Сегодня по льду весело скользя,
Я любовался, я шутил с тобою,
То, может быть, опять судьба моя
Безжалостно смеялась надо мною,
А я скользил, и улыбался я…
Мелькали тени вдруг, мелькали хлопья снега
Кружась, как наши робкие мечты,
И, радостно смеясь в пылу разбега,
Вся – красота, и грация, и нега
Неудержимо ускользала ты.
(Эллис, «Неизданное и несобранное», Томск, «Водолей», 2000.)
Марина Цветаева напишет о нём потом в эссе об Андрее Белом: Эллис – «переводчик Бодлера, один из самых страстных ранних символистов, разбросанный поэт, гениальный человек…».
Сёстры проводили с Эллисом вечера, а иногда и ночи, слушая его вдохновенные монологи. Часто под утро шли его провожать. Валерия Цветаева вспоминала: «Чтобы помешать таким проводам, отец уносил из передней пальто. Но это не помеха: Ася, на извозчичьей пролетке, забыв о всяком пальто, с развевающимися волосами, таки едет провожать… Какие тут возможны уговоры?».
«Расставшись с Эллисом, девочки с трудом возвращались „на землю“, к гимназии, урокам – прозе дней. Высший накал этой дружбы пришёлся на весну 1909 года, когда Иван Владимирович уезжал на съезд археологов в Каир, и Марина с Асей чувствовали себя дома абсолютно бесконтрольными». (В. Швейцер.)
«…Бурное воздействие оказал Эллис на Марину и Асю в самую восприимчивую, переломную пору их жизни», – писала в своих «Записках» их старшая сводная сестра.
Одно из своих стихотворений Эллис посвятил младшей Цветаевой. Оно называлось «Прежней Асе» и вошло в книгу «Арго». Это была первая детская влюблённость и, может быть, первая ревность к старшей сестре. Они ведь дружили все вместе, а Эллис вдруг передал письмо Марине с предложением выйти за него замуж!
Письмо принёс Владимир Нилендер, поэт, переводчик, с которым сёстры тоже подружились. Но если стихи Марины, посвящённые Эллису, были написаны от имени двух сестёр, то те, которые связаны с Нилендером – только от Марины.
30 декабря 1909 года Нилендер сделал предложение Марине, которое было отклонено. Она пишет стихотворение «Сёстры».
Эпиграф на французском: «Ибо всё лишь сон, о моя сестра!»
Им ночью те же страны снились,
Их тайно мучил тот же смех,
И вот, узнав его меж всех,
Они вдвоём над ним склонились.
Над ним, любившим только древность,
Они вдвоём шепнули: «Ах!»…
Не шевельнулись в их сердцах
Ни удивление, ни ревность.
И рядом в нежности, как в злобе,
С рожденья чуждые мольбам,
К его задумчивым губам
Они прильнули обе… обе…
Сквозь сон ответил он: «Люблю я!»…
Раскрыл объятья – зал был пуст!
Но даже смерти с бледных уст
Не смыть двойного поцелуя.
«Может показаться, что возник любовный треугольник – две сестры и он, – пишет Лилит Козлова в статье-эссе „Росток серебряный“ („Танцующая душа“, Ульяновск, 1992). – Возможно, так показалось и Марине, и она не была до конца уверена, что Нилендер отдаст предпочтение именно ей. Может быть, она сочла, что и предложение-то он сделал ей лишь как старшей, уже созревшей для замужества, – не более. Скорей всего, не случайно это упорное подчёркивание тройственности».
Как бы от имени Нилендера Марина пишет стихотворение «Втроём»:
…Обе изменчивы, обе нежны,
Тот же задор в голосах,
Той же тоскою огни зажжены
В слишком похожих глазах…
А в стихотворении «Два в квадрате» в поле зрения уже четверо – Марина и Ася, Эллис и Нилендер:
Не знали долго ваши взоры,
Кто из сестёр для них «она»?
Здесь умолкают все укоры —
Ведь две мы. Ваша ль то вина?
– Прошёл он! – Кто из них? Который?
К обоим каждая нежна.
Здесь умолкают все укоры, —
Вас двое. Наша ль то вина?