Два талисмана

– А это пойдет, – хмыкнул Лейфати. – Барилла это прочитает.

– Недурно, – кивнул воин.

Комик молча налил в свой кубок вина и протянул парню. Мирвик принял кубок обеими руками.

– Ты где научился этому? – спросил Раушарни.

– А то я ваших пьес не видел! – отозвался Мирвик, к которому вернулось нахальство, едва он понял, что его выходка принята благосклонно.

Он сказал правду. Театр был для него единственной отрадой в жизни, утешением, защитой от отчаяния. Парень словно стоял под чужим окном и глядел на иную жизнь – яркую, возвышенную, богатую страстями, порой жестокую и кровавую, но никогда не скучную. И люди на сцене говорили особым языком: звучным, стройно-размеренным, изысканным, без невнятного бормотания и грубой брани.

Сколько раз бездомный юнец, забираясь на ночевку в кусты между заборами, пробовал перед сном переложить на этот удивительный язык то, что слышал днем: льстивые речи кабатчика перед зашедшим в его заведение десятником стражи, ссору шлюх из-за богатого гостя, похвалы, которые рыночный торговец рассыпает своему товару…

– Ответ королевской любовницы можешь сочинить? – уважительно спросил Афтан.

– Сейчас, – кивнул Мирвик. Сдвинул брови и выдал, почти не раздумывая:

Пусть подмастерье в ювелирной лавке
Любуется огранкою рубинов.
Пусть менестрель с поклоном получает
Парчовый кошелек за мадригал.
Пусть восхищается придворный лекарь
Тем, как бела от притираний кожа.
Для сброда – хлам! Король ни с кем не делит
Улыбку, юность, нежность и любовь…

Актеры взвыли, стуча друг друга по плечам.

– Нет, как Джалена это отчеканит! – заорал комик.

– «Для сброда – хлам!» – процитировал великий Раушарни, вложив в эти три слова такую силу презрения, что даже Мирвик вздрогнул.

– Кто-нибудь догадался это записать?! – вскинулся Лейфати.

– Пишу, – отозвался Ларш, быстро водя пером по бумаге.

– Ты – наш, парень! – торжественно произнес Раушарни. – Ты – человек театра. Мне плевать, что там у тебя вышло с судьей. Ты чувствуешь сцену и сумеешь жить по ее законам. Будет нам занавес, не будет – ты уже в труппе и на жалованье!

– Будет занавес, – быстро вставил Ларш. – Не отстану от тетки…

– А теперь надо про угрозы королевы, – напомнил «воин».

– Сделаем! – Мирвик глотнул вина. Внезапно его физиономия расплылась в глуповато-счастливой улыбке. Он обернулся к Спруту. – А ведь если бы не господин, загребли бы меня сегодня «крабы», чтоб их всех Болотная Хозяйка в один мешок – да в…

– Стой! – с внезапной суеверной тревогой перебил его Ларш. – Стой, всех-то «крабов» не кляни!..

* * *

Строгий зеленый взор, сердитые морщинки на лбу, гневная речь:

– Так ты ничего не понял, мальчишка?.. Что ж, ты нуждаешься в хорошем уроке. Клянусь Безымянными, ты его получишь! Любая должность, лишь бы на суше, так? Отлично. С завтрашнего дня будешь зачислен в городскую стражу. Рядовым «крабом».

Что за дурацкие шутки приплел дядя к серьезному разговору?..

Но зеленые глаза смотрят жестко и неумолимо:

– И я не забуду предупредить почтенного Джанхашара, чтоб не давал тебе поблажки!

Да что ж это он… неужели серьезно?!

Такого не бывает. Не может Сын Клана, высокородный Спрут, тащить в тюрьму пойманного вора или устраивать обыск в грязном притоне! Худшего позора для своей крови даже измыслить нельзя! Да как после такого глядеть в глаза родным?..

Ларш уже готов был взмолиться: «Дядя, но как же, стыдно ведь!»

