Истинное наказание

Замерев, я рассматривала взъерошенного птенчика в зеркале. Перепуганного, сжавшегося, готового удрать. Я выпрямилась, просто проверяя, что эта затравленная судьбой низкорослая птаха повторит мое движение. И она повторила! И теперь я таращилась на нее с содроганием, изучая… знакомясь иначе!

Тоненькая невысокая фигурка, ростом, наверное, с Машку, метр шестьдесят, облаченная в коротенькую рубашку на бретельках, имела все положенные округлости, выпуклости и изгибы, чтобы никто не смог спутать ее обладательницу с ребенком. Стройные ноги с небольшими ступнями и руки с узкими холеными кистями. Лицо сердечком с симпатичным прямым носиком, чувственным ртом, верхняя губа чуточку больше нижней. Большущие, изумительные, удивленные желто-карие глаза в обрамлении густых темных ресниц и бровей вразлет. Золотистая ровная кожа, хоть и бледная, на носу сидят милые, задорные веснушки, и все прекрасно сочетается с длинными густыми волосами до пояса насыщенного медно-рыжего цвета с более темными и рыжими прядками, как будто мелированными.

Только я точно знаю, что эти волосы не окрашенные, цвет самый натуральный, потому что соответствует оперению ее совы.

Внутри у меня нарастала боль: не физическая, а душевная. Смотрела на отражение и видела по-настоящему красивую хрупкую девушку, которую знаю как саму себя, но хотелось кричать от горя, выть, расцарапать это свое-чужое, ставшее перекошенным от сердечной муки лицо.

Ведь оно не мое! И это не сон!

Я метнулась к окну и выглянула наружу: в душе еще теплилась крохотная надежда. Но и она умерла. Нет, бесславно сдохла! Хотя я истерично щипала себя, до заноз царапала подоконник, пытаясь проснуться. Ведь за окном расстилался привычный до рези в глазах безмятежный пейзаж. С одной стороны к краснеющему горизонту простирается степь, с другой – высятся холмы, за которыми, я уже знаю, потянется живописный каменистый кряж и река Угрюмка, дальше вырастет вечнозеленый лес и за ним откроется город Фир. Прямо передо мной благостная картинка ухоженной фермы или поместья с наполовину пожелтевшей от жары травой, гомонящим птичником, роющимися в кормушке хрюшками, мычащими коровами и возвращающимися с полей жителями поместья. У ворот деревянного частокола двое стражей улыбками встречали рабочий народ и обменивались с ним шуточками.

Поместье Фир жило и радовалось очередному хорошо заканчивавшемуся летнему дню, а я, распахнув до пересушенного жжения глаза, никак не могла принять то, что видела. И чувствовала. И ощущала. А главное, осознала. Я не на Земле! Я на Хартане! В магическом мире. И я умерла! Там, на Земле, я умерла. Раз оказалась здесь, в чужом теле. И там, на родине, вместе со мной погибли, разбившись на смерть, самые дорогие мне люди, Вика и Маша. А я выжила. Выжила самым невероятным, безумным и нереальным способом, но выжила. И теперь одна! Ведь выходит, несчастная Ежения тоже умерла. Там, у лестницы. Раз я заняла ее тело и завладела памятью. Заняла ее место в этом мире.

Как? Каким образом произошло наше перемещение и подмена душ? Для чего? Здравый смысл подсказывал, что на эти острыми вспышками промелькнувшие мысли надо наплевать: беда уже случилась! И разве ответы что-то изменят? Вернут мне подруг? Судя по кровившим от заноз кончикам пальцев, это тело теперь мое. До самой смерти. Очередной, когда придет ее время… снова.

