– Что ни говори, – сказал Игорь, – а в репортаже есть что-то этакое… знаменательное. Кстати, это только я заметил или там мы были одни?
– Я тоже не увидела никого из наших коллег из других изданий, – сказала Анна. – Возможно, они приезжали раньше…
– Или приедут позже после нас, – с удовлетворением заметил Игорь, потирая руки. – Нет, мы все-таки молодцы с тобой, Аня, хороший материал сделали! Правда, я чертовски замерз. Мороз, ветер, а я без головного убора, а мы там околачивались час, а то и больше…
– Сегодня мороз не очень большой, наверное, сейчас градусов – 5, не больше, – заметил водитель.
– Тебе хорошо говорить, Павел, ты все время просидел в машине, – сказал пренебрежительно Игорь.
Водитель обиделся и насупился. Анна с укором посмотрела на Игоря и прошептала:
– Ну зачем ты так, Игорь…
– Да ну… я ничего такого не сказал. Ты не замерзла, Аня? Давай я согрею твои руки, – сказал Игорь. Он взял ее руки в свои ладони. – Ого! Какие холодные. Чего ты перчатки не надела?
– Они в сумочке, в них неудобно блокнот и ручку держать в руках.
– Я все записал на диктофон.
Анна пожала плечами:
– Диктофон иногда мешает.
– Это да… Кстати, Аня, уже время обедать, давай с тобой пообедаем где-нибудь, – предложил Игорь. – Я так замерз и такой голодный, давай сейчас поедем в уютное кафе или ресторанчик, где играет хорошая музыка… ужасно не хочется сейчас возвращаться в редакцию. Там холодно и не уютно. И, к тому же, Гришин, точно, придумает какое-нибудь новое задание.
– А репортаж?.. его надо написать и сдать.
– Редактор говорил, что репортаж выйдет через три дня, успеем. Завтра утром он будет готов, я ночью все напишу, там не так уж много текста, больше с фотографиями возиться. Поехали, Ань, со мной, – настаивал Игорь, – ну его… эту работу, она никогда не кончится.
– Не знаю, у меня на два часа назначена встреча с Тимофеем Пасечником, я не могу его подвести, – сказала Анна.
– Что ему нужно на этот раз?! – недовольным тоном заметил Игорь. – Постоянно шляется по редакции этот противный старик.
– Пасечник – наш постоянный читатель, к тому же, он постоянно приносит свои статьи в нашу газету.
– Они все нудные и не интересные…
– Это ты так думаешь, а читатели думают иначе. К тому же, такие люди необходимы газете, надо же чем-то заполнить двенадцать полос.
– Ну, хорошо, согласен. Такие люди нужны. Пасечник – активный, много знает, и пишет неплохо… но при чем здесь он?! Не понимаю! Аня, я просто предложил тебе пойти со мной в кафе.
– Я поеду в редакцию, – сказала Аня, потупив взор.
– Эх, Аня, ты не возможный человек. Где романтика, где журналистский задор?..
Анна рассмеялась. Павел, улыбнувшись одними губами, кинул на нее понимающий взгляд.
– Игорь, по-твоему, журналистский задор заключается в том, чтобы ходить по кафе и ресторанам, – сказала девушка.
– А почему бы и нет?! Мы – творческие люди, мы можем себе это позволить, когда другие вкалывают на производстве или на железной дороге, как вот сегодня мы видели дорожных рабочих, монтеров, бригадиров… Пусть трудятся, обществу нужны дисциплинированные ответственные труженики и специалисты… Кто-то должен выращивать хлеб, водить поезда, работать на заводе…
При этих словах водитель Павел насупился еще больше. Он бросил недовольный взгляд в сторону Лебеденко.
– У нас разные профессии с ними, – продолжал Лебеденко. – Мы – творческие работники, а они – люди труда. Это две большие разницы, мы можем себе позволить гораздо больше, чем они. Во-первых, мы не так скованы жесткой дисциплиной, затем… у нас более гибкий график, ну, и в остальном есть кое-какие преимущества…
Анна решила прекратить этот ненужный разговор. Она отвернулась к окну. Игорь посмотрел на нее и замолчал, томно вздыхая при этом. Дальше ехали молча, каждый думал о своем. Лебеденко попросил водителя остановить возле кафе «Фламинго». Он вышел из машины и, не произнеся ни слова, тут же ушел. Павел посмотрел на него неприязненным взглядом:
– Вот гусь! Ты посмотри, какая у него жизненная философия, делит людей на категории. Пижон!
