хибары Сергей Лаврентьевич выстроил двухэтажный деревянный дом, можно сказать, своими руками, не допуская рабочих и отказавшись от помощи сына, бизнес которого в ту пору пошел в гору.

Закончив строительство, дед предупредил сына и его жену, чтобы его не беспокоили: если нужно, он сам даст о себе знать, и будто откололся, отгородился от семьи, только не железным забором, а стеной отчуждения.

Сергей Лаврентьевич приходил в неистовство, если родной сын являлся без приглашения, внуки вообще были редкими гостями в его келье, и даже, когда дом потребовал ремонта, не взял от Вадима ни копейки, предпочитая с утра до ночи латать, пилить, красить, клепать…

Однако жилище продолжало потихоньку разрушаться, как огромное воронье гнездо с порывами ветра: по бревнышку, по веточке, по черепичке…

Но бывший полковник не сдавался, по-прежнему запретив родственникам появляться в его «лачуге», как он называл дачный дом.

Виталию это казалось странным, но он не считал себя психологом и все списывал на горести, которые его деду пришлось претерпеть в жизни: война, смерть жены, потом дочери с зятем… Тут кто угодно слетит с катушек…

Несмотря ни на что, он любил деда и привык, что остается чьим-то внуком: это по-особенному грело душу. Гнилая лестница изменила его судьбу: теперь Громов не был ни внуком, ни сыном.

Дядя говорил, что ему давно пора жениться, и девушки попадались хорошие, а бывший полицейский все медлил. Кто знает, может, он искал похожую на мать или бабушку?

Недавно пришлось расстаться с Надеждой, врачом-хирургом, довольно симпатичной рыжеволосой дамой, которая поставила вопрос ребром: либо женимся, либо расстаемся.

Громов, как одессит (хотя и в Одессе ни разу не был), ответил уклончиво, «шоб да так нет», но Надежда, как хирург, привыкшая не лечить, а отсекать больные части тела, чтобы потом становилось легче, выбрала второе.

– В конце концов, у тебя есть мой телефон, – отрывисто сказала она и тряхнула рыжей гривой. – Если передумаешь – звони.

Он часто хотел позвонить, но решил, что это лишнее.

Надежда права: лучше сразу отрезать больные части. Женщина ему не подходит, он ей тоже – зачем давать напрасные надежды? Но иногда чертовски хотелось позвонить бывшей возлюбленной, выслушать добрый совет, прижаться к полным губам и почувствовать жар ее тела…

Трудно сопротивляться зову плоти.

В таких мыслях Громов выехал на дорожку, не похожую на другие, обычные городские, гладкую, без единой выбоины – что делать, район тех, кто надежно скрывался от посторонних глаз за оградами и электронными воротами, купаясь в бассейнах с кристально чистой водой и вытираясь полотенцами, чистыми, как нетронутый снег на вершине Эльбруса, – и, подрулив к дому Вадима Сергеевича, остановился возле железного забора. Калитка не была заперта и не охранялась: дядя ждал его.

Он стоял на дорожке, выложенной серым булыжником (говорят, экологически чистым), и улыбался, показывая великолепные зубы.

В свои пятьдесят он выглядел на тридцать пять – сорок, подтверждая рекламу (правда, для женщин), что такие чудеса случаются.

– О, кого я вижу! – Он распахнул объятия, принимая племянника. – Будущий Ниро Вульф! Мне что, на твой день рождения теперь дарить тебе заморские орхидеи?

– Ты же терпеть не мог детективы, – усмехнулся Громов.

– Просто ты многого обо мне не знал, нам некогда было откровенничать, пока ты занимался трупами. – Дядя повел его к машине. – Поедем на твоей.

– Не возражаю, мы же договорились. Как мои брат и сестра? – Виталий бегло оглядел участок и лесенку перед домом, но нигде не увидел Леонида и Светлану.

– О, прекрасно, – отозвался Вадим Сергеевич. – Светка убежала на курсы вождения, устроив мне истерику про мое досадное упущение: все ее подруги давно за рулем. Раньше она была без ума от своего байка и довольна жизнью, теперь подавай авто. А Леонид… В это время он должен был уже подъехать… Кстати, вот и мой сын собственной персоной.

Черный «Мерседес» последней модели, элегантный, как рояль, подрулил к дому, и брат Леонид, такой же высокий и стройный, как его отец, с такими же льняными волосами и зелеными глазами, вышел из машины.

– Привет! – Он радостно пожал руку Виталию и похлопал его по плечу: – Рад тебя видеть. Отец, я сдержал обещание, но к деду не поеду.

Вадим Сергеевич нахмурился. Морщины глубокими колеями залегли на его гладком лбу. Он не любил, когда кто-то не держал обещания.

– Это почему?

– Да потому что… – Зеленые глаза брата сияли, как изумруды. – Потому что я встретил сегодня девушку… Сногсшибательную девушку, какая бывает только в романах. Мне кажется, я мечтал о такой всю жизнь, и сейчас у нас свидание. Надо успеть привести себя в порядок, так что не обессудьте… – Леонид хлопнул в ладоши и озорно улыбнулся: – В ближайшее время я вас с ней познакомлю! – Парень толкнул локтем двоюродного брата. – А у тебя, детектив, почему такой кислый вид? Знаю, ты расстался со своей пассией. Не плачь, вдруг у моей феи есть подруга, такая же необыкновенная, как она?

– Как зовут твою фею? – без интереса спросил Виталий, чтобы как-то отреагировать на эмоции брата. Леонид закатил глаза так, что стали видны синеватые белки:

– У нее прелестное имя – Илона.

– Главное, редкое, – фыркнул Вадим Сергеевич и повел Виталия к машине. – Ладно, обойдемся без тебя. Ты влюблен и потому нам сегодня бесполезен.

– Это верно. – Леонид махнул на прощание и легкой походкой направился к дому.

Отец с любовью понаблюдал за ним несколько секунд.

– Повезло мне с парнем, – с гордостью проговорил Воронцов. – Отличник, в школе и в университете. Прекрасные мозги. Уже сейчас он помогает мне в бизнесе. Да что там говорить? Леня – моя правая рука, несмотря на то, что еще студент. Да и Светка не приносит мне огорчений. – Он уселся рядом с Виталием. – Правда, в отличие от своих братьев не такая разборчивая в связях – через день новый парень, и каждый последующий хуже предыдущего. Ей будет трудно выйти замуж, и это меня беспокоит.

– Вот увидите, она не задержится. – Громов резко развернул машину в направлении дачного кооператива. – Красивая девчонка с богатым папой – мечта любого парня.

– Вот это и плохо, – буркнул дядя. – Мне не нужен зять-альфонс. А она, похоже, хочет преподнести мне именно этот сюрприз в знак протеста. Ох, – он вздохнул тяжело, как-то по-стариковски. – Не мне тебе жаловаться, как трудно без женщины. Но не мог, не мог я жениться после смерти Лилечки… – Вадим Сергеевич всхлипнул и тут же, будто устыдившись своей слабости, дернул плечом: – Ладно, будем надеяться на лучшее. Вот мы и приехали.

Виталий припарковал машину возле деревянного, крашенного синей облупившейся краской покосившегося забора. Мужчины вышли из автомобиля, и Вадим Сергеевич дернул калитку.