Неизвестно, сколько бы продолжалась подобная жизнь француза в Африке, если бы в республике Чад не случилась революция.
Повстанцы, захватив, как полагается в таких случаях, все стратегически важные объекты, приказали оккупантам, то есть французам, убираться вон из страны. Чему, собственно говоря, на данный момент, Жан Пьер был несказанно рад.
Но, приехав в Париж, он уже не узнавал свою родину, которую столь же густо наводнили «черномазые» всех сортов. Последней каплей стал чиновник, у которого Жан Пьер получал вид на жительство. Он был цвета горького шоколада.
– Я на вас в суд подам, если ещё будете на меня так смотреть, – грозно пообещал чиновник. – Знаю я вас, расистов.
«Бежать! Бежать отсюда подальше! Туда, где живут только белокожие люди!» – решил Жан Пьер.
Не медля, он купил карту мира. Так, куда податься? Норвегия, Финляндия, Нидерланды, Швейцария… Уж там наверняка одни белые. Но Жан Пьер так привык к теплу, что жить в северных странах ему не улыбалось. Так, где ещё нет засилья чёрных? Вся гостеприимная Европа заполнена черными беженцами. Об Американском континенте и говорить нечего. Есть! Нашел! На карте красовалось огромное государство, которое всё мировое сообщество боялось, ненавидело и старательно игнорировало.
В свободное время Жан Пьер очень любил смотреть каналы новостей. Из них француз знал, что в России живут только белокожие люди. Мало того – россияне закоренелые расисты. Многие цветные народы просят убежища в других странах, покидая жестокую Россию – взять хотя бы недавний исход турок месхетинцев.
А наводят порядки в России группировки скинхедов. В душе Жан Пьер очень уважал этих неведомых бритоголовых парней, проводящих чистку в далекой стране и жалел, что их не было в Париже.
Подкованный подобными знаниями, Жан Пьер сказал себе: «Вот мой новый дом». И выбрал самую южную столицу России – Краснодар.
Выучив русский язык и оформив надлежащие документы, на всякий случай, всё же оставшись подданным Франции, Жан Пьер приехал в Россию.
Он очень быстро обосновался в Краснодаре, который, кстати, ему не очень понравился – хаос построек давно не ремонтированных зданий, выщербленные мостовые. Но все бытовые неудобства компенсировали люди. К наслаждению Жан Пьера, они все были белокожие, стройные и вполне прилично одетые.
В первый же вечер уик-энда Жан Пьер, вместе с русским сослуживцем, решил посетить ночной клуб.
И тут французу повезло!
Он познакомился с очаровательной рыжеволосой девушкой. Кожа юной россиянки была на столько белой, что в руках француза её маленькая ладонь казалась вылепленной из чистого снега. А как она пахла!
Когда Жан Пьер танцевал с девушкой, шепча ей на ушко милые шутки, он до головокружения вдыхал её аромат. Так пахло в солнечный день; так пах круассан в его детстве, когда с утра булочник приносил в их дом свежую выпечку; так пах свежескошенный луг после дождя…
Подобного наслаждения Жан Пьер не испытывал давно. Было видно, что и девушка от него без ума. А ещё она была не продажной проституткой, а вполне приличной студенткой пятого курса факультета психологии. И имя у неё было мелодичное – Алёна.
Когда француз пригласил девушку к себе в номер, она с радостью согласилась. В обнимку, они вышли из ночного клуба. Жан Пьер уже предвкушал ночь, полную бурной, страстной любви…
Но дошла парочка только до поворота, за которым стоял новенький «Нисан» француза.
Из темноты, перед ними возникли несколько верзил в одинаковых черных куртках, черных штанах, заправленных в высокие армейские ботинки и с абсолютно лысыми головами.
– Что, «чёрнозадый», приехал наших девочек портить?
Жан Пьер сначала даже не понял, что обращаются к нему. Но так, как на улице больше никого не было, приходилось принимать действительность как данность – его только что назвали «чёрнозадым». Его! Так его ещё никогда не называли…
– Я не «Чёрно… задый». Я – белый. – Внутри у Жан Пьера постепенно холодело. Он понял, что перед ним скинхеды. Надо объяснить, что он свой, белый, и что тут какое-то недоразумение.
