Я и ты

– Вов, а где мешочек с землей с той кочки, ты, помню, прихватил его с собой? – озадачил я Федотова неожиданным вопросом, когда мы остановились, чтобы полюбоваться накатывающими на берег мощными волнами.

– Где-то есть. Люба, наверное, на даче подальше упрятала. Константин Иванович страшно злился, когда об этой кочке дома заговаривали. Запретная тема. Он ведь больше месяца со мной после того матча не разговаривал. Забыл, как сам ЦДКА не раз наказывал. Сколько «команда лейтенантов» от «Динамо» натерпелась. Так что квиты мы.

Забавная (а для кого-то – трагическая) эта коллизия повторилась еще раз, когда Федотов тренировал ростовский СКА и его команда сошлась с бесковским «Спартаком» в финале Кубка СССР. И опять на целый месяц разрыв дипломатических семейных отношений – красно-белые терпят поражение, приз улетает на Дон.

Эти известные в отечественном футболе семьи связывало многое. Володя под началом Бескова прошел футбольную школу в Лужниках, в семнадцать уже был в составе ЦСКА, а в двадцать один – на подступах к сборной, но Константин Иванович, руководивший ею тогда, посчитал, что немного рановато. А потом оказалось, что поздновато – в том смысле, что Бескова сняли за… второе место в чемпионате Европы. Пришлось Федотову дожидаться вызова в главную команду страны еще несколько лет. Сникнуть не дали в родном клубе, с которым он постепенно выбирался вверх, а вне поля – красавица Любаша. Вместе с мамой известные в Москве модницы, они магически действовали на Володю, да он сам, сколько его знаю, всегда старался держать себя в форме. Интеллигент, аккуратная стрижка, стильно одет, по-современному завязан узел галстука, туфли начищены до блеска. Поклонницы просто млели, так он им нравился. Одна с молодости писала ему стихи. Федотов знал об этом и лишь шутил: жаль времени нет выучить наизусть… Правда, костюмы, рубашки чаще всего помогали подбирать домашние. За границей, в прежние годы пустых у нас магазинов, народ за шмотками, а Федотов – за книжками, новинками футбольной литературы, набивал ими чемодан, оставляя в нем место лишь для подарков и сувениров. Все потом сгодилось в школе тренеров и на практике. На моей памяти был еще один такой дотошный, жадный до любой футбольной строчки человек – Олег Базилевич.

О талмудах Федотова с планами, скрупулезно вычерченными схемами, таблицами, характеристиками (чего только не было в его записях) ходили легенды. Статистик, аналитик, экспериментатор, импровизатор – в одном стакане. Действующим футболистом он прекрасно игру чувствовал, читал ее с листа, не жадничал, чуть партнер в лучшей ситуации – немедленно пас ему. В общем, хотя и числился в забивающих форвардах, диспетчерских функций не чурался. Со столь широким кругозором – и игроцким, и тренерским – легче было потом и находить общий язык с ребятами, и выстраивать командную тактику и стратегию.

– Прохладно еще, а то искупался бы, – вдруг вздохнул Володя, заметив трех молодцев, смело бросившихся в воду. – Ну, ладно, я пошел, Михей. Через полтора часа тренировка, надо подготовиться, с доктором переговорить и в ребят жизнь вдохнуть, какие-то кислые они, небо коптят.

Не уточняю – какие ребята, из какой команды. Не суть важно. Владимир Григорьевич старался вдохнуть жизнь во все команды, которые тренировал. Его фирменный федотовский футбол был известен – азартный, гибкий, скоростно-комбинационный. Такой он прививал и когда работал в «Спартаке». Перед похоронами благодарные спартаковские болельщики выложили на Новодевичьем кладбище дорожку из алых гвоздик и тюльпанов. Никаких роз, хотя столько их, всех цветов радуги, продавалось. Шипов, к сожалению, и так было достаточно на пути Федотова. Конечно, тренерская судьба априори незавидная, но все-таки почему так несправедливо поступили с ним в том же «Спартаке»? Не устроили серебряные медали, но ведь уступили их сопернику, который объективно на протяжении всего сезона был сильнее. И что получили взамен? Человек навсегда ушел с нанесенной обидой, которую уж никак не заслуживал.

