Любовь со смертью

Чтобы придать свежести стебельку, помочь прорасти зернышку и поправить крыло птичке у меня ушло пару минут. И это лишь добавило довольства лицам экзаменаторов.

– Отлично, вы очень сильный маг, лея, показали превосходные результаты. – Поощрил более широкой улыбкой третий из комиссии, самый возрастной, по земным меркам лет шестидесяти с головой, убеленной сединами, лицом в морщинках и яркими зелеными глазами.

Но на Хартане целитель с внешностью возрастного мужчины явно перевалил за полторы сотни лет.

– Благодарю вас, мэтры, я могу быть свободна? – натянуто улыбнулась я, все еще пребывая в смешанных непонятных чувствах.

– Мэтр Род Меррик, буду очень надеяться, ваш будущий декан, – представился этот улыбчивый мужчина, потом благодушно махнул рукой в сторону двери: – Идите, юная лея, у вас еще три экзамена. Удачи вам.

Похвала и пожелание удачи помогли мне успокоиться, улеглась тревога, и в душе я широко улыбалась. Мой прежний декан не был столь радушен и благожелательно настроен. Улыбки и похвалу выдавал крайне скупо, а требовал крайне много. Хотя его все равно все очень любили и уважали, а похвала от него ценилась на вес золота.

Выйдя из аудитории, я подошла к тому же окну, у которого стояла та же девушка и по-прежнему смотрела на улицу. Открыв зачетку, я полюбовалась результатом экзамена – светившейся яркой изумрудной записью «Превосходно».

– Не стоило показывать, насколько ты сильный целитель, – неожиданно прошелестело у меня над ухом, так, чтобы никто кроме меня не услышал.

Я подняла все еще счастливый взгляд на девушку. Убедившись, что необычный совет высказала «золотая рыбка», тоже шепотом выпалила:

– Почему?

Она вперилась мне прямо в глаза, без пряток за ресницами. И в ее глазах я неожиданно тоже отметила «говорящие» золотые искорки. Мгновение-другое – и веер ее густых ресниц спрятал их от меня и остального мира. Она помолчала, явно раздумывая, стоит ли объяснять, и, судя по часто бьющейся жилке на горле, сильно волновалась. Задумчиво покусала губы и едва слышно ответила:

– Потеряешь свободу.

В этот момент открылась дверь из экзаменационной аудитории и на весь коридор объявили:

– Баронесса Злата фин Рыбка, пройдите.

Золотая Рыбка сделала шаг, но, неуверенно обернувшись ко мне, едва слышно выдохнула:

– Если не умеешь под иллюзией прятать, пей успокоительное, чтобы не сверкать глазами…

И скрылась за дверью. Осознав смысл ее слов, я быстро спрятала «улики» за ресницами. Мэтр Коллей говорил, что сильные целители состоят на королевской службе, а уж редкие маги жизни, что еще сохранились в Байрате, служат исключительно его величеству. Рисс Аруш тоже ворчал про королевский контроль магов, отчего и создана лишь одна академия магии. И дотошно проверял мой ученический договор с академией, чем довел местного секретаря до белого каления, требуя исправить двусмысленные фразы и положения договора. А я, безмозглая попаданка, кинулась спасать иллюзии на экзамене, можно сказать вывернула свое исподнее наизнанку. Эх, прокол вышел, Машенька. Надо прятать свои достоинства, а то – не дай боги этого мира! – отметят и оценят «по достоинству».

Поэтому на следующих экзаменах по магическим умениям я исправляла допущенную оплошность. Старательно изображала сильную усталость, показывая, что выложилась подчистую на основном испытании. Зелье сварила мутное и малоэффективное. Личную регенерацию и уровень резерва сдала с минимальным проходным баллом. Тем самым снизив ожидания от моего дара до твердого середнячка. Мои предположения подтвердили унылые и разочарованные лица членов комиссии после каждого следующего «Посредственно» сданного экзамена.

А вот историю родного королевства сдала на «Отлично», хоть и просидела долго. Уронить честь фин Ришенов, плавая в истории, – недопустимо.

Мне остался последний экзамен, хотя, насколько я понимала, это скорее тест и проверка на умения. В программу домашнего обучения детей аристократов, как и отпрысков большинства более-менее состоятельных семей, входила музыка. Родители Эмарии выбрали для дочери инструмент, похожий на клавесин или небольшой рояль. В реальности он оказался более сложным, благодаря магическим артефактам, – этакая смесь пианино и органа.

Несмотря на любовь к музыке, нам с подругами удалось научиться лишь игре на гитаре. Благодаря Эмарии я освоила «клавесин», который здесь называется ляшен. И вечерами, выматываясь и теряя надежду, что справлюсь с трудностями, спускалась в гостиную и играла на нем, «вспоминая» навыки. Музыка спасала от черного отчаяния.

