Сокровища баронессы фон Шейн
– Ловите, граф.
Он ловко поймал его двумя пальцами и сунул в рот, шутливо изображая наслаждение:
– Как вкусно!
– Теперь вы счастливы? – поинтересовалась женщина все тем же равнодушным тоном.
Мужчина покачал головой:
– Не буду лукавить, но я несчастлив. Несчастлив, потому что понял, что люблю вас безумно, страстно.
Несчастлив, потому что вы замужем, потому что вы порядочная женщина и никогда не ответите мне взаимностью. О, если бы я мог, я положил бы к вашим ножкам весь мир!
Оля грустно улыбнулась про себя. Когда-то старец Цабель обещал ей нечто подобное, да только не сдержал слово.
– Вы правы, – женщина кивнула. – Я могу предложить вам только дружбу. Хотите? – Она протянула ему тонкую руку в кружевной белой перчатке. Граф сразу же припал к ней, вдыхая запах тонких духов. – Поверьте, милый граф, свет клином на мне не сошелся, – продолжала Оленька. – Мы живем в столице, а тут много хорошеньких и свободных женщин.
– Но ни одна не сравнится с вами, – заверил он ее. – Вы такая… Вы особенная…
Она капризно надула пухлые розовые губки.
– Иногда мне кажется, что, признаваясь в любви замужним женщинам, мужчины ищут предлог не ходить под венец. И верно. Чем кончится роман с замужней дамой? Расставанием, и оба это понимают. Она не может развестись, не может вот так, вдруг, бросить супруга и уехать, потому что позор падет на ее голову. Как бы ни была велика страсть, в один прекрасный день она надоест обоим – и, поверьте, мужчине первому, он предложит расстаться, и красивый роман превратится в обычную интрижку, о которой потом оба будут вспоминать даже без улыбки – с брезгливостью.
Воронский дернул головой, и прядь каштановых волос упала на его белый лоб.
– Все, что вы говорите, верно для какого-нибудь пошлого романа, – буркнул он. – Мои чувства не имеют с этим ничего общего. Если вы захотите развестись с супругом и выйти за меня, я готов принять вас.
Женщина расхохоталась:
– Вы сами говорите, как герой пошлого романа. И вообще, я запрещаю вам касаться этой темы. Хотите прогуляться со мной – ведите себя хорошо, иначе… – Она погрозила тоненьким пальчиком, но ее полные сочные губы призывно улыбались, а глаза сузились, как у кошки, готовой вцепиться в свою жертву. Оленька словно говорила своему кавалеру: «И вы на самом деле верите, что я это запретила?» Он все понял и крепко сжал ее локоть, будто против ее воли, потом потащил за собой к одному из выходов, где стоял экипаж.
– Мы только… – сказал Воронский, как бы оправдываясь, но Оленька, помедлив минуту, залезла в коляску, прошептав:
– Отвезите меня домой.
Он кивнул, но когда кони понесли в другую сторону, женщина положила голову ему на плечо, и их губы встретились. Граф дарил ей страстные поцелуи, но странно – ее тело не трепетало, она не испытывала никаких новых чувств, никаких желаний, кроме одного: унизить этого высокомерного, уверенного в себе, богатого мальчишку, заставить пасть к своим ногам, а потом растоптать, как жалкую букашку. Время от времени Ольга отрывалась от его жадного рта и пристально смотрела в серые влюбленные глаза. Ей казалось, что Воронский может что-то заподозрить, но он, ослепленный любовью, не видел ничего, кроме красавицы, сидевшей рядом. Он чувствовал ее тело и с каждой минутой пьянел все больше.
Когда коляска подкатила к роскошному особняку, он помог женщине выйти из экипажа и повел ее чинно, как богиню, через парадный вход, шепнув, что их никто не увидит. В роскошно обставленной спальне с огромной кроватью он долго ласкал свою возлюбленную, прежде чем овладеть ею, и долго не мог насладиться, удовлетворить страсть. После, когда они, разгоряченные ласками, лежали на мокрых от пота покрывалах, Ольга всхлипнула, стараясь говорить как можно искреннее:
– Я пропала… Ты понимаешь, что мы с тобой сделали? О нашем романе станет известно Альберту, и он уничтожит сначала тебя, а потом меня.
