Лекарство от любви – любовь

Варя грустно усмехнулась: «Кажется, это как раз про меня».

Голос ведущей казался приятным и успокаивающим. Но Варя почему-то внутренне воспротивилась этому спокойствию и умиротворенности ее интонаций. Как воспротивилась ярко сияющему солнцу и безоблачному синему небу, так сильно диссонирующим с ее собственным мироощущением.

– Кажется, вы переживаете кризис, – продолжила ведущая. – Но молчать, делать вид, что ничего не случилось, или убеждать себя в том, что вас вылечит время – все это, по меньшей мере, вредно.

– Мам, ты зачем меня сюда позвала? – Варя поморщилась, не в силах справиться с охватившим ее чувством неприятия. – Зачем мне все это слушать?

– Да ты подожди, – ласково попросила Галина Петровна, – подожди немножко, я просто хочу, чтобы ты на нее посмотрела.

Варя вздохнула и попыталась взять себя в руки.

– Молчание, переживание «в себе» постепенно разрушает вас и круг вашего общения. Есть ли выход из ситуации? Конечно, есть – вам следует обратиться к профессиональному психологу. Поверьте, не разрешимых проблем не бывает! Здесь, в реабилитационном психологическом центре Кристины Легран, вас внимательно выслушают. И, поверьте, вам обязательно помогут…

– Мам, – взорвалась Варя, поднимаясь с дивана. – Мне ни к чему все это слушать! Если ты думаешь, что мне необходимо обратиться к специалисту, вспомни, пожалуйста, о том, что я сама немного специалист в этой области! Сама как-нибудь с собой справлюсь, и не надо мне…

– Представляем директора и основателя центра – Кристину Легран, – снова послышался голос ведущей, и на экране появилось лицо молодой женщины.

Темно-карие глаза смотрели открыто и прямо. Коротко подстриженные русые волосы обрамляли правильный овал лица, а на правой щеке, ближе к виску, была заметна небольшая темная родинка.

Варя смотрела на эту родинку и не верила своим глазам.

В это вообще невозможно было поверить. Это было просто непостижимо…

– Она похожа на Бриджит Нильсон, – послышался, словно издалека, голос матери.

– На Бриджит Нильсон, – механически повторила Варя. – Да, ты права, она всегда была на нее похожа…

– То есть как это – всегда? – Галина Петровна, оторвавшись от вязания, вскинула на дочь удивленные глаза. – Ты что, раньше ее знала?

Варя ничего не ответила. Она продолжала смотреть на экран и пыталась понять, не приснилось ли ей все это.

Но нет – и в самом деле, с экрана телевизора на нее смотрела Кристина. Кристина Курочкина. Та самая Кристина, которая училась вместе с Варькой в университете, которая была самой близкой подругой… И которая так странно и необъяснимо исчезла десять лет тому назад.

Вот ведь, как в жизни бывает…

* * *

– Так не просто тупиковую жизненную ситуацию превратить в триумф… Ну ладно, может быть, хотя бы в небольшую победу. А если вспомнить, ведь каждой или каждому из нас, хотя бы однажды, удавалось это сделать. И мы начинали жизнь сначала. И это было здорово…

Протянув руку, Кристина дотянулась до пульта и выключила телевизор.

«Ужасно, просто ужасно!» – она досадливо поморщилась и, поднявшись из-за стола, подошла к бару. Кто бы знал, что она, «супер-психолог», та самая Кристина Легран, которая реально помогла уже сотням людей выйти из глубокого кризиса, до сих пор, дожив уже почти до тридцати лет, страдает от детских комплексов! Кто бы мог подумать – такое?

Она по привычке запустила пальцы в волосы и взъерошила непослушный мальчишеский «ежик» жестких волос. Открыла дверцу бара, достала бутылку «Хенесси» и маленькую рюмку из тонкого стекла. Покосившись на дверь, убедилась, что она заперта. Спокойно прошла к столу и быстро, одним глотком, опрокинула внутрь темно-коричневую горячую жидкость. Тепло заструилось вниз по пищеводу и почти сразу разлилось, заполнив собой каждую клеточку тела. «Как заправский алкоголик!» – усмехнувшись, она мысленно прокомментировала свои действия и проделала их в обратном порядке.

В принципе, она привыкла быть сильной. А в том, что гораздо проще помочь кому-то другому, чем себе самой, убедилась уже давно. Больше десяти лет назад, когда была еще совсем молодой, глупой девчонкой. Когда впервые столкнулась лицом к лицу с жизнью и поняла, что жизнь – это страшная штука.

Десять лет прошло, а она до сих пор все еще зализывает раны. А раны не заживают. Затягиваются тонкой пленкой, только пленка эта непрочная, недолговечная. Одно легкое прикосновение – и снова кровоточат эти раны, и снова приходится начинать все сначала и убеждать себя в том, что ты сильная. Что ты справишься, переживешь… Блуждая по темным лабиринтам собственной боли, лечить чужую боль и уповать только на время, которое, возможно, когда-нибудь все же сжалится над тобой и вылечит ее. Ту боль, которая твоя. Которая поселилась внутри, основательно и надолго, почти срослась с душой, вытеснив из нее все остальные чувства. Те, что обитали в ней, в душе, прежде. Светлые, легкие, живые.

