Лиза хотела покинуть салон, но замешкалась.
– Макс…
Повернувшись, Самойлов встретился с ней взглядом. Эти красивые голубые глаза… Она смотрела очень серьезно, в глазах ее была грусть и что-то теплое, волнующее.
– Я хотела сказать… я знаю, что ты думаешь, почему с моим братом… в той машине… почему с ним была твоя сестра? Почему не я, не кто-то еще? Почему все это случилось с Лилей, а не со мной?
– Лиз…
Подобных слов он от нее не ожидал. Хотел возразить, но она тихонько покачала головой.
– Я не знаю… твоей сестры нет, а я… – Она нервно облизнула губы и сжала пальцами край ветровки. – Если бы я могла тебе что-то сказать или объяснить, я бы это сделала. Но я не могу. И изменить я тоже ничего не могу. В этом нет моей вины.
Она тихо, почти беззвучно открыла дверцу машины и выскользнула на улицу. Так же тихо забрала с заднего сиденья свои вещи. Макс смотрел, как она идет к подъезду, как набирает код домофона. Когда Лиза скрылась за дверью, он шумно выдохнул и потер руками лицо. И он тоже не знает. Если бы он знал…
Лиза бросила ключи на тумбочку и сняла ветровку. В квартире было душно и она, пройдя в кухню, открыла форточку. Почему-то она ждала, что Макс догонит ее, окликнет, но этого не произошло. Может, оно и к лучшему. Скорее на автомате, чем из-за желания выпить чая, она включила чайник. Она все еще чувствовала привкус кофе на губах, а легкие пропитал волнующий мужской запах. Шум закипающей воды разбавил звенящую тишину. Лиза снова почувствовала усталость, ей следовало сходить в душ и лечь спать. Сон – самый верный способ ни о чем не думать. Она уже собиралась стянуть с себя кофту, когда в дверь настойчиво постучали.
Макс и сам не знал, зачем делает это. Сейчас, стоя на пороге и глядя на Лизу, он ощущал всю нелепость ситуации. Она явно ожидала от него объяснений, только объяснений у него как раз не было. После того, как за ней захлопнулась подъездная дверь, он еще несколько минут просидел в машине. Видел, как в окнах ее квартиры зажегся свет, и все равно не спешил заводить мотор. А потом вдруг понял, что должен ее увидеть. Теперь же, глядя в Лизкино лицо, он понятия не имел, зачем ему это нужно.
– Что случилось? – спросила Меркулова, чувствуя себя неуютно под его тяжелым взглядом.
– Завтра утром я тебя заберу. – Это было первым, что пришло ему на ум. Чтобы заехать за ней ему придется сделать крюк, он уже заранее проклял все на свете, но это было лучше, чем просто стоять, пялиться на Лизу и молчать.
– Не надо, Макс. – Она опустила руку, которой придерживала дверь, словно оставляла Максу выбор – войти в квартиру или остаться на лестнице. Он выбрал второе. Поняв это, Лиза почувствовала еще больший дискомфорт и обхватила плечи руками. – Тебе совсем не обязательно таскаться со мной. Я могу доехать сама.
– Я сказал, что заеду, значит, заеду.
Ее упрямство бесило его. Вид его стал совсем хмурым, взгляд суровым. Он не мог смотреть ей в глаза и оставаться спокойным. Хотелось либо сказать ей что-то грубое, либо привлечь к себе и ощутить тепло ее тела под ладонями. Это тоже бесило его. Эти глаза… голубые, чистые, красивые…
– Я могу сама о себе позаботиться.
– Не сомневаюсь, – снисходительно хмыкнул он, всем своим видом демонстрируя пренебрежение к ее словам. – Будь готова к восьми.
После того, как Макс ушел, Лиза оперлась спиной о стену и в голос застонала. Она не могла понять его, не могла понять его поступков, настроения. Когда все, как ей казалось, становилось ясно, происходило что-то, что снова сбивало ее с толку. Противиться ему было трудно, еще труднее было противиться себе.
Проснулась Лиза совсем рано. Проворочавшись в постели с полчаса, поняла, что уснуть больше не получится, и пошла в ванную. Сегодня она особенно долго стояла под струями теплой воды, натирая тело фруктовым гелем для душа, и придирчиво осматривала себя, словно это имело какое-то значение. У нее была маленькая грудь, вполне обычная талия и довольно узкие бедра. Лизе бы хотелось иметь более плавные черты, изящное, женственное тело. Она завидовала девочкам, в которых стройность сочеталась с притягательной мягкостью, грациозностью. Хотя при росте метр шестьдесят два Лиза весила чуть больше сорока килограммов, себе она казалась неказистой, тяжелой. Она, вроде бы, повзрослела, но страх поправиться так никуда и не делся, и, глядя на себя в зеркало, Лиза частенько видела невзрачную девушку с кучей недостатков.
Смыв с головы бальзам, она безрадостно вздохнула. Скорей бы отрасли волосы…
Обычно, собираясь на тренировку, Лиза и не думала о косметике, но сегодня, рассматривая себя в зеркало, ей как никогда хотелось выглядеть привлекательно. Она нанесла на веки перламутровые тени, а губы подкрасила розовым блеском. Провела по торчащим волосам ладонью и с ожесточением вытерла рот. Ничего ей не поможет. Когда доходившие до лопаток волосы обрамляли лицо, мягко оттеняя кожу, она была еще ничего, а теперь… Пальцы коснулись шрама на виске, подбородок дрогнул. Привлекательная… С трудом Лиза проглотила вязкий комок, вставший в горле, и пошла в ванную, чтобы смыть остатки косметики.
Самойлов приехал чуть раньше восьми. По пути он успел заскочить за кофе и теперь, когда Лиза устроилась рядом, на пассажирском сиденье, протянул ей стаканчик.
