Молчанием предаётся Бог

Таким образом, предлагалось ограничить возможность представителям «неблагородных» слоев населения перемещаться в разночинцы и студенты – основную движущую силу революционного движения.

В качестве альтернативы гимназиям с классическим гуманитарным образованием, греческим и латынью предлагались реальные училища с науками точными – физикой, механикой, химией, алгеброй. Интенсивно развивалась промышленность, и Россия остро нуждалась в специалистах: квалифицированных рабочих, мастерах, инженерах.

Впрочем, спустя тринадцать лет циркуляр о «кухаркиных детях» был отменен Николаем Вторым, но до сих пор марксистские историки приводят его как пример «самодержавной дискриминации по социальному признаку».

Моральную катастрофу российского общества чувствовал Достоевский еще в середине XIX века: «Петровская реформа, продолжавшаяся вплоть до нашего времени, дошла наконец до последних пределов. Дальше нельзя идти, да и некуда: нет дороги, она вся пройдена… Вся Россия стоит на какой-то окончательной точке, колеблясь над бездною… носится как бы какой-то дурман повсеместно, какой-то зуд разврата. В народе началось какое-то неслыханное извращение идей с повсеместным поклонением материализму. Материализмом я называю в данном случае преклонение народа перед деньгами, пред властью золотого мешка. В народ как бы вдруг прорвалась мысль, что мешок теперь все, заключает в себе всякую силу, а что все, о чем говорили ему и чему учили его доселе отцы, – все вздор. Беда, если он укрепится в таких мыслях».

Делился своим предчувствием гибели Российского государства и Гоголь: «Остались считаные дни, еще немного – и грехами своих предков и своими мы отрежем путь России к спасению».

«Человечество нынешнего века свихнулось с пути только оттого, что вообразило, будто нужно работать на себя, а не для Бога, – говорил Н. Гоголь. – Сущность жизни не есть отдельное существование, а Бог, заключенный в человеке; смысл жизни открывается тогда, когда человек признает собою свою божественную сущность».

«Будьте не мертвые, а живые души…

Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом… страшен тот ревизор, который ждет нас у дверей гроба».

9 сентября 1867 года в Женеве открылся масонско-коммунистический конгресс Лиги мира и свободы, и на трибуне выступали «светила европейской мысли». «…Господа, которых я впервые увидел не в книгах, а наяву, – писал приглашенный на этот конгресс Достоевский Майкову, – начали с предложения вотировать, что не нужно больше монархий, и все поделать маленьким. Потом – что не нужно веры. Это было четыре дня крику и ругательств…»

«…Социалисты и революционеры врали с трибуны перед пятью тысячью слушателей, то невыразимо, – делился он со своей племянницей С. А. Ивановой. – Комичность, слабость, бестолковщина, несогласие, противоречие себе – это вообразить нельзя. И эта-то дрянь волнует несчастный люд работников. Это грустно. Начали с того, что для достижения мира на земле нужно истребить христианскую веру, большие государства уничтожить и поделать маленькие…»

Посетив 15 европейских городов, писатель пришел к выводу, что лозунг французских революций «Свобода, братство, равенство!» – всего лишь красивая вывеска на самом деле: «Олигархи имеют в виду лишь пользу богатых, демократия – лишь пользу бедных, а об общественной пользе, пользе всех и о будущем всей Франции там уж никто теперь не заботится…».

«Достоевский сделался врагом революции и революционеров из любви к свободе, он увидел в духе революционного социализма отрицание свободы и личности. Что в революции свобода перерождается в рабство. Его ужаснула перспектива превращения общества в муравейник», – писал Н. Бердяев.

«Что же противополагается романо-германской Европе или Западу в лице России? – спрашивал славянофил Аксаков. – Мир православно-восточный, или славянство – возросшее до значения православно-восточного мира».

Что может противостоять идеям либерально-буржуазного общества – атеизму, парламентаризму, космополитизму?

Православие (церковь) – самодержавие (русская государственность) – народность (славянство) – отвечали славянофилы. Возвращение в допетровскую патриархальную Русь, где государство – большая семья со своими традициями, преемственностью поколений; церковь – хранительница духовно-нравственных ценностей; царь – наставник, батюшка, оберегающий своих подданных.

Неслучайно ради разрушения этой семьи – Российской державы – революционеры возбуждали ненависть «к царю и поп?».

«Функции [Церкви] как учреждения были извращены, – писал Аксаков о результатах реформ Петра Первого, – она взята была в казну, низведена на степень одного из официальных «ведомств», облечена в мундир, разрознена с общественной жизнью страны, почти парализована в своих силах… благодаря ложному положению Русской церкви… голос ее почти не слышен, неавторитетен, по-видимому, не властвует над душами. Вот где наше современное зло и где корень разъедающего нас недуга!»

«Церковь наша должна вернуться к прежнему каноническому, допетровскому строю. Восстановление патриаршества, обращение к соборному началу, возобновление деятельного и живого общения с другими православными церквами оживят и одухотворят и нашу церковную жизнь, исцелят многие наши общественные язвы и, быть может, восстановят духовную цельность русского народа и всего православного Востока» (из исследования «Государственно-правовой идеал славянофилов» А. В. Васильева).

Исторический путь России – в православной религии, в отсутствии классовой борьбы, в наличии крепкого сословного строя, в сельской общине…

Достоевский рассуждает о миссии России как носительницы православия и о русском народе – «народе-богоносце». «Славянство, объединенное Россией, – считает Федор Михайлович, – научит серьезно верить в братство людей, во всепримирение народов, в союз, основанный на началах всеслужения человечеству, и, наконец, в самое обновление людей на истинных началах Христовых… Идея всемирного человеческого обновления… хранится в России не в революционном виде, а в виде Божественной правды». Христовой истины, хранимой в православии.