Граф улыбнулся:
– Ну, я ему не по зубам. Конечно, жалко старика, он всегда неплохо ко мне относился, ну и черт с ним. – Он нежно дотронулся до ее мокрой розовой щеки. – Оля, я никогда еще в жизни никого так не любил, как тебя. Ты дорога мне, и я не хочу тебя потерять. Умоляю, бросай своего Цабеля! Клянусь, ты не пожалеешь. Не захочешь жить в Петербурге – уедем из России.
– Куда? – прошептала она, взмахнув длинными черными ресницами.
– Куда пожелаешь: в Европу, Америку, Северную или Южную, как ты захочешь. – Он сильно волновался. – У меня есть деньги, много денег. Мы можем поселиться где угодно и не бедствовать. Ну, что скажешь?
Она молчала, наматывая на указательный палец волнистый темный локон.
– Почему ты молчишь? – Он сжал ее плечо. – Ты не любишь меня?
– Люблю. – Женщина закусила губу и отвела глаза, чтобы он не прочел в них обман. – Однако этого мало. Цабель в свое время много для меня сделал. Я не могу оставить его вот так. Нужно подготовиться самой и подготовить его.
Воронский вскочил с постели и накинул халат.
– Но когда ты решишься подготовить его? – спросил он. – Учти, я не могу ждать долго, это выше моих сил.
Ольга улыбнулась как можно нежнее, подумав, что ее новоиспеченный кавалер очень пылок. И – кто знает? – вдруг, пока она будет водить его за нос, другая завладеет его сердцем и его богатством? Разумеется, уезжать с ним она не собиралась. В ее хорошенькой головке крутились разные мысли. Сейчас юношу нужно было удержать возле себя во что бы то ни стало.
– Дай мне неделю, – попросила женщина, приподнимаясь на локте. – Обещаю, мы будем видеться каждый день. Через неделю я подготовлюсь к нелегкому разговору между мною и мужем. Скажи, ты согласен содержать моих родителей и брата? Это для меня тоже очень важно. Если я брошу Альберта и мы уедем, что же будет с ними?
Александр серьезно посмотрел на нее:
– Неужели ты думаешь, что я позволю твоим родителям влачить жалкое существование? Они уедут с нами и будут купаться в такой же роскоши. – Он сел на кровать и взял ее руку в свои широкие теплые ладони. – Ни о чем не беспокойся.
Ольга улыбнулась через силу и закрыла глаза. Если бы этот бедный мальчик знал, какой дьявольский план зрел в ее хорошенькой головке, он поспешно убежал бы из своего богатого особняка! Но бедняга даже не догадывался, и она, потянувшись, привлекла его к себе.
Глава 21
Ломоносов, наши дни
Юрий Викторович Ткаченко оказался ровесником Потапова, он был даже чем-то на него похож: такие же широкие плечи, спортивная фигура, только волосы были другие: черные как смоль, роскошные, волнистые, почти как у Ротова – таким позавидовала бы любая женщина. Черные густые ресницы обрамляли угольные глаза, и Андрей подумал, что парень мог неплохо заработать на рекламе одежды, но почему-то избрал опасную профессию. Может быть, это его призвание?
Майор представился, мужчины пожали друг другу руки, и, не откладывая в долгий ящик, Потапов объяснил, для чего приехал в Ломоносов. Жгучие глаза Юрия загорелись интересом:
– Значит, ваш Илларионов не дал ей деньги, а ограбил и убил! – воскликнул он, потирая руки.
Андрей покачал головой:
– Не сходится. Илларионова убили чуть раньше.
Юрий задумался и процедил:
– Хорошо, значит, все было по-другому. Преступник хотел узнать, где дневник. А когда она под пытками призналась, что продала его Илларионову, негодяй помчался в Южноморск. Так ведь? Видишь ли, – пояснил он, – наш эксперт обнаружил на ее теле следы от веревок и сделал вывод, что она три дня сидела привязанная к стулу. Веревки сильно врезались в старческую кожу.
Андрей пожал широкими плечами:
– Судя по всему, старушка раскололась, но убийца перестраховался, оставил ее связанной, а сам полетел в Южноморск, где и убил Илларионова и забрал тетрадь, но, вернувшись, не освободил Иванову…
– И продолжил пытать, – вставил Ткаченко. – Эксперт сказал, что следы пыток более свежие, чем следы от веревки.
