Настя. Из романа «Из жизни фотомодели Зингер»

Вы думаете, охранник оставил их в покое? Вы неправильно думаете. Он воодушевлённо помчался за ними, великими грабителями конца двадцатого века, поскакал стремительным галопом, как породистый жеребец, легко переставляя свои длинные крепкие ноги. Догнал! И опять в руку матери вцепился, держит и дышит, как паровоз. Мать тоже запыхалась, не олимпийская чемпионка по лёгкой атлетике, знаете ли, а Настя не растерялась, зубами охранника – цап, и челюсти сжала, аж, зубы свело! Тот протяжно охнул и даже присел от боли. Это и спасло чету Пастуховых от неминуемого наказания. (Что касается позора, с ним они давно смирились).

Магазины пока следовало оставить в покое. Чтобы подзабыли маму и дочку, а там Настя подрастёт и… «И сходим опять пообедаем!»

Но иногда матери удавалось подработать вполне легально: зимой и осенью на городском рынке она продавала заваренный чай с домашними невкусными пирожками с картошкой. Однако летом в её услугах не нуждались, и она собирала землянику, ещё малину в дальнем диком малиннике, бруснику с черникой и стаканами ловко сбывала ягоды проезжающим на вокзале в Твери (на рынке за место следовало платить, а таких денег у неё не было); в Москве предпринимательской деятельностью тоже не удавалось заняться, так как там вовсю главенствовали братки-рэкетиры, безжалостно карая всех, кто не хочет платить дань и не может платить.

Так Пастуховы из года в год и перебивались.

Насте так понравилось затариваться продуктами в магазине, особенно в супермаркете, там выбор больше, что она даже дома тренировалась, как половчее припрятать колбаски, чтоб домой побольше принести (шоколадки тырила от балды!). Бывало, получалось, бывало, что нет. Ловили. Особенно она удивилась, когда её, поймав с поличным, носом ткнули в отснятое видео, которое равнодушно запечатлело её, запихивающую во все «щели» в одежде сосиски. Видеокамеру установили? Ой, а она и не знала. И ни разу в жизни видеокамеру не видела. Как интересно!

Её отпустили без милицейского протокола. Настя урыдалась – искренно, кстати, от души – изошла соплями, давя на жалость, что её в интернат или в приют теперь отправят, а «мама родная голодной смертью помрёт, без неё, кормилицы». Отпустили, пожалели. (Сами воруют, только в другой манере). Она на вокзал поплелась, а в голове думку затаила: «А, может, мне в театральный поступать? Актриса я хоть куда!» В электричке тоже попалась. Контролёры-железнодорожники предприняли попытку её приструнить (они уже знали её, как облупленную): «Пастухова, ты опять бродяжничаешь? И „зайцем“ ездишь!» Настя с удовольствием стала пререкаться: «А чтобы бродяжничать, нужно билет покупать, что ли?» Контролёры (парни молодые) оскорбились до глубины души от такого непочтения к собственным персонам и принялись выволакивать упирающуюся Настю из вагона, чтобы высадить на следующей станции. Настя, не будь дура, вспомнила про свои актёрские способности, которые она не без удовольствия отметила у себя сегодня, и, вцепившись руками в поручни, с экспрессией завопила: «Не пойду! Не пойду! Мне домой надо! Меня мама ждёт!»

Со стороны выглядело так, что молодые парни пристают к совсем юной девочке (Насте в ту пору ещё только двенадцать исполнилось). Пассажиры заоглядывались и загудели, а один из контролёров-железнодорожников к Насте наклонился и прошептал: «Пастухова, будь человеком, выйди в тамбур на секунду, сделай вид, что мы тебя оштрафовали, ну, и всякое такое. Как бы мы с тобой разобрались по закону. А то перед людьми неудобно, что мы свою работу не выполняем. Понимаешь, Пастухова?» Настя стихла и послушно пошла за парнями в тамбур. Там этот контролёр щёлкнул её по затылку со словами: «Одни неприятности от тебя!», а Настя улыбнулась и, подмигнув ему, закричала что есть мочи: «Контролёры меня оштрафовали!» Что тут началось! Вагон зашевелился, и в тамбур повыскакивали тёти, дяди, бабушки и дедушки и давай бить контролёров. «С ребёнка деньги вытянули, мерзавцы, а ну, верните сейчас же!» Парни, чтобы отвязаться, и вправду какую-то бумажку Насте в руку сунули и опрометью кинулись в последний вагон, подальше от скандала (а то у них тоже есть свои проверяющие). А Настя маме денежку принесла, на хлеб на три дня хватило.