Поэтому в аудиторию, где экзаменовали по музыке, я заходила с предвкушением и затаенным ожиданием чего-то хорошего. Но застопорилась, увидев совершенно незнакомые не только мне, но и Эмарии инструменты: десятки струнных, духовых, ударных, язычковых и прочих разной формы и музыкальных направлений. Я уставилась на виброфон сложной конструкции с молоточками разной длины, металлическими трубками.

– Играете на даршнете? – рядом со мной остановился высокий, стройный, благородного вида мужчина в мантии, не маг.

– Нет, мэтр, только на струнных и клавишных, – восторженно глядя на инструмент, ответила я.

– Хорошо играете? – вскинул он роскошные темные брови.

– Хотелось бы, но, увы, посредственно, стыдливо морщась, призналась я, ведь все аристократы обязаны хорошо играть хотя бы на одном инструменте.

– Ну-ну, не расстраивайтесь, в нашей академии научитесь не только хорошо играть, но и петь будете неплохо, – немного зловеще улыбнулся мужчина.

– Да-а? – ляпнула я, не подумав, и, снова поморщившись, чуть не треснула себя по лбу с досады за дурацкий вопрос.

Он усмехнулся, конечно же догадавшись, что я поняла почему, но любезно пояснил:

– Да-да, со второго курса начнутся сложные заклинания и речевые формулы призывов и воззваний, многие из которых представляют собой речитативы определенного темпа и звучания. Песни. Самые простые заклинания основаны на строго установленных движениях пальцев; ошибся в движении – и все, в лучшем случае ничего не выйдет. В худшем – выйдет не то, что хотел. К тому же скорость работы пальцами при построении заклинаний и формул прямым образом влияет на мощь магического воздействия, его широту и дальность.

– Благодарю вас, мэтр, – смущенно улыбнулась я.

– Ну что, готовы? – он махнул в сторону многочисленных инструментов, предлагая выбрать, на чем я буду «сдаваться».

– Да, – нервно кивнула я, направляясь к ляшену.

Из музыкальной аудитории – в будущем, наверное, моей самой любимой – я буквально выпорхнула как на крыльях. Счастливая! В моей зачетке светилось: «Вы успешно сдали экзамены и зачислены на целительский факультет». Прижимая к боку сумочку, а к груди – зачетку, я уверенно направилась в деканат. Теперь уж точно родной и – дай Боги Хартана! – любимый.

Документальное оформление зачисления и всех прилагающихся формальностей прошло быстро, благодаря предварительно согласованному договору. Я просто вернула подписанные мной листы, их проверили и вернули мой экземпляр с подписью ректора Эльвата фин Жигаля и печатью академии. Мои двадцать пять золотых суровая женщина, секретарь мэтра Рода Меррика, декана целительского факультета, смахнула в ящик стола будто горстку медяков, чем буквально ножом по сердцу резанула. А потом удивила сухим требованием:

– Пройдите в десятый кабинет для сохранения личных данных и принесения клятвы.

– Что сделать? – недоуменно переспросила я, а в голове сразу всплыло навязшее на зубах согласие на обработку персональных данных из моей прошлой жизни.

Мэтресса подняла на меня немного утомленно-раздраженный взгляд и как пить дать в «стопятьсотый» раз пояснила:

– Все обладатели целительского дара, поступая на наш факультет, обязаны принести клятву истины. С этого момента, назвав кого-то своим пациентом, вы не сможете ему соврать и будете говорить правду и только правду, какой бы она не была. Нарушив клятву, целитель получит магический откат, да такой, что мало не покажется.

– Понятно, – протянула я, сделав мысленную зарубочку потом уточнить, на какой срок правдивость врача перед пациентом сохраняется. А то вдруг на всю оставшуюся жизнь, врача или пациента.

Секретарь добавила:

– Помимо клятвы вы пройдете процедуру считывания памяти. Ее магически скопируют на ваш личный кристалл, который вы будете носить при себе с первого и до последнего дня обучения в академии.

– Зачем? – испугалась я, ведь если кто-то увидит мои воспоминания, то что будет дальше со мной?

Женщина поморщилась, похоже испуганные лица новоиспеченных студентов после этой новости не редкость для нее:

– Не стоит переживать, лея, личные данные конфиденциальны. Просматривать свой кристалл памяти может только хозяин, а третьи лица – только с его магического добровольного разрешения. Требование о копировании памяти введено исключительно в целях безопасности наших учащихся. Некоторые из них настолько неразумны, что случаются разного рода неприятные инциденты.

– Какие? – напряглась я. Академия-то, оказывается, опасное местечко.