Сил не осталось, я изнеможенно осела на пол, потом, прижав к груди и обняв колени, раскачивалась от осознания невосполнимой потери и горя. В конце концов, разрыдалась, глухо, судорожно, безудержно. Наверное, я всегда гораздо сильнее Вики и Маши нуждалась в семье, в них. Ведь за годы дружбы мы стали роднее некуда. Сестрами не по крови, а по духу. Из нас троих я была выше и крупнее, при этом самой пугливой и ранимой. А Вика, самая мелкая и хрупкая из нас, – нашей опорой и защитой. Скрытная и осторожная Машка – душой и сердцем маленькой девчоночьей семьи, которая всегда помирит и поддержит в трудную минуту.

Я не представляла: как жить дальше? Без них! За что цепляться в этом новом, пусть и хорошо знакомом мире? У кого искать защиты и душевного тепла?

Неожиданно в груди потеплело, а воображение подкинуло интересную картинку – ту самую совушку из темной комнаты, которой я помогла выбраться из клетки. В мысленной темноте сверкнули золотом ее желтые умные глазищи, зашумели крылья, а дальше со мной будто кто-то поделился воспоминанием или… обещанием, которое я ей сама же дала. Мы с совой парили под облаками, а под нами расстилался огромный и потрясающий воображение красивый мир. И еще более невероятное чувство полета…

– Ежи! – заставил меня вздрогнуть взволнованный голос тети Артемии.

Следом я увидела, как она стремительно пересекла комнату. Опустилась рядом на колени, мгновение помедлила и, обняв одной рукой меня за плечи, второй погладила по затылку, расстроенно, с искренней заботой увещевая:

– Ну что же ты, моя девочка, встала и не позвала никого. Тебя, конечно, вылечили, но все равно стоит поберечься! Не дай Сияющая, опять ноги подкосятся и рухнешь с лестницы.

– У меня ничего не подкашивалось, – было просипела я, но дальше спорить не хотелось.

Неожиданно оказалось приятно купаться в ее беспокойстве, заботе и ласке. Непривычно, ведь несмотря на то, что в нашем детском доме работали душевные воспитатели и нянечки, нас у них были десятки. Конечно, любящих рук на всех не хватало. Вот я и впитывала в себя это незнакомое доселе чувство, почти материнскую ласку. Чужое ласковое тепло, которым со мной щедро делилась Артемия. Даже почти успокоилась и смогла отодвинуть ужас произошедшего. Я потом разберусь, что со всем случившимся делать и как жить дальше. Как принять чужую жизнь и чужую память. И с тем, что я больше никогда не увижу Вику и Машу. Попытаюсь смириться и принять их потерю.

Глава 3

В спальне меня продержали три дня и скорее всего ждали споров и поползновений выбраться наружу. Я же воспользовалась постельным режимом как передышкой и адаптацией к новому телу. И почти все время ковырялась в прошлом Ежении, впитывая ее знания, воспроизводя перед глазами чужие образы и лица. Женькой я ее больше не называла, даже мысленно. Может из уважения к прошлой хозяйке моего нового тела, а может, чтобы не сойти с ума от совмещения, слияния двух реальностей: моей жизни на Земле и ее – на Хартане. И все же мне пришлось смириться с тем, что отныне я – Ежения Фир. Оборотень! У которой есть прошлое и родственники!

В первые дни с обитателями поместья я общалась настороженно, чаще делая вид, что устала или сплю. Опасалась, что подмену заметят. Однако ограниченный круг посещавших меня оборотней, горничная, тетя и пару раз приезжал целитель, был со мной добр и заботлив, позволив оттаять мятущейся душе-попаданке, выцарапать себя из сумрака кошмара. Обрести надежду на новое и счастливое будущее.

Знакомство со светлым магом, мэтром Якоре, всамделишным целителем, оставило у меня неизгладимое впечатление. Он проживает и работает в городе, а в поместье приезжает в случае надобности. Насколько я узнала, подобных надобностей у него было раз-два и обчелся. Ведь оборотни обладают повышенной регенерацией и почти не болеют. Еще и живут, как и маги, до двухсот лет. В голове не укладывается!