– Ха, если ты, «черномазый» – белый, то я – балерина.
– Вот что, «черно*опый», мотай обратно в свою Нигерию, или откуда ты там. Россия для русских! Понаехали тут, уроды! Мало нам своих «чурок». Еще и арабы поперли!
– Я не араб. Я – француз. Я – белый…
Но Жан Пьера уже не слушали. Молодчики, отработанными движениями бывалых бойцов, наносили удары по холеному телу француза.
– Держи девку! – проорал один из скинхедов. И Жан Пьер, сквозь боль затекших век, с облегчением увидел, что рыжеволосая девушка стремительно уносится вдаль, по улице, что-то крича в мобильник.
Звуки воющих сирен вспугнули озверелую толпу молодчиков.
Когда подъехала милиция и скорая, Жан Пьер был в сознании. Подошедший милиционер, обращаясь ко второму, констатировал:
– Скинхеды еще одного араба обработали. За сегодняшнюю ночь – уже второй. Зови врачей. Этому еще повезло – жив остался. Девчонка во время позвонила. А иначе бы все – второй труп, мать его… Так, что там в документах? Опа, смотри – француз.
– Да, но скинхедам то по фиг – из Европы он или нет. Они по морде бьют, а не по паспорту. Расисты хреновы…
Анапа 2008 год
Попа
Быль
В юности иногда, от скуки, я любила полистать телефонный справочник, читая в нём невообразимые фамилии, которыми были одарены телефонные абоненты проказницей судьбой. Наши фамилии – это атлас мировой российской души. И какие только прозвища не доставались семьям, благодаря далёкому предку, оставившему о себе напоминание потомкам. Как-то мы с подругой среди прочих забавных фамилий потешались над фамилией Попа. Это надо же, живёт же где-то в нашем городе мужчина по фамилии Попа. Абсолютно спокойно спит, завтракает – так же, как и все, затем идет на работу, где ему говорят: «Уважаемый Попа, сделайте то-то и то-то», или вызывают по коммутатору, взывая по огромным цехам завода: «Товарищ Попа, пройдите туда-то» и весь многотысячный коллектив внимательно прослушивает объявление… И Попа продолжает свою незамысловатую жизнь с потешной фамилией. А вечером он возвращается домой, где его, наверняка ждет Попа жена и дети, у каждого из которых фамилия Попа. Тяжело, наверное, приходится детям во дворе. А может быть, когда его жена, ещё будучи невестой, не желала брать фамилию Попа, жених доказывал ей, что Попа – французская фамилия и ударение надо делать на последний слог – ПопА, и что он гордится своей фамилией и необходимо, чтобы она осталась в веках. Короче, размышляя подобным образом, ну и ржали мы с моей подругой. Кто бы знал, что невинная шалость глупых девчонок вдруг получит продолжение.
Однажды, когда я уже была известным «в узких кругах» сценаристом, режиссер Наталья Громова пригласила меня со своим театром на рождественские каникулы в Санкт-Петербург – так сказать подарок за мои труды на поприще служения Мельпомене. После изысканного отдыха – пробега галопом по всем музеям Великой столицы, так сказать «галопом по Европам», мы возвращались домой вечером тринадцатого января. Каждый русский знает – это наш законный Старый Новый Год, отпраздновать который считается просто святым делом. Почти все вагоны состава заполняли школьники, и прочие экскурсионные группы любителей попутешествовать в новогодние каникулы. В нашем вагоне, как оказалось, ехала делегация гимназии, которой руководил… тот самый Попа из телефонного справочника. Нас с режиссером, как людей творческих и неординарных, директор Попа и преподавательский состав гимназии пригласили отпраздновать ночь Старого Нового года в своем купе. Были с нами и ещё какие-то важные лица – типа мэра одного из городков нашей области – когда он выходил в подотчётном ему городке, перрон встретил его бравурным маршем замерзающего оркестра и грандиозным фейерверком, который мы наблюдали из окошек вагона, не решаясь выйти на тридцатиградусный мороз. Вот это было шоу! Сплошной восторг.
