Оценить:
 Рейтинг: 0

Магический код

Год написания книги
2006
<< 1 2 3 4 5 6 7 ... 10 >>
На страницу:
3 из 10
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Иван сквозь землю готов был провалиться. Во взгляде турецко-греческого Шакира легко читалась понимающая и всепрощающая улыбка индийского Будды. Или, может быть, показалось?

– Я так не думаю, – ответил он вполне серьезно. И снова замолчал.

Вот и поговорили.

Безупречный русский язык и безупречная вежливость портье начинали понемногу раздражать Ивана. С таким вот безупречным Шакиром было очень трудно разговаривать о простых и понятных любому простому и нормальному мужику вещах. Хотя улыбка Будды не оставляла сомнений, что Шакир прекрасно все понимает, просто показать этого не может, поскольку находится при исполнении обязанностей портье.

Иван вздохнул и дал себе передых, некоторое время разглядывая пальцы собственных ног, торчащие из сланцев. Пальцы были худыми и белыми, средний обогнал в росте своих собратьев, из которых большой был едва ли не самым маленьким. Даже собственная мама, как и все нормальные матери слегка преувеличивающая достоинства своего чада, всегда говорила Ивану о том, что пальцы на ногах у него немного некрасивые.

– Просто я ее не видел ни за завтраком, ни за обедом, ни за ужином, – вдохновившись созерцанием собственных немного некрасивых пальцев, вполне внятно произнес Иван.

Шакир облегченно вздохнул, в глубине души, видимо, порадовавшись за то, что Иван перестал наконец заикаться.

– Они сегодня на экскурсии, – пояснил Шакир. – В Памукалле на два дня уехали.

– Они – это кто?

– Они – это туристка, трое ее детей и муж.

– Трое детей? И муж?

Шакир снова сдержанно кивнул и покосился на немецкий перевод Курта Воннегута, скучающий на столе вниз разворотом.

Иван попытался представить себе утреннюю русалку в роли заботливой матери троих детей и мужней жены. Не смог почему-то.

– Это какая-то ошибка. У нее никак не может быть мужа и троих детей – тем более… Этого просто не может быть, понимаете?

Шакир конечно же все понимал. Он так и сказал:

– Понимаю.

И у Ивана в этот момент наконец лопнуло терпение.

– Да что вы мне здесь… вообще… лапшу на уши вешаете, да?

Шакир покачал головой. Значение устойчивого русского выражения про лапшу, видимо, было ему доподлинно известно.

– Она ж девчонка еще совсем. Ей семнадцать… ну, восемнадцать, не больше… какие дети?

На этот раз безэмоциональный Шакир не смог скрыть своего удивления:

– Семнадцать? Девчонка? Нет, Иван, вы, видимо, ошибаетесь или о другой женщине сейчас говорите. Этой француженке никак не меньше тридцати пяти…

– Француженке? Черт! – Иван прямо-таки расцеловать готов был этого славного Шакира за то, что тот так легко освободил несчастную девчонку-русалку от непосильной для ее нежного возраста роли жены и матери троих спиногрызов. – Шакир, я не про эту туристку спрашиваю! Я про другую! Про русскую! Про русскую молодую туристку без мужа и без детей!

– Но сегодня утром в наш отель вселилась только одна туристка. С детьми и с мужем, – возразил Шакир. При этом делая вид, что очень обрадовался тому, что предметом вожделенного интереса этого молодого и симпатичного русского является все же не та стокилограммовая громкоголосая особа, которая с утра пораньше устроила жуткий скандал на ресепшн. Из-за того, что у нее в номере телевизор ловит всего лишь четыре французских канала.

– Да нет же, – торопливо возразил Иван. – Я сам ее сегодня видел. Утром, на пляже. Я ее видел.

Шакир пожал плечами:

– За последнюю неделю у нас вообще не селились новые русские туристы.

– Как это – вообще не селились? Что, и вчера тоже не селились?

– И вчера тоже.

– Но я ее видел. Утром, на пляже. Вот черт…

– Возможно, она из другого отеля?

– Но она была на нашем пляже! На пляже нашего отеля! И у нее было желтое махровое полотенце! Точно такое же, как у меня и как у всех здесь, полотенце! Желтое!

Шакир снова пожал плечами и снова бросил взгляд на скучающего Курта Воннегута.

– Черт… Извините, – пробубнил Иван, поняв наконец, что ведет себя совсем уж по-детски неприлично. Мало ли, кому что привидеться может? А портье, что ж, – вынь да положь?

– Ничего страшного, – откликнулся Шакир и, вежливо дождавшись, когда расстроенный Иван отойдет на почтенное расстояние, снова раскрыл перед собой «Балаган».

Иван направился к лифту. Портье проводил его взглядом. Какая-то мысль промелькнула в голове. Шакир нахмурился, озадаченно поскреб затылок – ни дать ни взять герой русских народных сказок, стоящий на распутье трех дорог, – пробормотал себе под нос что-то на греческом – и наконец вспомнил.

– Иван! – окликнул он расстроенного русского туриста.

Но было уже поздно – двери лифта захлопнулись, светящаяся панель на стене мелькнула цифрой «два», двойка быстро сменилась на тройку…

– А, ладно, – снова пробормотал Шакир по-гречески и снова углубился в немецкий перевод американского писателя.

