В объятиях русалки

– У нее есть дети?

Рита наморщила лоб:

– Кажется, она была второй женой этого предпринимателя. Своих у нее нет, это точно. Однако его отпрыски наведывались сюда после его смерти, намереваясь оттяпать у нее лакомый кусочек. Наши старожилы говорили: дачу она отстояла, зато остальное имущество отдала им без сожаления. Детки заграбастали огромную квартиру в центре Харькова, еще одну в Москве, и Виола даже не пикнула. Ей есть где жить, пусть и в гораздо более скромных условиях, и женщина решила конфликт таким образом.

Леонид перевернулся на живот:

– Она всегда казалась странной?

Рита задумалась:

– Пожалуй, нет. Пару лет назад это была веселая и приветливая женщина. Может, на нее подействовала смерть мужа?

– Может быть.

Сомов вздохнул. Разговор с Ритой мало что прояснил. А ему так хотелось выяснить, с кем же он имеет дело – с ненормальной или насмерть перепуганной женщиной.

– Если ты хочешь побродить по поселку, надо плыть назад, – спохватилась девушка.

Оперативник бодро вскочил на ноги:

– Я готов.

Молодые люди вошли в воду. До пансионата они добрались быстро.

– Погуляем – и к нам на обед, – констатировала Рита.

Леонид посмотрел на шорты и майку:

– Сбегаю переоденусь.

Девушка улыбнулась:

– В нашем городишке считается нормальным, если ты так одет. Мы же курортники.

Мужчина замялся:

– Неудобно.

– Неудобно спать на потолке.

Накрывшись огромным полотенцем, Рита ловко переоделась в простенькое белое платье.

– Ну, вперед.

Они поднялись по лестнице. По дороге знакомая сообщала Леониду названия неизвестных ему деревьев и кустарников. Сомов был поражен обилием флоры на таком маленьком кусочке земли.

– Здесь растут все растения мира?

Она усмехнулась:

– Возможно.

Молодые люди достигли верха лестницы, и оперативник вскрикнул, очарованный красотой пейзажа. Сегодня море казалось ему другим. Оно напоминало огромное блюдо голубого цвета. Белые чайки издали казались кусочками белой бумаги, которые шаловливая рука пустила по ветру.

– Ну и красотища!

– Это верно! – согласилась Рита. – Знаешь, мы, крымчане, не устаем любоваться ею в течение всей жизни.

– Верно говорят: жизнь дается один раз, и прожить ее нужно в Крыму, – перефразировал оперативник известные слова Островского.

– Да, эта фраза нам знакома, – поддакнула собеседница.

Они вышли на центральную улицу. Правда, если бы девушка не сказала об этом, Сомов никогда не догадался бы. Узкие дороги с односторонним движением, одно– и двухэтажные дома, в основном частные. Две пятиэтажки сиротливо стояли неподалеку от автовокзала. Мидас казался особым мирком, окруженным горами и морем, островом с малым количеством жителей. И все же Леониду здесь нравилось. Рита словно прочитала его мысли:

– Сравниваешь со своим Приреченском?

– Да, – признался Сомов. – И пока сравнение не в пользу родного города.

Она кивнула:

– Я тоже обожаю этот уголок. А вот и местный Арбат.

На маленькой площади торговали фруктами, овощами, изделиями из можжевельника, ракушками и картинами. Оперативник подошел к художникам, скромно стоявшим возле своих творений. Ему понравился один пейзаж, изображавший Белую скалу и грот, где еще сегодня они были с Ритой.

– И сколько стоит такая красота?

Парень лет тридцати, с красным лицом, свидетельствующим о пристрастии к крымским винам, лукаво подмигнул:

– Приезжий?

– Верно.

– Тогда уступлю за пятьсот гривен.

Сомов наморщил лоб, прикидывая, сможет ли он позволить себе привезти домой такой подарок и не пробьет ли он в его бюджете ощутимую брешь. Рита догадалась, о чем он думает. Она скорчила гримасу и обратилась к художнику:

– Имей совесть, Григорий! Больше сотни твоя мазня не стоит. Тоже мне, Айвазовский!

Парень покосился на нее:

– Сотню? Да ты рехнулась! Только вчера мне предлагали четыреста.

– Так почему же ты ее не продал?

Может, художник и покраснел, однако пробить естественную красноту лица румянец не смог:

– Дурак был – вот и не продал.