Но тогда, сидя за столиком с директором Попа, я украдкой смотрела на него, и, пребывая в глубокой задумчивости размышляла: «А каково это – жить с фамилией Попа? Я раньше думала, что удручающе, а вот ведь, нет. Вот он, такой жизнерадостный, самодостаточный, с чудесным чувством юмора, вполне состоявшийся мужчина. А между тем его зовут Попа, и ничего уже с этим не поделаешь. И все об этом знают. И что бы этот респектабельный мужчина не говорил, с какими бы влиятельными лицами не дружил, как бы его ни уважали подчиненные, каждый потом скажет – а мы ехали в купе с Попой. И ведь все будут представлять именно уважаемого в городе директора, которого обожают гимназисты, и никто даже не подумает о странности фамилии, разве что глупые подростки, вроде нас, тогда, ещё ничего не понимающих в грандиозном мироустройстве…
А сам Попа постоянно, спрашивал меня: «Оленька, о чем это вы все размышляете? Опять сочиняете какой-нибудь шедевр?»
А что я могла ответить?
Северодвинск – Анапа 2008 год
Чайка
Социальная драма
Когда она похудела – ее бросил любовник.
Рита Лебедева родилась в интеллигентной семье – папа окончил Тимирязевскую академию, а мама педагогический институт. Молодых специалистов направили на работу в Российскую глубинку, в Краснодарский край, где их приняли очень гостеприимно и новоиспечённые агроном и директор школы принялись созидать на благо Родины. Мама, с тоской вспоминающая далёкую и уже не достижимую столицу, с особым старанием культивировала в своих детях мысль о непременной учёбе в одном из вузов Москвы. И не удивительно, что сразу же после школы, покинув захолустный городок Краснодарского края, Рита Лебедева поехала в след за братом покорять Москву, как и миллионы российских девчонок и мальчишек, до и после описанных событий.
И надо сказать, что ей повезло. Закончив не дорогой институт менеджмента, Рита, к своей несказанной радости, осталась в столице, найдя работу – хорошо оплачиваемую должность менеджера зала, в маленьком элитном кафе – клубе для геев. Её оттого и взяли, что Рита не была красавицей, но очень милой и с хорошими манерами. Девушку сразу же предупредили, что приставать к клиентам, даже смотреть на них «стреляя глазками» – равносильно немедленному увольнению.
По началу, любвеобильной Рите было невыносимо сдерживать себя – слюнки текли от изобилия. Кто бы знал, какие красавцы парни и мужчины окружали Риту! Какие у них были тренированные тела со всеми положенными бицепсами и трицепсами. Какие у них были манеры. А как утонченны и эрудированны! Жаль только, что все посетители клуба, окончательно и бесповоротно были потеряны для женского пола.
Сначала Рита с улыбкой смотрела на то, как ухоженные мужчины ласково воркуют друг с другом, нежно прижимаясь, поглаживая друг друга. Через несколько лет Риту уже тошнило от «педирастичных» красавцев. Временами она впадала в чудовищные депрессии. Но от приверженности к мужскому полу не отказалась.
Как-то раз, Рита, совершенно случайно переспала со своим бывшим сокурсником и у неё родилась дочь Томочка. Однокурсника она даже не стала ставить в известность. Зачем? У того давно своя семья и вроде бы двое детей. Зачем рушить жизнь парню. А Рита вполне не плохо обеспечивала себя, своего нигде не работающего брата музыканта – гения, пропадающего в студиях звукозаписи, а так же маму, которая потихоньку откладывала деньги, присланные дочерью, не тратя ни копейки – а вдруг закончится дочкино везение и той, вернувшись домой, будет на что жить первое время.
***
Когда Томочке было пять лет, Рита познакомилась со своим мужем. Он несколько раз приходил в Гей клуб, так же общался с остальными Геями, но отчего-то пристально посматривал на Риту. Парень напоминал девушке симпатичного плюшевого мишку – увальня с огромными добрыми глазами, как у коровы и мягкими беззащитными губами. Такие губы, по мнению Риты, обычно скрывают за усами и бородой. Однажды «симпатяшка» подошел к Рите. И то, что он сказал, перевернуло всю её дальнейшую жизнь.