Именно согревающая и исцеляющая энергия мэтра целителя тогда подарила мне новую жизнь. Когда он рассказывал о моем спасении, почему-то хмурился и бросал напряженные взгляды на тетю и дядю. Моя догадка оказалась верной. Ежения умерла у подножия лестницы, причем мэтр Якоре не мог толком и сам понять, что именно послужило тому причиной. Ведь оборотни слишком живучи и пластичны, а тут девушка просто с лестницы упала, не такой уж и крутой, позвоночник цел, шея не свернута, раны кровавые, но не смертельные. И все же фактически мертва и души в теле уже нет.

Вдохнуть в мое тело жизнь мэтру удалось лишь чудом, когда тот уже был готов признать факт смерти главной наследницы клана, но для очистки совести решился на последнюю попытку. И она увенчалась успехом! Потом он целые сутки поддерживал меня энергетически, пока я балансировала между жизнью и смертью. Под конец Якоре тихонечко пожал мне руку, обрадовав, что это трагичное событие неожиданно принесло и пользу. Каким-то чудом ко мне вернулась почти утраченная регенерация и усилилась, опять же непонятно почему и куда, ушедшая ранее магия. Так что я быстро окрепну.

И вот прошла неделя с момента моего перерождения в новом мире. Пусть Хартан принял меня сурово, сегодня я решила, что грешно грустить и сетовать на судьбу. Она подарила мне второй шанс. Причем эта мысль и решение пришли именно из-за магии, которую я впервые ощутила в себе по-настоящему.

В горшке на подоконнике начал вянуть цветочный кустик, я невольно потянулась к нему, испытывая сожаление и желая хоть чем-то помочь бедняге, как неожиданно стебельки и листики выпрямились и буквально на глазах зазеленели. С минуту я ошарашенно разглядывала то свои руки, то оживший кустик. В голове билась запредельная для землянки мысль: она существует! Потом пришла другая: если магия существует, значит ведьма Анхелла, связавшая наши с Викой и Машей души, тоже не шарлатанка. Ведь я умерла, но выжила, а что это, если не двойная удача, которую попросила у Анхеллы Вика? А Маша просила – побольше магии. И вот она в моих руках. И мэтр Якоре подтвердил, что в этом теле резко приросло этой волшебной энергии. С моим появлением! Осталось только любви дождаться – и все три заказа ушлых участниц музыкального конкурса, решившихся на обряд удачи, будут выполнены!

А это означает, что и другие слова Анхеллы верны. И теперь мы с девочками одного рода. И даже за гранью не потеряемся, сможем защитить и поддержать друг дружку. Отныне я жила верой в это. И именно вера стала тем крючком, нет, мощным якорем, благодаря которому я смогла справиться с хандрой и с уверенностью и жаждой жизни посмотреть в будущее.

Лето выдалось на редкость благостным. Жара сменялась дождями и все росло как на дрожжах. Замерев, я подставила лицо солнышку, наслаждаясь горячими, словно до самой души достающими лучами и насыщенными летними ароматами. И услышала насмешливый ломающийся подростковый голос Рейтиша, моего шестнадцатилетнего двоюродного брата, сына Артемии и Рейвика Маршан:

– Ну что, Ежи, рискнешь выехать за ворота? Хочу немного размять крылья и поохотиться.

Я поморщилась и осторожно ушла от заманчивого предложения:

– Как бы не опозорить род своей неуклюжестью.

А сама заволновалась. Проехаться верхом очень хотелось и память Ежении не подведет, но одно дело знать как, другое – уметь. И все же я решилась, кивнула и направилась к конюшням.

– О, храбрейшая! – подначил меня этот несносный мальчишка.

На Земле я прожила двадцать один год, старше Ежении всего на год, но шестнадцатилетнего Рейтиша воспринимала именно мальчишкой. Хотя уже сейчас он выше меня ростом, крепче и однозначно сильнее. Однако чувство снисходительного возрастного превосходства и покровительственного отношения исходило откуда-то изнутри. И мне почему-то казалось, не от меня самой, а кого-то другого, живущего где-то на краю моего сознания загадочной отдельной личностью.