Потапов вздохнул:
– Как ее пытали?
Ткаченко поморщился, красивое лицо исказила болезненная гримаса:
– Самому страшно вспоминать. Утюг сначала в розетку включил, сволочь, да тот, видно, не совсем исправный был – перегорел, не успев нагреться. Тогда этот гад нож в ход пустил: сначала колол, потом и резать начал. Вскрытие показало, что Иванова умерла от болевого шока.
– Очень жестоко, ты и сам видишь. – Андрей как-то незаметно перешел на «ты», и Юрий не возражал, лишь вздохнул и кивнул:
– Ты прав. Значит, дело было так. Она рассказала ему про Илларионова, полагаю, без всяких пыток, но преступник оставил ее связанной, потом вернулся и захотел получить от нее еще какие-то сведения. Время обоих убийств позволяет делать такие выводы. Кстати, кое-что еще… – Он покраснел, словно чувствуя за собой вину. – В день убийства старушки могилу ее внучки разворотили, гроб раскрыли. Кладбищенский сторож, думаю, увидел, как кто-то возился на могиле, подошел и получил по голове лопатой. Сейчас он без сознания в больнице. Между прочим, Марию Ивановну запытали до смерти после вскрытия могилы. Наш эксперт никогда не ошибается.
– Это подтверждает мои догадки, – Андрей провел рукой по волосам, приглаживая их. – Убийце не был нужен дневник.
– А что же тогда было ему нужно? – удивился Юрий.
Майор приложил ладони к пылавшим щекам, как бы размышляя.
– Моя версия может показаться бредовой, но другой пока нет. – Он опустил руки и посмотрел на коллегу. – Почему мы решили, что у Ивановой не было никаких драгоценностей, только дневник? А если предположить, что у нее имелось и то и другое? Или же она отыскала бриллианты, только никому об этом не сказала. – Потапов заметил, что Ткаченко эта версия не очень нравится, однако коллега внимательно слушал. – Видишь ли, Юра, тогда все становится на свои места. Преступник искал драгоценности. Думаю, Мария Ивановна была с ним знакома, потому что сама впустила к себе в квартиру. Допустим, после их первого разговора она попыталась направить его по ложному пути и призналась, что продала дневник с наводками, где находится сокровище, родственнику из Южноморска. Допустим, убийца прилетел в Южноморск, пробовал поговорить с Илларионовым, но тот не захотел продавать дневник. А может, преступник и не собирался его покупать – не было денег. А краеведу, как мы знаем, деньги очень даже требовались – на сохранение музея. Тогда убийца проник в его дом, убил его и забрал дневник, но поиски сокровищ ничего не дали. Тогда он прижал Марию Ивановну, на сей раз угрожая утюгом, и…
– И она призналась, что спрятала драгоценности в гроб, – усмехнулся Юрий.
– А почему бы нет? – удивился Потапов. – Видимо, в гробу их тоже не было, и он добил несчастную.
Юрий посмотрел в окно. Туман, последние пять дней висевший над городом непроницаемой пеленой, в это утро казался еще плотнее; он будто давил на окна, стекая по ним струйками воды.
– В твоей теории есть одно слабое место, – проговорил он. Майор наклонил голову:
– Знаю какое. Ты хочешь спросить меня, почему, найдя драгоценности, бабушка не вылечила внучку, а выудила деньги у Илларионова? – Потапов виновато улыбнулся. – Скажу тебе честно – не знаю. Но мы выясним, верно? Кстати, а как сторож?
– Врачи, конечно, сделали все возможное, но сразу предупредили, что после такой черепно-мозговой травмы может наступить частичная амнезия, – сокрушенно произнес Ткаченко.
– Плохо дело. – Андрей снова запустил пятерню в волосы. – Очень мало надежды, что несчастный поможет нам в поисках убийцы. – Он встал со стула и в нервном возбуждении стал ходить по кабинету, как две капли воды похожему на его собственный.
– Это точно, – подал голос Юрий, шурша бумагами. – У меня на сегодняшний день никаких предположений насчет его личности. Мои оперативники опросили соседей, те никого не видели и ничего не слышали. А у тебя есть какие-нибудь мысли?
