Бабушка. Повесть

– Валера, Валера! Ты идешь?

Это бабушка зовет моего мужа, Юру. Если бы ей нужен был Валера, то она кричала бы: «Юра, Юра!»

Свою дочь и мою маму, Галю, бабушка называла Олей. А меня, Олю, – Галей.

В нашей семье всегда жили кошки. Или коты. Вернее, нет, не так. У нас жили то кошки, то коты. О половой принадлежности этих животных люди посторонние могли судить по бабушкиным репликам в их адрес. Если бабушка кричала: «Слезь со стола, дура такая!» – то значит, это был кот. Когда же в воздухе гремело: «Ах ты, сволочь такой, ты куда грязными лапами пошел?!» – то речь шла о кошке.

Если своих ближайших родственников бабушка время от времени все же называла правильно, то, обращаясь к братьям нашим меньшим, бабушка была безнадежно последовательна. Кот – это она, кошка – он!

Однажды мы с подругой (я тогда еще училась в школе, классе в шестом) решили поставить эксперимент. Принесли домой кошку, но что это кошка, – никто, кроме нас, не знал. Мы хотели проверить бабушку. Посмотреть, как она будет обращаться к животному, чей пол ей неизвестен. Бабушка готовила гороховый суп. Мы вошли на кухню, держа кошку в руках. «Бабушка, посмотри, кого мы принесли!» Произнеся эти слова, я поставила кошку на стол. Обернувшаяся на мой голос бабушка увидела страшную картину. Незнакомая кошка сидела на кухонном столе и нюхала хлеб! «Черт такой! Уйди со стола! Где вы его взяли?» – бабушка хлестала полотенцем ничего не понимающую кошку. От ужаса животное пригнулось и страшно шипело. Но бабушку это не смущало. Она была вне себя и продолжала избивать несчастное животное. А мы ликовали! Бабушка не подвела. Она сказала: «Где вы ЕГО взяли?», безошибочно определив, что это кошка. Чем закончилась эта история, я не помню. Надеюсь, что кошка все-таки выжила.

Об этой странной особенности бабушки путать очевидные вещи я как-то раз говорила с психологом.

– В каком году она родилась? – спросил психолог.

– В 19-м.

– Так это же самый голодный год!

– Да, именно поэтому бабушка до семи лет вообще не говорила.

– Так что ж вы от нее хотите, – философски заметил психолог, – скажите спасибо, что она вообще выжила. А уж как кого называет – это сущая ерунда.

Я согласна с психологом. Главное, что моя бабушка выжила в самый голодный послереволюционный год. Но я все равно не могу понять, почему кошка – это он, а кот – она. Почему Валера почти всегда был Юрой, а Юра – Валерой. Ведь помидор-то она называла помидором, а не кабачком. А веник у нее был только веником. Никогда, ни при каких обстоятельствах он не становился совком.

Но иногда мне приходят в голову те или иные объяснения этой бабушкиной странности. И вот одно из них.

Для себя она не жила ни дня. Все время думала о нас. О каждом в отдельности и обо всех вместе. Эта картина единой любимой семьи была фоном ее жизни. Картинкой, где счастье Валеры было счастьем Юры, а счастье Гали – счастьем Оли. Когда она думала об одном, параллельно в сознании появлялся другой.

Как бы она ни возмущалась по поводу нахождения в нашем доме кошек, они тоже были отражением общего семейного счастья. Они приносили радость в дом и существовали вне пола, породы и других отличительных признаков. И это свое отношение она неосознанно выражала в смешных, нарочито неправильных обращениях.

Но может, дело было и не в этом.

Впрочем, зачем анализировать то, что было свойственно только моей бабушке. Ведь она была особым, ни на кого не похожим человеком.

***

Короткая, смешная жизнь,

Отрезок между «был» и «не был»,

Пройти бы этот путь по небу,

Выкладывая коллажи

Из мимолетных легких встреч,

Из листьев осени прохладной,

Ошибок поздних и досадных

И клятв, что не смогли сберечь.

Моя нечаянная грусть

Вдруг острым месяцем проснется

И словно маятник качнется,

Ведя судьбу к частице «пусть»!

Пусть я замерзну на ветру,

Пусть проливным дождем накроет,

Пусть нежный голос успокоит,

Произнеся: «Жива!» к утру.

«Пятерочка»

Из телефонного разговора с моей бабушкой.

– Ида, пойдем погуляем на улицу!

– Мне что, четыре года, чтобы на улице гулять?!

Гулять бабушка не любила, считала это пустой забавой. Не любила сидеть на лавочке с соседками. Улица – это не праздник, не развлечение, улица – это отрезок пути между домом и магазином. Так считала бабушка. И если кто-то все же умудрялся вывести ее на прогулку, то вряд ли потом вспоминал этот эксперимент с удовольствием. Дело в том, что бабушка не ходила, а маршировала. Вперед, к заветной цели, широкими семимильными шагами.

Мы жили в разных районах Москвы. Любимыми для бабушки становились те районы, где было больше магазинов. Ну а если рядом с домом находился рынок, то район объявлялся лучшим. На рынке можно было купить не только свежие, но и дешевые продукты.

«Ой, кислятина какая!» – говорила бабушка, пробуя квашеную капусту. Таким же кислым, как капуста, было в этот момент и выражение ее лица. Продавцы начинали нервничать и оправдываться, мол, не может быть, капуста свежая и вкусная, сами только что пробовали. Но бабушка была непреклонна. Она руками брала еще порцию, отправляла ее в рот и делала совсем уже невыносимое лицо. Со стороны могло показаться, что у человека начались серьезнейшие проблемы с пищеварением.

– И почем? – продолжала диалог бабушка.

– Пятьдесят рублей килограмм, – неуверенно отвечал продавец.

– Сколько??? – в этот момент бабушка хваталась за живот, будто она эти пятьдесят рублей только что проглотила.

– Ладно, берите за сорок, – продавец уже чувствовал свою вину.

– За тридцать возьму. Для соседки. Она эту кислятину собаке отдаст! – делала одолжение бабушка. Как будто собака такая глупая, что станет есть кислую капусту!

В итоге, со скорбным лицом человека, только что потерявшего смысл жизни, продавец отдавал бабушке капусту за тридцать рублей.

Со словами «Ладно уж, возьму, лишь бы не пронесло!» бабушка брала пакетик и отходила от прилавка.

Вечером она звонила нам домой и рассказывала о прошедшем дне. Шло долгое перечисление купленных продуктов с подробным анализом их стоимости, количества и качества.