Но не успел: Ульфанш заговорил спокойно, даже мягко:

– Разумеется, тебе не обязательно рыться в городском мусоре. Место второго помощника на «Плавнике» свободно. Ты можешь занять его – и забудем об этой беседе…

Ах, вот оно что! Дядя не ожидает, что племянник и в самом деле наденет черно-синюю перевязь и отправится патрулировать городские улицы! Это ловушка для труса… чтобы заставить его выйти в море и тем поддержать честь Клана Спрута!

Ларш словно со стороны услышал свой веселый, приветливый голос:

– Зачем же? Я благодарен тебе, дядя. Завтра же явлюсь к почтенному Джанхашару, чтобы принять должность. Вот только один вопрос… Тетушка завтра звала меня к обеду. Приглашение еще в силе – или грязному «крабу» не место за столом Хранителя города?..

* * *

– Стой! – с внезапной суеверной тревогой перебил Ларш Мирвика. – Стой, всех-то «крабов» не кляни! С сегодняшнего дня я тоже служу в аршмирской страже. Тоже «краб», вот такие дела…

Актеры вежливо посмеялись, чтобы не обидеть высокородного господина, неудачно пошутившего. А Спрут, глядя прямо перед собой, сказал очень серьезно:

– И если в первый день моей службы в городе стало одним вором меньше… может, это хорошая примета, а?

2

(Тридцать первый день Звездопадного месяца)

Обоз покинул постоялый двор, едва начало светать: купец хотел добраться до Аршмира как можно раньше. Слуги были согласны с хозяином: они давно не были дома и спешили увидеть родных. А сам торговец был так растроган мыслями о скорой встрече с молодой женой, что позволил бесплатно доехать до города на одной из телег двум симпатичным путникам: девушке лет девятнадцати-двадцати и молодому человеку лет на пять старше.

В дороге люди знакомятся быстро. Не успел постоялый двор скрыться за холмом, с которого спускалась телега, как молодой человек уже узнал, что попутчицу зовут Авита Светлая Земля из Рода Навагир и что едет она в Аршмир к тетушке. Тетку почти не помнит – так, видела в детстве пару раз. По слухам, эта незамужняя особа уважаемого возраста обладает весьма… как бы это сказать помягче… незаурядным характером. Поэтому много лет назад любящие родственники дружно решили, что милой тете нельзя жить в поместье, что здешний климат ее медленно убивает, а морской воздух, наоборот, спасёт. Тетушку отвезли в Аршмир и сняли для нее дом. С тех пор тетушка проживает в Аршмире, а семья оплачивает ее расходы. Такое положение устраивает всех, пожилая барышня обратно в поместье не просится. Доверенный слуга, который два раза в год возит в Аршмир деньги для госпожи Афнары, возвращается с корзинкой подарков: вышивки, вязание, плетение из бисера, расшитые стеклярусом воротнички и прочие симпатичные мелочи. Таких рукодельниц, как Афнара Тополиная Листва, по всему Грайану много не наберется!

– Ну, если эта тетушка такая славная, что ее сослали в Аршмир, то вряд ли барышня Авита у нее долго прогостит… – начал, посмеиваясь, молодой человек (который успел уже представиться как Ульден Серебряный Ясень из Рода Ункриш).

Но даже не закончил фразу: по лицу девушки, внезапно посерьезневшему, понял, что сказал что-то не то.

Авита вскинула тонкую белую ручку, перебросила через плечо косу и стала нервно играть черными прядями. Похоже, она и не замечала, что растрепала косу.

– Я… я, наверное, поживу у тетушки. Сколько получится. Отец умер, а поместье… ну, перед смертью его дела пошли плохо, поместье купил дядя… а теперь… – Она вскинула голову и заговорила так твердо и спокойно, словно и не мялась несколько мгновений назад. – Мы с дядей не поладили, поэтому я решила перебраться в Аршмир. Первое время поживу у тетушки. Когда я была маленькой, она ко мне хорошо относилась и даже сделала меня своей наследницей по завещанию… ну, просто для того, чтобы уязвить родственников, ведь тетушке почти нечего оставить в наследство. А потом я надеюсь зарабатывать на жизнь своим ремеслом.

– Ремеслом? – вежливо спрятал удивление ее собеседник.