– Мои ребята мне еще не отзвонились. – Андрей опустил голову. – Остается ждать их звонка и молиться за здоровье этого сторожа.
Юрий улыбнулся:
– Знаешь, я на всякий случай отправил на анализ его подногтевое содержимое, – сказал он. – Эксперт уверял, что бедняга, прежде чем потерять сознание от страшного удара, кого-то оцарапал. Конечно, ДНК не назовет нам имя убийцы, но, может быть, пригодится в будущем.
– Ты молодец, – похвалил его майор и встал. – Слушай, где у вас можно неплохо перекусить? С утра маковой росинки во рту не было.
– Здесь за домом прекрасное кафе. – Юрий тоже встал и взглянул на часы. – Пойдем покажу, заодно составлю тебе компанию. Там вкусная кухня, а фирменное блюдо – котлеты по-донбасски – вне всяких похвал. А ты не хочешь позвонить своим оперативникам? – поинтересовался он, звякнув ключами.
– Моим ребятам не надо напоминать об отчете, – сказал Андрей не без гордости. – Они обязательно свяжутся со мной, когда нароют что-нибудь существенное.
– Тогда ждем. – Они вышли из кабинета, Юрий закрыл его и, отдав ключ дежурному, повел нового друга в давно облюбованное их сотрудниками кафе.
Глава 22
Санкт-Петербург, 1898
Виртуозно разыгрывая влюбленную, Ольга регулярно бегала на свидания с Воронским, обещая со дня на день поговорить с Альбертом, а через пять дней после памятной встречи, сидя на скамейке возле любимого пруда, расплакалась на плече возлюбленного и призналась, что уже говорила с мужем.
– Я всегда знала, что Альберт благородный. – Она очень натурально всхлипывала, выдавливая слезы, как клоун в цирке, но очарованный ею кавалер ничего не замечал. – Цабель сказал, что я могу быть свободна и счастлива со своим новым избранником.
Граф вскочил со скамейки и встал перед ней на колени:
– Оленька, это такое счастье! Немедленно поехали ко мне. Я познакомлю тебя со своими родителями. Они люди строгих правил, но примут тебя, потому что я тебя люблю. Это не вероломные Раховские, тебе нечего бояться.
– Подожди, – остановила его женщина царственным жестом, – я не договорила. Альберт поведал мне, что мы разорены и он вынужден был заложить все мои драгоценности и даже наш дом. Пойми, я не могу оставить его сейчас. Когда-то этот человек вытащил меня и мою семью из нищеты. Бросить его в таком положении… Позволить оказаться на улице… Нет, может быть, я и непорядочная женщина, но на такое не способна.
Александр встал с колен и уселся с ней рядом. Он напряженно размышлял, морща гладкий лоб и кусая губы.
– Сколько нужно, чтобы помочь ему встать на ноги? – отрывисто спросил юноша. – Прибавь к этому деньги на выкуп твоих драгоценностей.
Оля посмотрела на него с нежностью:
– Не знаю, милый. Но догадываюсь, что это очень большая сумма. И я не позволю тебе это делать. Мы справимся сами.
– Сами вы не справитесь. – Лицо графа просветлело. – Ну откуда профессору консерватории взять большие деньги? Без моей помощи вам не обойтись. – Он сжал ее пальчики. – Обещай к завтрашнему дню узнать, какая сумма вам необходима. Хотя бы примерно.
Она покачала головой:
– Нет, нет, и еще раз нет. Ты благородный человек, но я не желаю пользоваться твоим благородством.
– И все же пообещай, иначе я приду к вам и сам с ним поговорю, – Воронский начинал закипать, и женщина испугалась. Он такой горячий, такой непредсказуемый. Не хватало еще его визита к Цабелю, который его хорошо знает. Нет, нет, этого нельзя допустить.
– Ну, хорошо, – она опустила голову, – я спрошу у него, только учти: эти деньги берутся в долг. Нам придется подождать, пока Альберт приведет в порядок свои дела, и тогда… – она раскрыла ему объятия, – я твоя навеки.
Довольный граф крепко прижал любимую к своему бешено колотящемуся сердцу.
– Ты такая благородная, – шепнул он в маленькое ухо. – И я тебя не тороплю. Я готов ждать тебя, пока в твоей семье все не образуется.