– Для бодрости, – подмигнул он, выруливая со двора.
– Спасибо.
Сегодня она взяла кофе без пререканий. Приятный аромат немного отвлек Меркулову от невеселых мыслей, разогнал тоскливое настроение. За окном моросил дождь, а в салоне тихо играла музыка, легендарная «Show must go on» группы Queen.
– Я скатаю под эту песню свой последний показательный номер. Когда-нибудь… когда решу уйти из спорта, – задумчиво сказала Лиза и сделала глоток кофе.
Макс искоса взглянул на нее, но ничего не ответил, потому как в ее непрозвучавшем «если» было заключено куда больше, чем в этих словах.
Глава 7
Москва, май 2016 года
Новость о том, что Елизавета Меркулова возобновила тренировки, быстро разлетелась по школе и, как подозревала сама Лиза, за ее пределами. Сейчас она была отчасти рада, что в Москве у нее нет друзей и даже хороших знакомых. Постоянные расспросы о самочувствии и разговоры на эту тему скорее раздражали бы ее, чем вызывали у нее удовлетворение тем, что о ней беспокоятся. Она просто к этому не привыкла. Хотя в глубине души было тоскливо, что вечером, когда она возвращалась домой, никто не предлагал налить чашку чая, не спрашивал, как она и как прошел день. Порой ей этого в самом деле хотелось. Уже больше недели она приходила в школу не просто так, чтобы чем-то занять себя и отвлечься, а как член команды, спортсменка, фигуристка, желающая достичь своей цели. Она все еще не была уверена, что у нее получится восстановиться, но всем сердцем желала этого. Миронов относился к ней очень бережно, не давал перегружаться и щадил, как считала сама Лиза, больше, чем стоило бы. Как-то она даже психанула по этому поводу.
– Если тебя что-то не устраивает, ты знаешь, где выход. – Женя говорил спокойно и твердо.
– Евгений Александрович…
– Три месяца назад ты лежала на этом самом льду с дыркой в голове, – глядя ей в глаза, сказал Женя. – Я не только тренирую тебя. Я отвечаю за тебя. Что я скажу твоим родителям, если что-то пойдет не так?!
– Моим родителям все равно!
Сам того не подозревая, Миронов задел ее. Тут же пожалев, что выдала себя, Лиза отвернулась и замолчала. Женя же задумчиво глядел на ее профиль.
– Я могу делать больше. До начала сезона не так много времени и если…
– Не можешь. – Он вдруг смягчился и взял ее за руку. – Не пытайся обмануть меня.
Лиза стушевалась. Посмотрев на Женю из-под ресниц, отвела взгляд и нервно прикусила губу. И все-таки она действительно могла больше. Могла попытаться делать больше. Пусть она и чувствовала усталость по окончании тренировок, это не имело значения. Она давно привыкла не обращать на это внимания, усталость была для нее делом столь же обычным, как и возвращение в пустую квартиру.
– Не нужно меня жалеть.
– Вот уж чего я точно не собирался делать, так это жалеть тебя.
В какой-то момент Миронов почувствовал, что злится на эту девочку, теперь же от злости не осталось и следа. Перед ним стояла совсем юная девчонка, упорная, трудолюбивая и нуждающаяся в поддержке. Жалеть он ее не собирался, потому что это бы было несправедливо. Она слишком сильная, чтобы испытывать к ней жалость, хотя, скорее всего, сама этого не осознает.
***
Почти всю дорогу от школы до Лизиного дома в машине стояла мертвая тишина, Макс даже музыку сегодня не включил. По выражению его лица было ясно, что он о чем-то думает и ему не до разговоров, поэтому Лиза сидела молча. В последние дни Макс часто подвозил ее после тренировок. Она понятия не имела, делал ли он это по просьбе Миронова или подобная благотворительность являлась его собственной инициативой. Мысль о том, что возит ее Макс по принуждению, была Лизе неприятна равно так же, как и мысль о том, что причиной всему – чувство вины. Ей хотелось узнать, зачем все это, особенно остро она испытывала подобное желание в такие моменты, как сейчас, когда он сидел мрачный. Ей казалось, что это из-за того, что она находится рядом.
– Макс, я могу доехать на метро. – Они проделали примерно половину пути, когда Лиза, не выдержав давящей на виски тишины, все же осторожно заговорила. – Я понимаю, что возить меня тебе удовольствия не доставляет. Ты и не должен этого делать.
– Если бы я не хотел этого делать, то ты бы давно уже шагала пешком, – грубовато ответил он. Потом бросил короткий взгляд на свою спутницу.
– А ты хочешь? – в ее усмешке не было ни злорадства, ни ехидства, скорее горькая ирония.
– Мне не тяжело подкинуть тебя до дома. – Одна его рука лежала на руле, вторая покоилась на бедре. Лизе нравилось смотреть на его красивые руки. По крайней мере, это было не столь опасным, как изучать его лицо, так она не рисковала быть застигнутой врасплох. – Не думаю, что тебе стоит сейчас тратить силы на дорогу. Ты еще не достаточно окрепла.
– Тебя это не должно волновать.
– Может, и не должно…
Иногда он и сам так думал. А потом вспоминал тот день, когда лезвие его конька пробило ей череп, вспоминал, как на руках уносил ее со льда, как по виску ее бежала струйка крови… С юности Макс знал, что он ответственен за свою партнершу на льду. Это являлось для него такой непререкаемой истиной, что он скорее забыл бы собственное имя. Но Лиза… Теперь, оглядываясь назад, он отчетливо понимал, насколько опасными и глупыми были его выходки. Одно дело поддеть ее словами, обидеть, и совсем другое – видеть, как она пытается встать после жуткого столкновения и не может этого сделать.