* * *

Это что ж такое получается, размышлял Иван, злобно уставившись на собственное отражение в зеркальной стене лифта. Получается, значит, что нет и не было никакой девчонки с косицами. Получается, значит, что он просто перегрелся на солнышке. Получается, значит, что утреннее солнышко, тихонько встающее над Средиземным морем, не такое уж и безобидное, раз он сумел-таки под ним перегреться. И очень сильно, видимо, перегреться, если углядел посреди моря несуществующую девчонку и даже поговорить с этой девчонкой умудрился.

Черт, он ведь с ней разговаривал. Это-то и смущало больше всего. Ведь разговаривал, в самом деле. Она у него спросила – вы тонете? Потом спросила – вы француз? Потом еще что-то спросила. А он ей ответил. И голос у нее был… такой… такой… Иван до сих пор этот голос помнил… И желтое полотенце, и сине-зеленые глаза…

Откуда она взялась? И куда делась? Непонятно. И что теперь дальше делать, тоже совершенно непонятно. Хотя, по здравом размышлении, надо бы пойти в номер и уложить шмотки в чемодан. Потому что завтра трансфер в аэропорт в половине седьмого. И это только кажется, что сложить шмотки в чемодан – пятиминутное дело. На самом деле все гораздо серьезней. Черт, а он ведь так и не насобирал камушков на побережье, ведь обещал же матери… Ну ничего, зато кучу сувениров привезет, вот, например, кошке каменной мама должна очень сильно обрадоваться. Она же просила камушков привезти и еще какую-нибудь кошачью фигурку. А тут тебе прямо как по заказу – и фигурка кошачья, и камешек, и все сразу, и какие могут быть претензии?

Мама собирала кошек уже несколько лет, и Иван из каждой своей заграничной поездки непременно привозил ей новую кошку. Самой удивительной, пожалуй, из всех была бамбуковая кошка, выполненная в этнических мотивах, привезенная пару лет назад из Индии. Неплоха была и египетская кошка из глины. И эта, турецкая, кошка тоже отличная. Наверное, мать его все же простит за то, что не привез ей средиземноморских булыжников, как только увидит эту кошку. Или, может быть, это кот?

Иван сидел на краю кровати у себя в номере, вертел в руках небольшую каменную фигурку и почти всерьез размышлял над проблемой ее половой принадлежности. Фигурка была изящной, черной, с аккуратными серыми прорезями. Полукруглая прорезь в средине обозначала изгиб задней ноги, частые и мелкие прорези в самом низу – аккуратно подобранный полосатый хвостик, две треугольные сверху – торчащие на голове уши. Очертаниями фигурка скорее напоминала маленького котенка с совиной мордочкой – бог с ним, пусть будет просто котенок, нечего себе голову ломать над такими глупостями, когда есть проблемы и поважнее.

Проблемы… Да уж, проблемы, ничего не скажешь… Ну, подумаешь, перегрелся на солнце, с кем не бывает.

Внезапный и острый прилив злости на самого себя заставил его прямо-таки подскочить с места. Глупости все это – девчонка на самом деле была, никакое это не видение, и не перегрелся он на солнце. Только вот какого черта он ломает себе голову над этой несуществующей проблемой? Какая разница, была ли, не была ли девчонка и куда она подевалась, если он все равно завтра уезжает и больше никогда ее не увидит. И вот это состояние подвешенное, эти мысли глупые, эта растерянность детская – не про него, не про него все это! Мужик ведь взрослый уже, и в самом себе вроде бы давно уже разобрался. Баба – она и есть баба, ее всегда раздеть хочется и ноги ей раздвинуть, если она, конечно, тебе нравится, если она тебя возбуждает. По-другому ведь не бывает, и это даже очень хорошо, что он ее не встретил больше, потому что, если бы встретил, по-любому бы приставать начал, титьки ее через майку разглядывать и представлять, какого цвета у нее соски, розовые или коричневые, и бритый ли у нее лобок, и в какой позе ее лучше было бы – снизу, сверху, сзади…

Нет уж, господин Ламихов, остудите свой романтический пыл, спуститесь с небес на землю, потому что пора бы уже давно понять, что любое томление души имеет один-единственный источник. Один-единственный корень-корешок, который между ног болтается, а все остальное – чушь собачья, все остальное – это один раз в жизни, может, случается, да и то не у каждого. А те, у кого случается, – идиоты, и завидовать таким идиотам просто глупо и бессмысленно. Права была, тысячу раз права мудрая его Верка. Верка, шалава распоследняя, это она его жить научила, это она ему растолковала… Научила, растолковала – и бросила… Верка, Верка, как же он любил ее, и до сих пор, наверное…

Задушить ему хотелось себя за этот приступ сентиментальности. Ударить посильнее – точно так же, как ударил однажды Верку, в тот самый последний раз, в тот самый последний день, когда она Ванечку маленького убила… Убила, убила… Эх…

Достав из пачки сигарету и нашарив зажигалку в кармане трико, он вышел на балкон, зло и громко отодвинув створку пластиковой конструкции-купе. Затянулся так, что едва не до половины сигарета истлела сразу, задержал дым подольше в легких – до тех пор, пока не почувствовал легкое головокружение, выпустил долгую и ровную струйку в мелькающую неоновыми огнями темноту позднего вечера и зажмурился.
<< 1 2 3 4 5 6 7 ... 10 >>
На страницу:
3 из 10