Кристина посмотрела на часы. До конца рабочего дня оставался еще почти целый час. Прием посетителей закончен, передачу она посмотрела. Не до конца, правда – не выдержала, в очередной раз разозлившись на себя за то, что перед камерой держаться так и не научилась, что глаза у нее грустные и тоскливые. «Вместо рекламы – антиреклама, – усмехнулась Кристина, вспоминая свои глаза, которые смотрели с экрана телевизора. – Здесь же не надо быть узким специалистом, чтобы поставить диагноз. Вам, уважаемый доктор, самой не мешало бы к доктору обратиться… И даже не к психологу, а к психиатру. Вылечить все свои фобии-мании, а потом уже браться людям помогать…»

Разложив бумаги на столе, она бросила взгляд на монитор. Пробежала глазами по строчкам набранного текста и, решив, что подготовку специальных тестов для центра планирования семьи можно будет закончить завтра, закрыла программу. Компьютер послушно выполнил ряд указанных операций, и монитор погас. Кристина обвела глазами свое рабочее место – как всегда, там был идеальный порядок. И это тоже была часть ее образа. Придуманного образа сильной деловой женщины, «железной леди», профессионально владеющей секретами исцеления человеческих душ. Образ был продуманным и завершенным. Только вот глаза – глаза ее иногда выдавали. Глаза – зеркало души, из этого зеркала на нее смотрела по-прежнему девятнадцатилетняя девчонка. Растерянная, перепуганная, наивная и глупая Кристина Курочкина. Не чета сегодняшней мадам Легран.

Она снова покосилась туда, где поблескивала янтарем коньячная бутылка. «Спиваетесь, госпожа, – строго сказала себе и нажала на кнопку внутренней связи. – В мире полно проблем. Оглянись вокруг – насилие и жестокость в семье, алкоголизм, СПИД, наркомания, террор… Что в сравнении с этим – одна единственная, давным-давно случившаяся несчастная любовь? Капля в море…»

– Алина, отмени, пожалуйста, мою завтрашнюю встречу. Перенеси ее на пятницу или, если можно, на следующий понедельник.

– Хорошо, Кристина Анатольевна, – прозвенел в трубке серебряный голосок.

Кристина отключилась. Достав из сумочки зеркальце и губную помаду, уверенным росчерком провела ровную насыщенно-розовую линию вдоль нижней губы. Сомкнула губы, привычно распределяя помаду.

Ей ужасно хотелось поскорее домой. Принять теплую ванную, потом ополоснуться под ледяным душем, выпить чашку горячего зеленого чаю с медом. Проглотить таблетку снотворного, чтобы наверняка уже заснуть, включив на максимальную мощность кондиционер и укрывшись почти с головой теплым пледом. Обходиться без снотворного она не могла уже давно. Почти десять лет назад, спасаясь от реальности, она глотала эти таблетки днем и ночью. А теперь привыкла и уже не засыпала без лекарств.

Застегнув «молнию» на сумке, она расправила юбку на коленях и уже направилась к выходу, но в это время зазвонил телефон. Зазвонил совсем некстати, отдаляя мечту о теплой ванне и горячем чае. Кристина вздохнула и вернулась за стол.

– Я слушаю.

– Вам звонит Герман Константинович Самойлов. Соединить или…

– Соедини, – ответила Кристина, почти не задумываясь. Мелькнула мысль: «Надо же, позвонил», – и в следующую секунду она услышала его голос.

В памяти сразу возникло лицо – глубокие серые глаза с лукавым прищуром, открытый лоб, жесткий подбородок.

Что-то было в его глазах. Что-то такое, что заставляло на миг усомниться в правдоподобии черно-серой палитры окружающего мира. В том, что мир безраздельно жесток, что жизнь неумолима, а чувства – всего лишь удел чудаков, позабывших снять розовые очки.

Но только – на миг. А потом она снова вспоминала жуткие картины десятилетней давности, и все вставало на свои места. Теплый взгляд серых глаза снова показался обманом. А она снова становилась прежней стервозной дамочкой, которая видит в мужчинах только объект удовлетворения своих потребностей. Самых разнообразных, не только и не столько физиологических. Снова превратилась в стерву, которая использует мужчин. Которая ими пользуется.

– Здравствуй, Кристина.

Голос был спокойным и тихим. Она собралась внутренне, снова провела пальцами, как расческой, по волосам, и ответила так же спокойно и тихо:

– Здравствуй, Герман.

– Вот, решил все-таки позвонить тебе. Мне кажется, вчера мы не все обсудили.

– Возможно, – тон ее по-прежнему оставался официальным.

Накануне вечером у них с Германом состоялась деловая встреча по поводу организации групп психологической поддержки для детей-сирот. Самойлов в течение десяти лет работал в детском доме, последние четыре года – уже в качестве директора. Разные психологические штучки – тренинги, семинары, социальный патронаж, тестирование, группы психологической поддержки для школьников – в последнее время стали исключительно популярны в образовательной среде. Далеко не в каждом случае в этом имелась практическая необходимость – скорее, это была дань моде. Кристина это прекрасно понимала, однако всегда шла навстречу клиентам.

Но случай с Самойловым оказался особенным. Сразу, с первых минут общения, Кристина поняла, насколько сильно в этом человеке желание что-то изменить. Как будто эти дети, за которых он так тревожится – его собственные. Это удивило ее и заставило присмотреться к клиенту внимательнее.

Деловая встреча затянулась на два часа. Где-то в середине они перешли на «ты», а потом, когда Герман, вдохновленный ее идеями, вышел из кабинета, Кристина долго пребывала в меланхолической задумчивости, прислушиваясь к себе, пытаясь понять, что же с ней не так.

Мысль о том, что она снова окажется способной испытать то самое чувство, которое много лет подряд она проклинала, казалась ей абсурдной. Ведь она знала, что плата за любовь может оказаться слишком высокой. Непомерно высокой. Она, любовь, того не стоит.

Не стоит…

Но почему-то она обрадовалась, что Герман снова позвонил. И даже сказала ему об этом. Правда, все тем же ровным голосом и официальным тоном: