Как мне рассказать тебе, милый невежа,
О том, что внутри у меня и снаружи?
Снаружи старею, хотя молодая.
Внутри? Я не знаю – темно там и сыро.
Отдай меня Богу, пусть он разберется
С моим заржавевшим и злым механизмом.
Что сможет – починит, а если не сможет,
То, значит, другой сотворил меня Мастер.
Добавить ли что-то в мои словопляски?
Закончилось время, а время что слово:
захочет – излечит, но все-таки злое,
отпляшет свое. И исчезнет.
Лошади
Очень хочется, чтобы все лошади
Были белыми, ну или черными.
Чтобы были они настоящими,
И ни капли в них не было выдумки.
Чтобы ели зеленые яблоки,
Осторожными теплыми мордами
Утыкались в ладони и фыркали.
И со мною умчались куда-нибудь.
И еще я хочу одиночества,
Но такого, чтоб было как облако,
Невесомое и необъятное.
А за облаком пусть будет солнечно.
И, конечно, немного бы красного —
Это значит, вина или памяти,
Или красных сандалий на бежевом,
Или вишен – но спелых и с сахаром.
Чтоб ко мне приходили истории,
Разувались под дверью и шепотом
Мне придумывали обстоятельства,
При которых они совершаются.
А еще – не любви, но предчувствия,
Ожидания и непонятности,
И чужого на пальцах дыхания,
Незнакомого, но уже близкого.
И еще бы дожить до субботы.
Или, если смогу, то до лета.
Только, кажется, это не сбудется.
И мне кажется, я умираю…
На Востоке
Молчу словами. Пытливо гляжу на Восток.
Запираю тоску в подвалах надбровных дуг.
Надо мною, как нимб, некий абстрактный бог
Под названием память. Простой, но неверный друг.
У меня два лица. Так удобнее лгать богам.
Девять истин. И каждая мне к лицу.
Расчленяя ночь по ямбам, как по слогам,
Я гляжу в темноту и как будто чего-то жду.