– Ой, что с ней делать, что делать! – заплескала ручками уборщица в чёрной косынке, по-колхозному повязанной концами назад.
– Алька, представляешь, как классно! – Яна тоже была холериком, как и Михаил Викторович, а точнее, холериком-сангвиником. – Есть классный тур, пароход по Волге! Там будут всякие певцы! Вот бы поехать!
– Ты же давно не любишь поп-музыку, зачем тебе это? – удивилась я.
– Алька, как тебе повезло! Ты будешь защищать природу и получать за это деньги!
И я поёжилась и подумала: а может, всё обойдётся?
Опять заходил Хлопунов.
– Ну, Алинка, как жизнь?
– Да не очень…
– Что так плохо? Жизнь прекрасна и удивительна!
Я боюсь этой цитаты из Маяковского после фильма «Прикосновение»[1 - Фильм ужасов режиссёра Альберта Мкртчяна (1992).].
***
После обеда я уже сама пошла в библиотеку, только другую, центральную. Я хотела взять стихи Николая Рубцова.
А там работает очень противная, толстая баба, Надежда Владимировна, рот у которой никогда не закрывается. А ещё она хамит напропалую, и очень плохо относится к своим служебным обязанностям.
– Не знаю, как ты выбирать будешь, – темно.
Это Чубайс обесточил «бюджет». Свет отключили и в роддоме, и там, в кувезе умер недоношенный ребёнок.
– А я и не выбирать.
– Сдать?
– Да нет же, у меня – свободный формуляр. Я хотела взять стихи Николая Рубцова.
– Рубцов у нас в подсобке, а там темно.
– Хорошо, я потом зайду.
– Да, Алиночка, – неожиданно подобрела Кручинина.– У нас уже третий день, как нет света!
Этим летом началась разруха, – не было воды и света. Но коммунальная буря обошла меня стороной. У нас газовая колонка и горячая вода в любое время. А какая-то молодая женщина из высотного дома в микрорайоне «Заречный» жаловалась в газету, что два месяца нет воды, и не работает лифт (охотники за цветметом поснимали головки, и в микрорайоне не действовали тридцать «подъёмников»!), а ей приходится таскать на восьмой этаж коляску и греть воду для стирки пелёнок.
– А с электричками что сейчас творится! – стонала Кручинина на своём абонементе.
На днях муниципалитет выдумал себе новый бизнес, – на запрете клеить объявления в неположенных местах. В 80-е годы у Старой почты на площади, у входа, где на втором этаже принимали и выдавали посылки-бандероли, была будка адресного бюро, где объявления принимали за плату. Тут же стоял «складень» на ножках, – три застеклённые доски с объявлениями. От него до сих пор дожила одна доска, куда ещё клеили!
И вот теперь администрация ввела штраф за несанкционированную расклейку: 286 тысяч неденоминированных рублей с физических лиц, и 486 тысяч с юридических. Поставили голубые грибки – новые доски. Владимир Лобанов, придворный корреспондент, агитку накатал:
«Случается порой, что нам надо срочно продать квартиру или автомобиль «газель». И мы, тщетно обегав всех знакомых, решаемся на крайний шаг, – повесить на столбе объявление. Вы только посмотрите, сколько их загрязняют наш город! Написанные от руки, напечатанные на машинке, и даже набранные на компьютере! Но теперь за это – большой штраф, размещать объявления можно только на симпатичных грибках. И ваш листочек никто не сорвёт и не унесёт ветром».
В общем, обработка мозга.
Впрочем, штрафовали не сразу, сначала звонили и предупреждали, – АТИ. А тем, кто не слушался, они … «обрывали телефоны». Это я подслушала сегодня в коридоре.
Рядом с нашей комнатой стоял стол. И вот пришла женщина, торгующая вразнос чаем для похудания, поставив туда свой баул. К ней тут же стеклись изо всех комнат.
– А вы в эту комнату загляните, там один человек сидит, – ехидно, прекрасно зная, что нет денег, предложил насчёт ВООПа сегодняшний «кузнечик».
– Один человек – это неактуально! – отрубила торговка.
9 июля 1998, четверг
Сегодня объявилась Галина Георгиевна:
– Аля, что-то замок не действует? В нём никто не ковырялся?
У меня душа в пятки ушла, что меня сейчас выгонят, – сказать «уволить» не правильно, меня же не оформляли! Но я рассказала про вчерашнего серого «кузнечика» с отвёрткой.
– Так это же Сыроежкин Георгий Михайлович, директор экологического фонда! Заколебал уже, вредитель!
Меня председатель не ругала, и я подумала, какая же она добрая и хорошая.
– Где же у меня дома этот замок лежал? – задумалась она. – Надо Сафронову позвонить…
Поскольку в четверг у всех приёмный день, на месте была Ирина из ВООПИиК – Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, и Лепёхина пошла к ней. Я услышала, как она ноет в трубку своим вечно стонущим голосом меланхолика:
– Дим, ты посмотри в тумбочке замок…
Сегодня к нам зашла Татьяна Николаевна Фридман, секретарь первичной организации ВООП на Загорянке. Точнее, она приехала в Совет ветеранов, где также является председателем первички, такая вот оказия.
Как я посмотрела в анкете, Фридман родилась в один год с моим дедом, ей тоже шестьдесят девять лет. Но – стройная еврейка с горбатым носом, крашеными, ухоженными и уложенными волосами, в летнем брючном костюмчике. Как ни странно, она обратила внимание на меня, малолетку:
– Я вижу, это новая сотрудница?
– Да, это наша Алина.
– Представляете, Галина Георгиевна, я вчера гуляла в нашем Загорянском парке и нашла там два белых!
– Что-о? – не расслышала Лепёхина. – Два пня?!! Так это же надо… это же надо президиум собирать, общественность поднимать!
– Два белых гриба, Галина Георгиевна, а не два пня!
– А я в субботу ездила с моим Димкой за ягодами в Трубино, лес – пустой! Только Димку зря измучила…
Когда Фридман ушла в Совет ветеранов, я спросила:
– Она – еврейка?