Впервые уловив это чужое присутствие в своем сознании, я испугалась, что это душа Ежении и может настать момент, когда она вернется и потребует свое тело обратно. Но тот мысленный полет, который мы совершили в день, когда я очнулась, притормозил панику, толкнул обратиться мысленно и душой к этому второму «Я». И оказалось, моя догадка верна. Это была та сова, что подарила мне надежду завоевать когда-нибудь небеса и ощутить счастье полета. Мечта об этом стала вторым крепчайшим крючком, который скрепил мою душу с Хартаном. К тому же именно моя, теперь уже любимейшая вторая половинка, подсказала, точнее, мыслеобразами подтвердила и мою вторую догадку: душа Ежении ушла на перерождение. Только темное, поглотившее ее пятно, буквально вытолкнувшее из физического тела, я так и не смогла интерпретировать. Зато осознала, что только поэтому я смогла занять чужую физическую оболочку, точнее разделить ее с новой соседкой – совой. Как бы это сказочно и бредово не звучало.

Третьим крючочком стала Артемия, внешне юная хрупкая девушка, не старше меня, тем более мы и внешне с ней оказались очень похожи, хотя ей было уже пятьдесят лет. Но для тех, кто живет до двухсот, она еще слишком молодая. С мужем Артемия познакомилась, когда ездила к школьным подругам в Далим, после чего на долгие годы обосновалась в Ирмунде. Несмотря на то, что Артемия покинула Фир перед самым моим рождением и из-за службы мужа редко бывала в родных краях, она относилась ко мне с таким теплом и заботой, что я впервые в жизни ощутила пусть не материнскую любовь, но родственную, тетушкину точно. Даже этого оказалось достаточно для сироты в том и этом мире, чтобы меньше, чем за неделю, проникнуться обожанием и стремлением угодить сердечной женщине.

И от этого мне было стыдно и неловко, что я никак не могла так же безоговорочно принять ее сына, Рейтиша. В память слишком хорошо врезалось его перепуганное лицо у края лестницы и тот мощный, какой-то вымораживающий нутро толчок в спину, отправивший меня в смертельный полет. И все же при всех сомнениях и вывертах мироздания я питала доверие к нему. Иррациональное, не мое, а почти навязанное то ли памятью прежней хозяйки тела, то ли той самой «личностью», что теперь владела краешком моего сознания. Моей совушкой. Символом мудрости на родине как-никак.

В конюшне нас с Рейтишем встретил благодушный конюх с помощником – плечистые и крепкие отец с сыном, выше и шире меня раза в полтора. Только я все равно ощущала, что они слабее меня… как оборотни. Как звери!

В поместье жило много народу разных рангов. Вообще, вся жизнь оборотней строилась на определенной иерархии, соразмерной силе зверя. Чужаков они не жаловали и пускали в свои сообщества за редким исключением. Либо в случае полезных магических способностей, таких как у светлого целителя – мэтра Якоре, либо из сочувствия и жалости, когда к оборотням люди бежали целыми семьями из-за войн или политических гонений. А с учетом близкого расположения клана Фир к людским королевствам, среди его жителей и членов как в городе, так и в самом поместье проживали уже целые поколения нескольких семей людей, с магией и без.

Дом и поместье всегда охраняли сурового вида стражи под командованием седовласого оборотня. Непосредственно в господском доме постоянно проживала и служила различная челядь, как здесь называли прислугу из самых слабых оборотней, по-русски, из простых, а по-здешнему – наименее одаренных магически. Обнадеживало, что все они хорошо и почтительно относились ко мне, точнее, к главной наследнице клана. Хотя управлял всем в Фире теперь мой дядя Райвек Маршан, темный маг. Пусть и от моего лица.