– Да, Игорь – не простой человек, – согласно кивнула Анна. – Но он хороший журналист… ленивый, правда, немного. Но в целом, с ним можно работать.
– Не люблю я таких людей, – сказал Павел, – от них не знаешь, чего ждать… Куда дальше ехать, Аня?
– В редакцию. Гришин, наверное, уже нас заждался. Честно говоря, никуда не хочется ехать. В редакции холодно, – вздохнув, сказала Анна, – а домой ехать далековато…
– Давай отвезу тебя домой.
– Не-а, не нужно, потом все равно надо возвращаться, не будет времени даже поесть. Павел, давай заскочим в магазин, я куплю что-нибудь поесть, какую-нибудь булочку или йогурт. На работе у меня чай есть.
– В какой именно магазин?
– В любой, мне без разницы.
Они проехали несколько минут и остановились у центрального универмага, там был продуктовый отдел. Анна вышла из машины и направилась к магазину. У входа она случайно встретилась с Тарасовой. Тарасова была довольно эффектной дамой, но абсолютно безвкусно одетой. Все знали, что Тарасова была любительницей одежды из секонд-хенда, именно там она чаще всего выбирала свои наряды. Увидев Анну, Тарасова широко улыбнулась. Не теряя ни минуты, она тут же пригласила Анну на мероприятие в музей, где она работала. Сегодня там открывалась выставка вышитых картин. Надо было написать об этом статью. Анна пообещала, что придет на открытие выставки.
Едва переступив порог редакции, Анна сказала редактору, что она идет на открытие выставки в музей. Пить чай было некогда, до музея надо было идти полчаса, а по городу редактор редко давал машину, добираться пришлось пешком. Булку пришлось жевать на ходу, запивая газировкой. После мероприятия в музее, Анна снова вернулась в редакцию. В кабинете сидела одна Лукошина, Лебеденко еще не появлялся. Анна спросила, где Лебеденко. Лукошина ответила, что Лебеденко недавно звонил и сказал, что «он простыл и сегодня на работу не выйдет». «Так, понятно… вечно Игорь найдет какие-то отговорки, чтобы не выходить на работу», – недовольным тоном проворчала Анна и уселась за свой рабочий стол. Она принялась писать репортаж о ремонте моста. Она хотела закончить эту статью к концу дня, потом надо было приниматься за материал о местных рукодельницах, чьи работы были выставлены в музее. Анна сидела в кабинете одна, Лукошина ушла в горисполком на пресс-конференцию городского головы.
Было 4 часа дня, Анна уже подумывала уйти с работы, когда в кабинет вошел редактор. Он сказал, что Анне и фотокору надо успеть до конца дня сделать блиц-опрос, узнав у прохожих «как они относятся к городской власти». Анна сделала кислое выражение лица и попробовала отказаться, сказав, что «сейчас на улице уже темно, и лучше этот блиц-опрос провести завтра с утра». Но Гришин был категоричен и потребовал, чтобы блиц-опрос провели сегодня. Через несколько минут в кабинет зашел фотокорреспондент Сева Лавринец. Сева скорчил недовольную мину. Он тоже был страшно недоволен тем, что его заставляют работать в конце дня, да еще бегать по морозу с камерой наперевес, и приставать к прохожим с глупыми вопросами. Сева сказал, что «идет курить на улицу и будет там ждать Анну». Он вышел. Анна быстро оделась и, нехотя, вышла на улицу. Над городом сгустились сумерки, уже включили уличное освещение, было прохладно, к вечеру мороз только усилился.
Прошло уже полчаса или, может, больше. Они опросили уже с два десятка горожан, задавая один и тот же вопрос: «Как вы относитесь к городской власти и, лично, к мэру Мороцкому Эдуарду Васильевичу?». Некоторые, завидев журналистов, с недовольными лицами проходили мимо, даже не останавливаясь и не выслушав вопрос. Таких было приблизительно треть. Остальные охотно делились с журналистами своим мнением. Основной ответ был таков – городские власти плохо справляются со своими обязанностями. У обывателей, явно, были претензии к власти и мэру города. В принципе, блиц-опрос был готов, и он был в том ключе, который нужен был для их газеты. Можно было возвращаться в редакцию. Было ужасно холодно, руки примерзали к диктофону. Анна мечтала только об одном, скорей попасть в теплое помещение и выпить горячего чая. Когда зашла в здание редакции, облегченно перевела дух, Сева сразу направился в свою фотолабораторию, а Анна поднялась на второй этаж и пошла по длинному коридору к своему кабинету. На этаже было темно, все уже порасходились. Свет горел только в кабинетах редактора и бухгалтера.