Славянофилы стремились сблизиться с простым народом, изучали быт, культуру, художественные промыслы; организовывали выставки, фольклорные экспедиции. Эпос, народные сказки, национальная история, русская природа явились источниками вдохновения композиторов «Могучей кучки» (Мусоргский, Римский-Корсаков, Бородин, Балакирев), художников «Товарищества передвижных художественных выставок» (Перов, Саврасов, Шишкин, Васнецов, Суриков), прославлявших величие, мудрость, красоту и силу России.

Между тем в конце XIX – начале XX века в России масонство увлекает не только политиков, деятелей культуры, но и чиновников, военных и даже членов императорской фамилии. Аронсон в статье «Масоны в русской политике», опубликованной 8 октября 1959 года в газете «Новое русское слово», пишет: «Вот несколько имен из списка масонской элиты, которые на первый взгляд кажутся совершенно не укладывающимися в одну организацию, на деле, однако, тесно связанных между собой на политическом поприще: князь Г. Е. Львов и А. Ф. Керенский, Н. В. Некрасов и Н. С. Чхеидзе, В. А. Маклаков и Е. Д. Кускова, великий князь Николай Михайлович и Н. Д. Соколов, А. И. Коновалов и А. Я. Браудо, М. И. Терещенко и С. Н. Прокопович. Что поражает в этом списке – ЭТО БУКВАЛЬНО ЛЮДСКАЯ СМЕСЬ, в которой так неожиданно сочетаются социалисты РАЗНЫХ МАСТЕЙ с миллионерами, представителями радикальной и либеральной оппозиции, с лицами, занимающими видные посты на бюрократической лестнице, вплоть до… бывшего директора Департамента полиции. Что за странное явление, особенно непривычное в русской общественной жизни, для которой всегда были характерны полярность воззрений, сектантское начало во взаимоотношениях, взаимные отталкивания». Деятельность русских масонов направлена на дискредитацию самодержавия и расшатывание основ российской государственности.

«Интеллигенция сумела раскачать Россию до космического взрыва, но не сумела управлять ее обломками, – писал Солженицын. – Потом, озираясь из эмиграции, сформулировала интеллигенция оправдание себе: оказался «народ – не такой», народ обманул ожидания интеллигенции».

Революция в России низвергла Иисуса Христа – нравственный эталон человеческого существования, уничтожила основу нравственности и совести – Любовь.

И ввергла в Ад…

«Что есть ад?.. Страдание о том, что нельзя уже более любить» (из романа «Братья Карамазовы» Ф. М. Достоевского).

Глава 5. Два Рима пали, третий стоит, а четвёртому не бывать!

Николай Второй – святой царь, Иову Многострадальному подобный. Он будет иметь разум Христов, долготерпение и чистоту голубиную. На венец терновый сменит он корону царскую… Он искупитель будет, искупит собой народ свой – бескровной жертве подобно. И предан будет… как некогда Сын Божий на пропятие…

    Преподобный Авель (Васильев), тайновидец петербургский, о царе Николае Втором (в 1800 г.)

«Тебе предстоит взять с плеч моих тяжелый груз государственной власти и нести его до могилы так же, как нес его я и как несли наши предки. Я передаю тебе царство, Богом мне врученное. Я принял его тринадцать лет тому назад от истекавшего кровью отца… Твой дед с высоты престола провел много важных реформ, направленных на благо русского народа. В награду за все это он получил от русских революционеров бомбу и смерть… В тот трагический день встал предо мною вопрос: какой дорогой идти? По той ли, на которую меня толкало так называемое «передовое общество», зараженное либеральными идеями Запада, или по той, которую подсказывали мне мое собственное убеждение, мой высший священный долг Государя и моя совесть. Я избрал мой путь. Либералы окрестили его реакционным. Меня интересовало только благо моего народа и величие России. Я стремился дать внутренний и внешний мир, чтобы государство могло свободно и спокойно развиваться, нормально крепнуть, богатеть и благоденствовать. Самодержавие создало историческую индивидуальность России. Рухнет самодержавие, не дай Бог, тогда с ним рухнет и Россия. Падение исконной русской власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междоусобиц. Я завещаю тебе любить все, что служит ко благу, чести и достоинству России. Охраняй самодержавие, памятуя притом, что ты несешь ответственность за судьбу твоих подданных пред Престолом Всевышнего.

Вера в Бога и в святость твоего царского долга да будет для тебя основой твоей жизни. Будь тверд и мужествен, не проявляй никогда слабости. Выслушивай всех, в этом нет ничего позорного, но слушайся только самого себя и своей совести.

В политике внешней держись независимой позиции. Помни: у России нет друзей. Нашей огромности боятся. Избегай войн. В политике внутренней прежде всего покровительствуй Церкви. Она не раз спасала Россию в годины бед. Укрепляй семью, потому что она – основа всякого государства».

Заветы отца своего, Александра Третьего, данные им накануне кончины, Николай Второй запомнил крепко. Как и отец, он беззаветно любил Россию.

Нередко можно слышать, что «в его жилах было мало русской крови», но русский – это не кровь, это прежде всего образ мысли, строй души.

Любовь к Родине он впитал с молоком своей кормилицы – Марии Смолиной.

Практически все российские императоры имели русских кормилиц – нянь из простых крестьян. С ними проводили свои ранние годы. Знакомились с русскими обычаями, фольклором – сказками, поговорками, песнями, играми, что влияло не только на характер будущих российских императоров, но даже на манеру речи – с простонародными оборотами. Сколько же молочных братьев и сестер было у русских царей среди крестьянства!