Богдан Хмельницкий

Богдан кликнул дежурного казака и велел ему просить к себе в палатку полковника Чорноту.

Через четверть часа явился пожилой казак, здоровый, высокий, как из стали вылитый.

– Что надо пану Богдану? – спросил он.

– А вот что: пришли с Тимошем четыре тысячи татар.

– Видел, – коротко заметил Чорнота.

– А вы наделайте побольше шума в таборе; пусть ляхи подумают, что их не четыре, а сорок тысяч.

– Дуже! – также отрывисто отвечал Чорнота.

– Потом к завтрашнему дню отбери несколько тысяч казаков, наряди их татарами, пусть пришедший отряд с ними лишней одеждой поделится, а кричать "алла!" они сумеют.

– Эх, лихо! – радостно крикнул Чорнота. – Молодец ты, батько, хитер на выдумки, люблю тебя за это…

– Да как пойдешь, прикажи там хлопцу позвать ко мне Брыкалка.

Явился Брыкалок.

– Ну-ка, братику, – сказал Хмельницкий, – преобразись в священника и извернись так, чтобы паны тебя в плен взяли. А когда возьмут, пугни их хорошенько татарами.

– Слушаю, батько! – отвечал Брыкалок и с низким поклоном вышел.

Не прошло и получаса, как по всему лагерю разнесся оглушительный крик: алла, алла! Вслед за тем полилось шумное веселье, забили в бубны, стали палить из пушек и ружей, запели удалые веселые песни.

В это время в польский лагерь привели высокого, худого священника, взятого в тот момент, когда он пробирался между шанцами.

– Что это делается у вас в лагере? – допрашивали паны.

– Татары пришли! – лаконически сурово проговорил священник, исподлобья посматривая на ляхов.

Паны переглянулись.

– А много их?

– Теперь пришло только сорок тысяч, а ждут и самого хана с большим войском. Они с Богданом поклялись помогать друг другу до самой смерти.

Священника арестовали. Паны совсем потеряли головы и не воспользовались даже несколькими часами, оставшимися до рассвета, чтобы приготовить войско к бою. Каждый спешил к своему обозу и отдавал приказания поспешно все упаковывать, снимать шатры, укладывать провизию. Это произвело еще большее замешательство в войске. Все суетились, хватали что попало и со страхом посматривали на казацкий табор, откуда доносились крики татар и веселые песни казаков.

Лишь только занялась заря, из казацкого табора бросились к реке многие тысячи татар и их дикие крики огласили воздух. Ужас объял польский лагерь. Начальники спешили отдавать приказания, но, не сговорившись заблаговременно, только перебивали друг друга. Конецпольский настаивал на том, чтобы встретиться с казаками на берегу реки, но Заславский и слышать об этом не хотел. Он предпочитал держаться в укреплениях.

Жолнеры схватились за оружие, но не получая приказания от начальства, начали действовать самостоятельно; каждая хоругвь занимала место по своему благоусмотрению, становясь там, где казалось удобнее. Между тем густая волна татар уже хлынула через плотину и атаковала шанцы. Чорнота со своими мнимыми татарами был впереди всех и схватился с двумя поляками. Полякам пришлось вступить в бой, чтобы отразить нападение, хотя они никакого приказания еще не получили. Хитрый казак не думал серьезно нападать, ему нужно было только выманить врага. После горячего натиска, он сделал вид, что отступает к плотине, поляки погнались за ним… Он перешел плотину и поляки, увлеченные преследованием, тоже очутились на другой стороне реки. Утренний туман, застилавший берег, скрыл оба отряда… Вдруг перед ними выдвинулись из тумана новые полки; поляки бросились назад, но отступление им было отрезано, на плотине стояли их же товарищи; произошла страшная давка. Одни попадали в воду, другие были потоптаны казаками; хоругви были совершенно уничтожены. К довершению беспорядка, в тылу из засады появился Кривонос, и полякам пришлось действовать на два фронта.

Когда вечером битва прекратилась, все поле усеяно польскими трупами. Паны втайне переговорили между собой и решили уйти из лагеря.

– А как же войско? – спрашивали некоторые.

– Мы пошлем сказать Вишневецкому, чтобы он принял начальство.

– А наше имущество? – с беспокойством осведомлялись те, у кого было много возов.

– Возы следует захватить с собой, – отвечали им.

