Неровня. Повесть

– Не надо, я сама, – одеваясь, ответила Валя.

– Я тебе краюху дам, а ты Мухтару кинь. Не бойсь, он не тронет, – отодвинув штору, хозяйка ушла в кухню.

– В такую погоду хозяин собаку не выгонит, а у них – на привязи, – пробурчала девушка, сунув ноги в широкие валенки.

Прихватив кусок чёрного хлеба, Валя вышла на улицу. Погода стояла тихая: ни ветра, ни снегопада. Валентина вдохнула через нос и подняла голову к небу. Чёрное небесное полотно, усыпанное мелкими сверкающими точками, посеяло внутри какое-то чувство благодарности. Девушка поймала себя на мысли, что на данный момент она счастлива.

– А у нас в Воронеже практически их не видно, – сказала вслух, разглядывая плеяды звёзд. – Как хорошо…

Со стороны сарая послышался звон цепи и глухой одиночный лай.

– Мухтар, – негромко позвала собаку и направилась угощать сторожа. – Здравствуй, Мухтар.

Лохматый пёс неизвестной породы вылез из будки и сел рядом с пустой обледенелой посудиной.

– Ты есть хочешь? – Валя вынула из кармана угощение и протянула руку.

Мухтар настороженно обнюхал предложенное, недоверчиво посмотрел в лицо гостьи, а после принюхался к валенкам. Свой человек, если уж хозяйка дала попользоваться «вторыми лапами». Аккуратно взяв зубами хлеб, пёс спрятался в будке.

– Какой ты милый, – улыбнулась Валя.

Повернув голову влево, увидела небольшой домик, похожий на сторожевую будку.

– Ну что ж, бабушкам в годы Великой Отечественной тоже нелегко было. Справлюсь.

Через некоторое время девушка вернулась в дом.

– А я уж думала за тобой идти, – Никитична подготовила воду и полотенце. – Долго что-то.

– Я с Мухтаром разговаривала, – Валя сняла валенки, фуфайку и приложила руки к неостывшей печке.

– Тю, вести беседы с собакой?! – хихикнула женщина, глядя на будущую невестку с недоумением. – Дитё народите, и будешь разговаривать.

Валя насупилась. Как-то странно получается. Вот у её бабушки была собака по кличке Нора. Бабуля считала Нору членом семьи. Выводила на улицу, кормила самым вкусным, лечила и никому не давала в обиду. Норка была чёрного окраса, вытянутая и длинноухая. Обыкновенная такса с покладистым характером и звонким лаем. Бабушка гордилась своей любимицей и часто хвасталась её маленькими достижениями.

– Норик, покажи Валюше, чему ты сегодня научилась. – женщина доставала из конфетной корзинки кусочек мармелада. – Покрутись, покрутись. Ай, ты моя умница. Вот, как мы умеем, да?

Такса наворачивала круги, держа нос кверху и не спуская глаз с руки хозяйки. Три-четыре головокружительных «па», и Нора получала вкусную оплату. Но недолго такса радовала своей компанией бабушку – через восемь лет Нора заболела. Ох, как долго горевала безутешная старушка по собачке. А тут такой мороз, и пёс живёт на улице.

Утром Валя проснулась от полушёпота Никитичны.

– Валечка, подымайся, утро уже.

– Который час? – девушка приподнялась и зевнула.

– Пол седьмого, – Никитична открыла дверь шкафа. – Утро уже.

– А зачем так рано?

– Как же ж? К празднику готовиться, – взяла кое-какие вещи и удалилась.

– К празднику? В такую рань? – Валя нехотя поднялась с постели, потянулась, посмотрела на себя в зеркало и вспомнила родной дом.

Мама никогда не будила рано утром, чтобы начать подготовку. Сначала отваривала овощи, потом шла в магазин, если вдруг что-то забыли купить, а уже к двенадцати дня принималась за готовку. Вале оставалось помочь украсить блюда, если мать об этом просила, но зачастую женщина справлялась сама. Ульяна Юрьевна берегла дочь, не нагружая домашней работой.

– Наработается ещё, – приговаривала женщина, вытирая пыль с книжных полок. – Вся жизнь впереди. Пусть отдыхает.

Умывшись прохладной водой, Валентина спросила, какую помощь необходимо оказать, на что получила ответ: «Приготовить холодец и замесить тесто».

– Холодец? Тесто? – изумлённая Валя медленно опустилась на табурет. – А это как?

– Как-как? – Никитична затапливала печь. – Как обычно.

– Но я не умею, – развела руками Валя, чувствуя себя виноватой. – Я никогда этого не делала.

– У-у, девонька, – мать Вани опешила. – А картоху почистить?

Валя пожала плечами. Её щёки налились румянцем от стыда.

– Давай покажу, – закрыв печную дверцу, женщина достала из-под стола большую кастрюлю.

Поставив на стол, налила воды из ведра. Сходила в сени за говяжьими костями и бросила их в посудину.

– Соли? и ставь варить.

Валя насыпала соли из коробки, а вот как обращаться с керогазом – не знала.

– В печь, в печь её ставь, – подсказала Никитична, отмывая картофель от земли.

Определив кастрюлю в печь, девушка искоса посмотрела на хозяйку.

– Ну, что стоишь? Бери нож и чисти свёклу. Поставим тушить, будет салат.

С горем пополам Валя очистила овощи. Взглянув на свои руки, ахнула. Ладони окрасились в тёмно-бардовый цвет, кожа вокруг ногтей будто слезла – так сильно забился свекольный сок, лак на ногтях местами облез, и маникюр стал выглядеть, как у чернорабочего.

– Как я с такими руками домой поеду? – вслух произнесла девушка, разглядывая ужасные кисти.

– Освеклились? Ничего страшного. Постираешь, и всё сойдёт, – Никитична не понимала степень расстройства горожанки.

– Стирать? А машинка?

– Какая? Пости?рочная? Да откуда ж ей взяться, деточка? Такие деньжищи сто?ит… К нам этого добра не возят, а ехать в район – это платить надо.

Валя слушала и не могла взять в толк: то ли ей жалко эту женщину, то ли стыдно за неё. Не иметь в доме элементарных вещей. Даже пылесоса нет. К чему такие жертвы?

Пришло время замесить тесто. В кухню вышел Иван и, заметив, что Валя уже на ногах и вовсю помогает матери, обрадовался.

– Ничего себе! Пчёлки мои уже трудятся… – плюхнулся на лавку. – Сейчас и я вам помогу.