Я, когда прихожу на Новодевичье навестить своих, обязательно задерживаюсь и у могилы Федотовых. Открытая добрая душа Володи давно уже вознеслась в небеса и встретилась с Богом, так щедро одарившим его талантом, которым он столь же щедро поделился с нашим футболом, своими болельщиками. Стою, а в голове вертится строчка из Роберта Рождественского: «Спортсмены вырастают из тренеров, как ветви из ствола». Сколько выросло классных игроков из ствола того дерева, которое посадил и заботливо выхаживал Федотов. На Ваганьковском целые три аллеи, включая центральную, в памятниках и надгробиях выдающимся нашим спортсменам и тренерам. И на Троекуровском их немало. Это людская благодарность им. Как пел Марк Бернес: «…Мы теряем друзей боевых. Ну а тем, кому выпало жить, надо помнить о них и дружить».

Лихая музыка «Калинки»

На праздновании 100-летия отечественного фигурного катания в Питере дали слово знаменитому Карло Фасси. Он пристальным взглядом обвел сцену с множеством известных личностей. Чувствовалось, явно кого-то ищет. Пауза затянулась, теперь Фасси долго всматривался в зал.

– О, так вот вы где! – наконец воскликнул маэстро. – Я, прежде всего, хочу поклониться вам, господин Жук. Вы величайший русский тренер.

Декабрь 1966 года. Моя бабушка отмечает полвека славного партийного пути. Стол из той серии анекдотов: в магазинах пусто, в холодильниках густо. Из специальной книжицы, по которой специально же старых большевиков и обслуживали в столовой-кремлевке в Доме на набережной, выдернуто несколько страничек. Собрались ее соратники, в основном тетки. Голосят на всю квартиру. Вспоминают, обсуждают, перебивая друг друга, все подряд: свои подпольные ячейки и сходки, типографии, где печатали листовки, которые потом тайком распространяли, избрание Индиры Ганди премьер-министром Индии, появление в Китае хунвэйбинов (какой позор эта культурная революция), Михаила Ромма и фильм «Обыкновенный фашизм». Мне было сначала интересно, я им рассказал, как из сейфа, даже не за семью, а семьюдесятью печатями, стырили «Золотую богиню Нику», и спасибо нюху дворняжки Пиклз, обнаружившей пропажу в мусорном бачке, иначе англичанам, победителям чемпионата мира по футболу, нечего было бы вручать.

Старушенции, на удивление, это внимательно выслушали и бурно реагировали (надо же, всюду воруют, даже в чопорной Англии), а меня вдруг охватила тоска зеленая; перспектива провести весь оставшийся вечер в их кругу и выслушивать все эти «дацзыбао Мао» про революции, партактивы и партийное строительство особо не вдохновляла. Но и тащиться на улицу не очень-то хотелось – сыро, промозгло, ветрено. Все-таки переборол себя, тем более и причина была – завершался международный турнир по фигурному катанию, до Дворца спорта Лужников рукой подать.

Как же мы куда-то все торопимся – и жить, и все остальное. Не дожидаясь окончания соревнований, зрители ринулись в гардероб за одеждой, неохота стоять потом в длиннющих очередях, зал был битком.

– У тебя время есть? Тогда не спеши, сейчас еще показательные будут, запускаю одну мою пару, Ирочку с Лешей, – перехватил меня за кулисами Станислав Алексеевич Жук, с которым я был знаком еще с той поры, когда готовил материалы для передачи «Внимание, на старт!».