Освободившись от его объятий, Ольга встала:
– А теперь мне пора, любимый. Нет, нет, не провожай, я должна подумать о будущем разговоре.
– Как скажешь, дорогая.
Оленька торопливо пошла по аллее, а он с восхищением смотрел ей вслед, думая, что жизнь наградила его восхитительным подарком.
На следующий день они снова сидели, прижавшись друг к другу, возле пруда, и Оленька, гладя руку своего возлюбленного, взволнованно шептала ему:
– Разумеется, Альберт мне не назвал конкретной суммы. Мне кажется, он что-то подозревает. Он думает, я собираюсь достать деньги, и его это беспокоит. Я, как могла, убеждала Цабеля, что не совершу ничего противозаконного.
– То есть ты не знаешь даже примерной суммы? – огорчился Воронский и отбросил прядь волос с белого лба.
Оля пожала плечами:
– Я произвела свои расчеты, поговорила с отцом. Мне кажется, понадобится очень много денег, около пятидесяти тысяч. – Женщина обняла его за шею. – Любимый, я не возьму от тебя ни копейки. Сам понимаешь, такую огромную сумму мне никогда не выплатить.
Он недовольно крякнул и сморщил нос:
– Любимая, я предлагал деньги не для того, чтобы ими привязать тебя ко мне навеки. И потом, почему возвращать придется тебе? Если уж на то пошло, они предназначаются профессору, чтобы он привел в порядок свои дела. Но и от него я ничего не стану требовать. Пятьдесят тысяч будут твоим приданым. От тебя мне нужно только одно обещание: как только вы получите сумму, ты тотчас уйдешь от него.
Она положила хорошенькую головку на его широкую грудь, не обращая внимания на прохожих, косившихся в их сторону.
– Милый, в этом можешь не сомневаться. Альберт в курсе, что я люблю другого. Да, я не называла ему твоего имени, но, в конце концов, какое это имеет значение?
– Наверное, ты правильно сделала. – На лице Воронского появился румянец. – Я давно знаю профессора, и он никогда не делал мне ничего плохого, даже помогал. Почему же теперь я не могу сделать того же?
– Верно, любимый. – Ольга встала и поправила платье. – А теперь мне пора. Пока мы с Цабелем вместе, я не хочу нарушать традиции нашей семьи. А тебе известно, как он не любит, когда я опаздываю к обеду.
Александр вскочил и припал к ее руке в белой перчатке:
– Да, да, конечно. Скоро ты будешь обедать со мной, только со мной, и мне, наверное, тоже станет неприятно, если ты вдруг опоздаешь ни с того ни с сего. – Она казалась ему богиней, совершенством.
– Альберт подозревает, что я могу быть с мужчиной. – Оля отвела глаза. – Как он страдает, бедный благородный человек! Что ни говори, а Цабель продолжает меня любить, и ничего с этим не поделать. – Она поправила локон, выбившийся из-под маленькой шляпки. – От души желаю ему встретить женщину, которая полюбит его всем сердцем.
Воронский улыбнулся про себя, подумав, что для престарелого и разорившегося профессора это станет довольно трудной задачей. Один раз в жизни ему повезло, именно повезло, потому что красавица Оленька не стала женой другого – негодяя, оклеветавшего ее. Однако вслух он проговорил:
– Я тоже на это искренне надеюсь. Профессор очень хороший человек.
Он наклонился и коснулся губами свежей, как едва распустившаяся роза, щеки возлюбленной.
– Завтра на этом месте. Я принесу тебе деньги.
– Завтра на этом месте, – эхом повторила она и зашагала по аллее, стараясь не оглядываться. Взгляд молодого любовника жег спину, казалось, проникал сквозь кожу, но женщина подумала, что ложь, как и правду, порой говорить легко и приятно. Приятно, когда ты ненавидишь мужчин. Эти похотливые животные оболгали ее, опозорили честное имя, а теперь падают к ее ногам и обещают золотые горы. Нет, она не откажется от денег, но не станет рабой ни одного из них, тем более этого богатого красавца. Несчастный и не догадывался, что судьба отвела ему другую роль – стать первой жертвой мести жестокой обиженной женщины. Не зря еще древние считали: горе тому, кто обидел женщину! Их ждала не Божья кара, их ждала месть – а это страшнее, потому что она порой переходила все границы. Женская месть коварна и беспощадна, эмоциональна и непредсказуема – и поэтому обходится без применения физической силы.