За четыре года, прошедшие с момента переезда семьи Маршан в Фир и последующей гибели родителей Ежении, в поместье «завелось» еще трое темных магов. Все остальные жители – этакие «серые». На мой взгляд, Дарглан – как граница между более светлыми землями и темными и сам скорее серая зона. В отличие от собственно магов, оборотни черпали энергию не из внешних источников, а внутренних. И чем сильнее зверь, тем сильнее твоя магия. Именно поэтому заявление мэтра Якоре, что во мне прибавилось магии, удивило родных. Ведь Ежения как бы своего зверя утратила, а значит и магии не из чего прибавляться. Этой новости особенно обрадовалась Артемия, ее желто-карие глаза аж заблестели от радости. А вот Райвек был заметно и, показалось, неприятно удивлен.

Повезло, что мне вся память Ежении досталась. И что тетя с дядей и сыном знали прежнюю Ежи постольку-поскольку. Тем более, последние четыре года она провела в Далимской магической школе и вернулась буквально перед самой… смертью. И с челядью она тоже не слишком близко общалась последнее время. Да и за четыре года, с учетом изменившихся личных обстоятельств и потери зверя, должна была измениться. Поэтому я больше не опасалась, что подмену душ заметят.

Получив пару оседланных лошадок, мы с братом медленным шагом, а я, еще и испытывая сильнейшую неуверенность и опасаясь, отправились на прогулку в ближайший лес. Хотя «лес» звучит громко, ведь больше похож на редкую опушку, пронизанную солнцем.

– Клянусь Сияющей, Ежи, мы того и гляди покроемся плесенью от такой скачки. Тебе необходимо перебороть свой страх, с лошади падать не высоко, точно не убьешься. При этом умение ездить верхом может спасти жизнь, – неожиданно раздраженно попенял братец.

Тон Рейтиша и его хмурый взгляд помогли мне преодолеть страх перед животным, а не угрозой падения, как он, наверное, подумал. Я стиснула колени, понукая лошадку ускориться. Вскоре мы рысили с приличной скоростью, и я даже почувствовала себя увереннее. Память тела никуда не делась и, доверившись ей, у меня все получилось.

Я крутила головой, наслаждаясь погодой, прозрачной небесной синевой и морем солнечного света. Хартан слишком похож на Землю и почти не имеет каких-то знаковых или заметных природных отличий. Кроме огромного диска луны, что нависает над миром даже в дневное время суток этаким едва видным призрачным полукругом. После замечания Рейтиша я задумалась о любопытном моменте. В этом мире, как и на Земле, многообразие божественных пантеонов. Однако трех «дам» чтят многие народы. И считают их сестрами.

У наших соседей в Ирмунде, да и многих других истинно темных землях, чтят саму Смерть. И называют ее Белой Эйтой. По-русски говоря, белой леди.

В Дарглане и у всех, без исключений, оборотней главной божественной сущностью считается Сияющая Госпожа. Тот самый призрачный диск «луны» и есть ее лик. И так как он чаще всего сияет серебристым светом, ее назвали Сияющей. Сияющая Госпожа определяет жизненный путь своих подопечных, награждает и судит. А кому как не мне знать, насколько важно, каким будет этот самый путь. Легким и длинным или коротким и трудным.

Дальше, на юго-западе, где чаще встречаются совсем уж темные и сильнейшие источники, поклоняются Великой Матери, которая покровительствует женщинам, как матерям и созидающим жизнь.

Таким образом в этом очень патриархальном мире больше всего почитают богов женского пола. Одна из которых дарит Смерть, вторая указывает Путь, а третья дарит Жизнь. И ведь не поспоришь, каждая из них нужна, необходима миру и живым.

Спешившись и привязав лошадей, задрав головы, мы с Рейтишем с наслаждением вдохнули смолисто-грибной дух леса и зажмурились, пряча глаза от запутавшихся в соснах лучах солнца.

– Как же здорово жить! – невольно вырвалось у меня.