Она прошла в свой кабинет, включила свет. Обогреватель не стала включать, так как не намеревалась долго задерживаться на работе. Анна поднесла окоченевшие руки ко рту, попыталась согреть их своим дыханием. Казалось, от холода продрогли все косточки, безумно хотелось согреться. Анна взяла электрический чайник, намереваясь его включить в розетку, но там не было воды. Она тяжело вздохнула, ей ужасно не хотелось идти через весь длинный коридор в другой конец здания, где находился умывальник, чтобы набрать воды из крана. Анна зашла в кабинет бухгалтера. Там сидели за столами, уткнувшись в свои бумаги, бухгалтер Людмила Антоновна, немолодая уже дама со стервозным, как у всех бухгалтеров, характером, и менеджер по работе с клиентами Анжела, молодая девушка, недавно окончившая школу, она отвечала за распространение газеты и рекламу. Они были немного сосредоточенными, им предстоял годовой отчет. Услышав скрип открывающейся двери, бухгалтер взглянула в сторону Анны недовольным взглядом. Анна подняла вверх чашку и спросила:
– У вас можно взять стакан кипятка? Я ужасно замерзла, только что пришла с блиц-опроса, на улице ужасно холодно.
– У нас нет воды, – недовольно буркнула бухгалтерша и снова уткнулась в свои бумаги. На ее столе рядом с бумагами стояла чашка с дымящимся кофе. Анна знала, что бухгалтерша ее недолюбливала.
Анжела ничего не сказала, она жевала печенье, лишь надменно посмотрела на Анну. Анжела была какой-то дальней родственницей хозяина газеты, она на всех смотрела свысока.
Анна посмотрела на них недоуменным взглядом и вышла из кабинета. Настроение было окончательно испорчено. «Неужели им жаль для меня стакана кипятка? – подумала она. – Они сидят в тепле, а я весь день пробегала на улице, на морозе, добывая материал для газеты (для нашей газеты, между прочим!), а им кипятка жалко для меня. Как можно работать в таких условиях, когда такое отношение… Руки опускаются после этого.» Пребывая в плохом расположении духа, Анна покинула редакцию, даже не попрощавшись с редактором. Она пошла домой. Ужасно хотелось есть. Она вспомнила, что давно ничего не ела. Она зашла в ближайший магазин и купила пачку чипсов. Жуя чипсы на ходу, она подумала: «Странный выбор для голодного человека – чипсы, лучше бы, наверное, было взять булочку или печенье.» Анна отвлеклась от размышлений. Взгляд ее привлекла молодая девушка, шедшая ей навстречу, как для зимы, она была легко одета. На ней было легкое пальто, капроновые колготки и осенние сапожки. Безусловно, красивые и элегантные сапожки, но не утепленные. Модница была без головного убора. Черные волосы красивой волной ниспадали на плечи. «Странно, как им не холодно, – подумала Анна, – что они ходят легко одетые. Может быть, у них на работе и дома тепло, и потому они не мерзнут так, как я».
Переступив порог дома и сняв обувь, Анна устало повалилась в кресло. Мама принесла ей горячего чая. Анна выпила чай и пошла в свою комнату. Она легла на кровать и почти сразу же заснула. Мама не стала ее тревожить. Сквозь сон Анна слышала, как звонил телефон. Трубку сняла мама, она с кем-то разговаривала. По отдельным фразам Анна поняла, что звонил Алексей, но у Анны не было сил подняться с кровати, чтобы поговорить с ним.
Глава 4. Разные судьбы
Утром Лебеденко появился в редакции как всегда с опозданием. Войдя в кабинет без четверти десять, Лебеденко к своему удивлению обнаружил там Тимофея Пасечника. Пасечник сидел на стуле возле стола Анны, они о чем-то беседовали. Лебеденко покосился на Анну:
– Странно. Ты же говорила, что должна была встретиться с ним вчера.