Ольга подумала, что ей нисколько не жаль графа, не сделавшего ей ничего плохого. Ему просто не повезло: он родился мужчиной – и этим все сказано. Кому-то придется быть первым в ее сложной игре. Так почему бы не ему, этому баловню судьбы?
Глава 23
Санкт-Петербург, 1898
Ольга сидела на скамейке серьезная и суровая. Александр, вытащив из саквояжа толстую пачку денег, перевязанную бечевкой, провел по ней пальцем и протянул возлюбленной:
– Держи. Здесь пятьдесят, как я и обещал.
Женщина взяла деньги будто нехотя, поморщилась и вздрогнула, словно возлюбленный бросил гадюку ей на колени, и, опустив глаза, продолжая строить из себя добродетель, прошептала:
– Спасибо, дорогой.
Он сжал ее локоть и преданно, по-собачьи заглянул в бездонные глаза:
– Значит, завтра…
– Да, завтра, завтра.
Она пошла знакомой дорогой к выходу из парка, не оглядываясь, губы исказила злая ухмылка, а молодой человек, исполненный надежды, откинулся на спинку скамейки и закрыл глаза. Его богатое воображение рисовало одну картину радужнее другой. Завтра, завтра, которое обязательно наступит и изменит его скучную жизнь… Завтра Оленька упадет в его объятия и скажет, что свободна. Да, пока ее свобода будет относительной, но у него связи, он сумеет добиться развода. Напрасно, конечно, в самом начале их брака с Цабелем она приняла лютеранство, чтобы доказать свою привязанность человеку, вытаскивавшему семью из позора и нищеты. И все равно это не помеха на пути к их счастью. Он найдет способы покончить с ненавистным ей браком, а потом узы соединят их навсегда. Разгоряченный мыслями, Александр вытащил золотые часы и посмотрел на циферблат. Стрелки, к его неудовольствию, шли медленно, будто спотыкаясь, а ему так хотелось, чтобы они бежали наперегонки к новому дню. Завтра, завтра, блаженное, бесконечное завтра!
Вернувшись домой, Оленька и не думала откровенничать с мужем. Наспех пообедав и не почувствовав вкуса любимых блюд, она бросилась наверх, вытащила из сумочки внушительную пачку и, прижав ее к груди, принялась танцевать, напевая старинный вальс, который когда-то играла в четыре руки с матерью. Еле дождавшись, пока Альберт, соблюдая ритуал, отправится в свою комнату, чтобы вздремнуть, она выпорхнула на улицу и побежала в ювелирный магазин. О, как часто женщина проходила мимо блестящей роскоши витрин, вспоминая то время, когда любила навещать отца в его святая святых! Тогда она не знала истинную цену камням, не умела отличить один от другого (для нее они отличались друг от друга только цветом или оттенками цветов), но потом, став девушкой, постигла одну истину, проповедуемую Сегаловичем: это не только украшение, это прекрасное вложение капитала. Золото и бриллианты всегда будут в цене.
Зайдя в магазин, она подбежала к витрине, в солнечных лучах переливавшейся всеми цветами радуги. Торговцы предлагали широкий выбор товара: здесь были и перстни с большим камнем в центре, усыпанные по краям бриллиантовой крошкой, и колье всевозможных фасонов, куда красивее и дороже, чем то, в краже которого ее когда-то обвинила Раховская, и диадемы, и серьги… К ее неудовольствию, хозяин, иногда наведывавшийся к отцу пожилой еврей с крючковатым носом, одиноко стоявший у окна, узнал женщину.
– Ольга Зельдовна? – К ее удивлению, он улыбнулся довольно приветливо. – Не удивлен, что вас увидел. Как поживает ваш отец? Он всегда знал толк в камнях. Жаль, что этот бизнес принес ему одни разочарования. – Хозяин поцокал языком, выразив сожаление.
– У отца все хорошо, – быстро ответила она и отвела глаза. – Я пришла не из-за него. Муж решил сделать мне подарок. Я бы хотела купить бриллиантовые украшения на большую сумму.