…

Пастуховы понимали – нужно что-то менять в жизни. Мать думала-думала и решила улучшить тяжёлую ситуацию старинным женским способом. Нашла где-то мужика и привела его в дом. Будет кормильцем! Но вышло наоборот. Мужик, большой любитель выпивки, сам был не прочь пожить за чужой счёт. Искать работу, где платят, он не торопился, постоянно оправдываясь, что кругом обманщики.

Мать решила, что следует «кормильца» вразумить, чтобы вник, наконец, какая ответственная роль отведена ему в этой семье. И мать родила мальчика. Насте она ещё твердила, что боится остаться одна, ведь дочка скоро улетит из гнезда! Но дочка не улетала. (Крылья от постоянного недоедания не окрепли). Мужик запил и пропал, мать, Настя и Стасик остались одни. От грудничка уже не отойдёшь, и пропитание семьи всецело легло на Настины плечи. Решала она его, как могла. Воровала.

Магазины оказались лёгкой забавой. Но требовалось прежде всего добывать деньги. Стасик родился больным, отставал в развитии, требовались лекарства. Да, и самое необходимое следовало доставать: одежду, обувь. В то время благотворительные организации ещё не набрали силу.

И Настя научилась вытаскивать кошельки. Из сумок, карманов. Она внимательно наблюдала – стараясь делать это незаметно – куда именно убирает жертва свой бумажник, а далее выудить его уже было делом техники. У Насти имелись в арсенале и обломок бритвы, которой она разрезала сумки, пакеты, портфели; был у неё и скальпель, настоящий, медицинский. Это ей один вор подарил, настоящий профи! Она его уважала, за отца почитала.

Он обратил на неё внимание давно, а потом подошёл на вокзале и напрямик спросил, почему она одна «работает». Настя оторопела. Ничего себе! И для фору, сначала повыделывалась, что, мол, не понимает, о чём это он, а он ей в лоб рукой заехал, в чувство привёл и говорит потом: «А если попадёшься и посадят? Об этом не задумывалась?» Пришлось ей напрячь извилины, в тюрьму она не хотела.

Именно этот немолодой, но сильный дядька стал Настиным наставником в воровской науке, а также другом и любовником. Научил её разным штукам, и профессиональным, и интимным. Настя радовалась! Есть, кому голову приклонить, и чувствовала себя очень взрослой, любимой и желанной, оттого, что познала взрослую жизнь. К тому же, сколько денег домой стала приносить! Стасику и курточку новую купили, и пуховичок с настоящий лебяжьим пухом, а ещё игрушек: заводного мишку, плавающего пластмассового дельфинчика, танк на батарейках, огромный грузовик. Стасик так радовался, в ладошки хлопал и пищал: «Натя, Натя». Но мать сразу обо всём догадалась и в ноги Насте упала: «Не воруй! Посадят! С кем я останусь?» Настя успокаивала и говорила, что на рынке в Москве вещи разные продаёт, подрабатывает. Делала паузу, чтобы успокоить мать, а там продолжала по-новой.

Как говорят сами воры-карманники (на блатном жаргоне – «щипачи»), кто хоть раз попробовал халявных денег, на завод работать не пойдёт. Воровство основывается на извращённой философии. Далеко не кризисы являются главной причиной воровства.

Матёрый ворюга, Настин покровитель, внушал ей: «Настоящий „щипач“ никогда не должен лезть наугад! В трамвае, в автобуме наблюдай, откуда достаёт кошелёк, а там паси „козла“. Можно аккуратно достать пальцами, а если отверстие узкое, то пинцетом. Как у фокусников, ловкость рук и никакого мошенничества! А „козлу“ впредь наука будет, потому что лохом оказался. Не станет уже потом абы как деньги совать, припрячем так, что сам еле найдёт. Мы на самом деле – учителя, лучшие в этой жизни. Учить лохов – святое дело!»

Насте трудно было не согласиться с такими вескими доводами. К тому же, благодаря своей «учительской» практике, она приоделась – всё-всё себе купила: сапожки зимние, сапожки осенние, демисезонное пальто, пуховик, куртку и ещё одну куртку, что из тех, которые не запоминаются, такую невзрачную, с капюшоном, чтобы в ней незаметно «учительствовать» в Москве. Она хотела один хорошенький кожаный жакет с длинным шалевым воротником из чернобурки «прикупить», да взрослый её друган не дал, резонно заметив: «Скромно живёшь – дольше на свободе ходишь».