Это была «Калинка». Лихая, русская, задорная, и так же лихо, по-русски размашисто, на огромной скорости да еще с каскадом сложнейших элементов ее исполняли те самые Ирочка с Лешей. «Рояль в кустах» (кстати, это выражение тогда, в 66-м, и родилось у Арканова и Горина в одной из их пьес) взбудоражил весь зал. Несмолкаемые аплодисменты; заслышав их, торопливый народ стал возвращаться на трибуны.

Так я впервые увидел на льду Ирину Роднину и Алексея Уланова; вернувшись домой, в ту же ночь, под настроение, быстро написал очерк, который в ближайшем выпуске передачи «Внимание, на старт!» прозвучал в эфире. Мне удалось первым рассказать о ребятах, чем горжусь до сих пор. Благодаря Жуку такое случилось, когда у Родниной появился новый партнер, Александр Зайцев. Станислав Алексеевич пригласил меня на их первую тренировку, и я написал и об этом, уже в «Красной звезде». Материал назвал «Рождается пара?» Дежурный редактор скорректировал название – «Рождается дуэт?», сопроводив изменение шуткой: откуда ты знаешь, а вдруг у них сразу тройня родится…

С Ириной Константиновной Родниной я встречаюсь довольно часто, наши дети учились в одной школе, 29-й, что на Пречистенке, а вот Уланова после долгого перерыва (лет пятнадцать, а то и все двадцать минуло) встретил на Дне памяти Станислава Алексеевича. Он специально прилетел из США, где вместе с супругой Людмилой Смирновой тренирует детей, в том числе двух своих. Будь другая причина для встречи, праздничная, Уланов наверняка пришел бы с любимым баяном, ведь по его классу он закончил в свое время Гнесинку, да еще и скрипку освоил. Спрашиваю Алексея:

– Сейчас, по прошествии лет, каким представляется вам, его ученикам, Станислав Алексеевич?

– Если коротко – человек, опережавший время, гениальный тренер, фантастический выдумщик и – колоссальный дар предвидения. По сей день поражаются, как он разглядел в Родниной, девчонке, вроде бы не очень подходящей для фигурного катания, такой самородок. Над ним посмеивались, подшучивали, отговаривали – да ты что, Стас, с ума сошел, кого нашел, зря время теряешь. Станислав Алексеевич лишь улыбался – мол, смеется тот, кто смеется последним, посмотрим, что вы будете говорить через пару лет. А тут и я подвернулся. Я ведь одиночником был, помню, на чемпионате СССР в Горьком занял 13-е место. Жук говорит: все, с «одиночеством» заканчиваешь, нашел тебе пару, знакомься, Ирочка Роднина. Доставалось же мне от Жука. Уже сил нет, а он своим необычным, с хрипотцой, тембром: не хныкай, что раскис – и включает магнитофон.

– А меня как он отыскал! – молчавший до того Александр Зайцев вступает в разговор. – Кто я? Какой-то задрипанный перворазрядничек в Ленинграде. Я, когда первый раз с Ириной в пару встал, от страха шагу не мог сделать, все-таки олимпийская чемпионка. Ты же, Михаил, был на той тренировке, все видел сам и слышал, как Станислав Алексеевич гаркнул: чего испугался, тут великих нет, тут все одинаковые – чемпион, не чемпион, все рядовые льда, рабочий класс. Смотри, как Леночка Водорезова пашет. А ну давай, парень, давай, земляк! Я и давал, как мог, пока что-то стало получаться. И других ребят он вот так из «толпы» выуживал. Нашего «казачка» Фадика, Сашу Фадеева, будущего чемпиона мира, в Казани отыскал.