Ночью, когда лагерь погрузился в сон, паны вместе со своими возами тихо и неслышно уехали до дому. Кое-кто из стражи видел это бегство; поднялась тревога, все войско поднялось на ноги; все убедились, что начальники покинули лагерь, и бросились бежать, сломя голову. Забрезжил рассвет холодного сентябрьского утра. Несколько казаков, в том числе Ивашко и Тимош, появились перед шанцами и стали вызывать ляхов на герцы.

– Гей, вы, ляхи! – кричали они, трусите вы нас, что ли? Куда вы все попрятались?

Но польский лагерь безмолвствовал, только слышалось одинокое ржанье коней да протяжный вой собак. Казаки подъехали к самым шанцам. Все точно вымерло.

– Что за диво? – сказал Ивашко. – Ведь, лагерь-то точно пустой?

В это время навстречу им поднялся из-за шанцев высокий худощавый священник.

– Брыкалок, ты?

– Я, хлопцы! – отвечал весело Брыкалок, держась за бока, и покатился со смеху.

– Куда же ляхи делись? – спросил Тимош.

– Ляхи-то? – едва проговорил Брыкалок сквозь смех, – утекли до дому, даже меня забыли прихватить. Милости просим в панский лагерь; паны все нам оставили: и возы, и лошадей, и горилку, и медь. А карбованцев и серебра, сколько хочешь, столько и бери. Даже, вот какие добрые, конфет и пирожного оставили, будет чем нам полакомиться.

– Да с чего ж это они? – удивились казаки.

– Татар испугались, – порешил Брыкалок. – Как пугнул я их ханом да сорока тысячами, так князь Доминик даже побелел. Паны-то впредь убрались, а за ними потом и войско. В лагере теперь только собаки да хлопы… А хлопы все попрятались: кто под возом сидит, кто в яме, кто в канаве, ни живы, ни мертвы. Впрочем, есть еще раненые да больные, впопыхах они их с собой не прихватили… Я уже часа два здесь брожу и все высмотрел.

– Ой, ой! – спохватился Ивашко. – Они уже значит далеко ушли. Надо скорее скакать назад и оповестить батька.

В первую минуту Хмельницкий не поверил известию, но явился Брыкалок и подтвердил слова Ивашка.

– На коней! – скомандовал Хмельницкий. – В погоню за ляхами!

– А как же лагерь? – спросили нерешительно некоторые.

– Лагерь от нас никуда не уйдет, – отвечал Хмельницкий, – весь наш будет. Часа через полтора стали настигать ляхов. Они бежали в полном беспорядке, густой, тесной толпой; в ней нельзя было отличить не полков, ни хоругвей… Когда татары с казаками ударили на задних, у бегущих совершенно помутился ум; кто мог, тащил своего соседа с коня и летел сам вперед, тесня и давя остальных. Татары набрали столько пленников, что веревок не хватало вязать их. В страхе паны сами подставляли шеи под татарские арканы, лишь бы сохранить свою жизнь. Добежали до Константинова, а когда переправлялись через Случу, то от тяжести поломали мост, и множество ляхов потонуло. Передовым удалось спастись во Львове. За стенами этого города можно было рассчитывать на безопасность; но паны начальники и во Львове боялись остаться. Они разбрелись по своим замкам и даже Вишневецкий, прибывший несколькими днями позже, не решился принять на себя защиту города.

19. ВЫГОВСКИЙ РАБОТАЕТ В ПОЛЬЗУ ВОССОЕДИНЕНИЯ С МОСКВОЙ

Ходит ляшок по риночку, шабельку стискае:
Казак ляха не боиться – шапки не знiмае

Сильно поживились казаки в Пилявском лагере. Они везли теперь за собой громадные обозы с провиантом, дорогими одеждами, с золотом и серебром, со множеством волов и коней. Но богатство не шло им впрок, они не знали ему цены. За талер можно было купить у казака вола, а за кварту горилки приобрести прекрасную бархатную шубу или кунтуш. Удача сопровождала казаков. Они беспрепятственно занимали города, брали с них откуп. Так они заняли Константинов и Збараж. Но затем на Хмельницкого снова напала нерешительность.

– Не ладно дело, – говорил он, – больно уж нам везет, как бы наши соседи на нас зубы не оскалили.

– Так что же, батько? – отвечал Чорнота. – Оскалят, мы их пристукнем. Как задавим панов, будем сами господа, никто с нами не справится. Мой тебе совет, батько, не дремать. Иди на Варшаву.