– Говорят, он деспот был…

– Кто говорит? – Уланов, показалось, даже возмутился. – Требовательный – да, трудоголик – да. Бывало, все уже разбежались с катка, а он в тренерской над чем-то корпит, что-то рисует, фантазирует, потом коньки наденет – и на лед, проверяет какую-то придумку. Сам трудился и нас заставлял, а иначе как в спорте, если еще мечтаешь медаль на грудь повесить. А насчет деспота… Если из того, о чем сейчас скажу, такой вывод вытекает – тогда согласен. Подзывает меня: Леша, ты Гнесинку кончал, целое музыкальное училище, классику обожаешь, вот тебе музыка, делайте, что хотите, но чтобы через день, максимум два была дорожка шагов под нее. Не придумаете – не приходите. Такой «деспотизм» приучал нас с Ирой не расслабляться, творить, – продолжал Уланов, – вот мы и «натворили» в 1972 году в Саппоро. А эта его идея с выходом на лед двух пар, затем и трех – и поразительная синхронность исполнения.

– Вы музыку упомянули. Тренер сам подбирал ее для вас?

– По-разному было, кое-что мне доверял найти, но чаще всего сам. Жук хорошо знал классику, однако представить, что он предложит сделать программу, скажем, под «Аве Мария», не могу. Нет, наверняка поставил бы и под эту музыку, и под «Половецкие пляски», но все-таки не его это. Станислав Алексеевич тяготел больше к ритму, такту, темпу, считал, что такой стиль больше подходит для нас, особенно для Родниной, глубже выражает и шире раскрывает ее индивидуальность. Мы, помнишь, с «Калинки» начали, она и стала нашей визитной карточкой.

Мне в те далекие уже годы доводилось довольно часто писать для газеты о фигурном катании, и как-то я попросил полнее раскрыть характер Жука Юрия Блудова, он, если не забыли, об этом сказано выше, не только был начальником ЦСКА, но и являлся вице-президентом Федерации фигурного катания страны.

– Если у человека нет недругов, значит, либо он аморфное существо, либо без собственного мнения. Что скрывать, недруги у Станислава Алексеевича были, и завистники – тоже, в том числе среди коллег, но кто-нибудь от него слышал в их адрес нелестные слова? Никогда. Хотя в свой наслушался немало гадостей. Он был выше этого, обо всех отзывался по-доброму, даже после того, как ребята, которых он с нуля до чемпионов поднял, по разным причинам уходили от него к другим тренерам. Я на себе познал, мягко говоря, твердость его характера. Заставить Жука стоять по стойке смирно можно было только на строевом смотре в ЦСКА или при исполнении гимна. Он отстаивал свои позиции на любом уровне, в любом кабинете. Главный начальник у Жука был один – победа, и все делалось ради нее, все подчинялось этой цели. А кто и как докладывал потом о ней «наверх», его не волновало… Как русский человек, – продолжал Блудов, – Станислав Алексеевич любил иногда пропустить рюмочку, другую, сбросить стресс, напряжение-то испытывал огромное. Водился за ним такой грех. Порой это случалось и на соревнованиях. Прилетаем с ним в Запорожье на чемпионат, я приглашаю его в свой гостиничный номер, выставляю бутылку «Столичной» – давай махнем. Жук оторопел: все-таки я его начальник. Не смущайся, говорю, выпьем по рюмке и завяжем до конца турнира, договорились? Он как стеклышко был все эти дни. Вернувшись в Москву, мы ту самую бутылку допили, два здоровых мужика. Было за что – очередные золотые медали его ребята в клуб привезли.

Вроде бы совсем недавно Леночка Водорезова делала первые робкие шажки, чтобы в двенадцать лет заблистать на европейском и мировом льду, а сегодня Елена Германовна, по мужу Буянова, вовсю «буянит» на катке, и ученица ее, Аделина Сотникова, – олимпийская чемпионка Сочи-2014.

Спортивный сон Веры Павловны: Ирина Роднина, Алексей Уланов и Александр Зайцев объединили свои усилия и в родной школе, которой десятки лет жизни отдал их учитель Станислав Алексеевич Жук, готовят будущих чемпионов. Пусть сон, но как хочется, чтобы он стал явью. Увековечили память Жука бюстом на Аллее славы ЦСКА, теперь бы и школу назвать его именем. Как присвоили футбольной школе имя Всеволода Боброва, баскетбольной – Александра Гомельского, а хоккейной – Анатолия Тарасова. Как же опаздываем мы, делаем это, и то далеко не всегда, когда таких людей, возвеличивших отечественный спорт, уже нет с нами, а надобно – пока они живы. Не тот случай, когда нужно скромничать. Такая скромность не украшает. (Справедливость восторжествовала незадолго до выхода в свет этой книги – к восьмидесятилетию Жука присвоили школе его имя).

И пусть даже некоторые их поступки не вписываются в привычные рамки устоявшихся правил и канонов, как тот, вошедший в историю, хоккейный матч ЦСКА со «Спартаком». Когда теперь уже не Бесков, а Тарасов увел команду, и не с застолья, а с ледяной поляны. Он посчитал судейство нечестным и таким образом среагировал на несправедливость. И это в присутствии самого Генерального секретаря партии, дорогого и любимого Леонида Ильича Брежнева. Лишь приказ из начальственной ложи заставил Анатолия Владимировича подчиниться и вернуть команду на лед после 35-минутного перерыва.

Я пришел на тот матч обыкновенным зрителем, только днем, буквально за несколько часов до игры, возвратился из командировки в Армавир, и репортаж должен был писать мой коллега. Наутро он мне позвонил, что у него раскалывается башка, температура поднялась, даже рвота, давай, срочно двигай в контору. Черт возьми, сколько я переписал этих хоккейных отчетов, набил руку, но с каким трудом дался мне тот! Тогда, в случае со свердловским «Автомобилистом», я, может, даже по глупости, во вред себе, стажеру, рубил с плеча, не задумываясь: проиграли с крупным счетом – получите. Но здесь иное, на глазах у Брежнева. В поисках объяснения произошедшего тщательно подбирал каждое слово, предложение. Выкручивался, как мог. И опять «спас» меня главный редактор: «Ты делаешь отчет? Не мучайся, пиши, как было, чтобы только объективно и никто не мог бы придраться». Еще раз спасибо, Николай Иванович.

Тарасов: от хоккея к футболу

Журналистская судьба свела меня с Тарасовым и когда он дебютировал в непривычной для него роли главного тренера ЦСКА по футболу. Командировка в Ворошиловград, где на открытии чемпионата страны армейцев ждал матч с местной «Зарей», возникла неожиданно, чуть ли не по звонку из приемной министра обороны. Обязательно нужен материал с интервью Анатолия Владимировича. Московский рейс был поздним, на площади перед местным аэропортом ни одной машины, лишь вдали на стоянке сиротливо маячил старенький четыреста первый «Москвич». У служебного выхода кого-то дожидалась черная «Волга» с армейскими номерами. К ней неторопливо приближался одетый в гражданское мужчина в кожаном пальто и с небольшим чемоданчиком. Я набрался наглости, подошел, представился: так, мол, и так, не могли бы прихватить и меня. Надменный укоряющий взгляд: сам доберешься, громко захлопнутая дверца и быстро удаляющиеся от меня габариты, разрезающие своими огоньками вечернюю темень.

Наверное, так бы я и торчал до утра в зале прилета, если бы не водитель того «москвичонка», оказавшийся дежурным диспетчером. Он сдал смену и торопился домой. «Довезу вас до центра, там у нас лучшая в городе гостиница, думаю, ваша команда в ней остановилась». И на том спасибо.

– Нет, ЦСКА не у нас, может, в «Октябрьской», пешком минут пятнадцать-двадцать отсюда, – порадовала меня администратор. – Подождите, сейчас туда позвоню, уточню.

Уточнила – в «Октябрьской».

Рано утром у входа в гостиницу столкнулся с Тарасовым: ты откуда взялся? ночью объявился? почему не сообщил о приезде, мы бы машину подогнали!

Я рассказал Анатолию Владимировичу о том эпизоде в аэропорту.

– Номер машины запомнил? Хорошо. Разберемся. Тоже мне большой начальник! Я тут одному такому начальнику уже выдал, говном каким-то в обед и ужин накормили, так теперь нас к другой столовой прикрепили, икорка красная, черная на столе, только играй, – Тарасов развернулся и резко толкнул дверь. – А сейчас собирайся, едем на завтрак. Перекусишь – сразу ко мне, на тебя полчаса, потом тренировка, успеем поговорить.

Что не успел сказать, Анатолий Владимирович договаривал уже в автобусе. Когда прикатили на стадион, предупредил: «На тренировке ко мне не подходи, не мешай, смотри, будут вопросы – потом отвечу». Он подхватил складной стульчик и направился с ним в центр поля. Смотреть было на что. Это был театр одного актера, прекрасно срежиссированный спектакль. Тарасов извергал из себя вулкан энергии и эмоций, сопровождая этим выбросом тренерской лавы каждое упражнение. Кое-что было привнесено из хоккея, и в этом у него было немало оппонентов: мол, от этих упражнений перекачанные ноги, а футболисту нужны легкие. Спорить с ним было бесполезно, этот человек гнул свою линию, не навязывая ее никому. Анатолий Владимирович горделиво восседал на своем стульчике, словно король на троне, ничего и никого не упускал из виду. Изредка вскакивал и снова плюхался, да так, что, казалось, под его грузным телом ножки сложатся или вовсе сломаются и он упадет на траву.

– Николай Алексеевич (Маношину, своему помощнику. – М. Ш.), – Тарасов насупил брови и недовольно покачал головой, – шепни Марьяну на ухо, чтобы я слышал, пусть не волынит, а то пять лишних кругов заработает с Сашкой Кузнецовым на плечах. Я Валерку Харламова знаешь, как наказывал? Он у меня в Кудепсте с берега в гору Рагулина тащил.

Тот стартовый матч ЦСКА выиграл со счетом 1:0.

– Не исчезай, за обедом отметим, а заодно и начальничка того найдем. Какой, говоришь, номер машины? Быстро его вычислим.

– Не надо, Анатолий Владимирович, мы же с вами все сделали, интервью уже напечатано.

– Как не надо? Может, это был приказ министра – твой приезд сюда, – Тарасов был настроен решительно.

Еле удалось уговорить никому не звонить.

Команда улетела, а я задержался еще на день и из командировки вернулся еще и с материалом о парашютистке Валентине Закорецкой; незадолго до нашей встречи она совершила свой шеститысячный прыжок. Сколько же это часов в воздухе под куполом!

На высоком берегу Куры

Многое так и просилось быть впрессованным в эту вступительную главу, здесь лишь толика написанного, причем намеренно обращенного в прошлое, с событиями и деталями, о которых не так широко известно. Я специально не сортировал материалы ни по годам, ни по тематике, более того, порой перескакивал с одного на другое, не придерживаясь строго дат. Действовал по принципу: как Бог на душу положит. Скажем, почему по его божескому повелению лишний раз не упомянуть о традиционном грузинском гостеприимстве? О, какой богатый стол в национальном духе был накрыт на высоком берегу Куры! А мы-то решили, что экскурсия для группы любознательных ограничится дегустацией вин и шампанского, она и так уже привела в состояние абсолютного душевного подъема и полного восхищения окружающим тебя миром. Черта с два, вы не знаете грузин. В Рустави было только начало. Тамада Нодари Георгобиани, весельчак и балагур, со своей прихрамывающей, переваливаясь с боку на бок, походкой, словно обухом по голове, оповестил: «У вас свои обычаи и традиции, у нас свои. Пока каждый из вас не произнесет тост, из-за стола не встанем и никуда не уйдем, всю ночь сидеть здесь будем».

Ничего себе заявление, мало того, что нас-то человек двадцать, так еще рука устанет поднимать полный бокал под каждый тост. От зоркого взгляда Нодари не уйти, он строго следил, чтобы никто не отлынивал, не прятался за плечи товарища, все до дна опустошал.