Стамбульский реванш

– Да, – сухо ответил он в трубку. – Да, понял. Нет, не могу сейчас. Нет, я… – Он помолчал, слушая голос в трубке, стиснул лоб ладонью, в напряжении потер пальцами сразу залегшие на переносице глубокие морщины и наконец бросил коротко, резко: – Хорошо. Я буду.

Сунул телефон в карман и тут же, ничего не объясняя, вскочил на ноги и принялся собираться.

– Мне пора.

– Куда? Почему? Мы же только начали? – не понимала Виктория.

Он же, казалось, уже не видел ее, метался по комнате, собирая разбросанные вещи – куртку, сигареты, зажигалку.

– Послушай, – встревоженная происходящим, обратилась она к нему. – У тебя что-то случилось? Какие-то неприятности? Может быть, я смогу помочь?

– Что ты пристала ко мне? – вдруг, развернувшись, бешено заорал он.

Виктория до сих пор никогда его таким не видела. Бледный от ярости, дерганый, с каким-то диким затравленным взглядом, он ничем не напоминал того смешливого, по-кошачьи грациозного, обаятельного парня без возраста, которого она знала и – приходилось в этом признаться – успела полюбить. Слегка растерявшись от такой метаморфозы, она отшатнулась, не решаясь приблизиться к Альтану. Он же сам наступал на нее, злобно цедя сквозь зубы:

– Что ты о себе возомнила? По какому праву ты лезешь в мою жизнь? Ты мне никто! Даже не думай, что тебе удастся привязать меня к своей юбке. Я свободный человек, я ничего тебе не должен и всегда буду приходить и уходить, когда захочу!

С этими словами он вылетел из номера.

Его не было три дня. Три дня, за которые Виктория успела пройти стадии от гнева: «Что он себе позволяет? Я не та женщина, с которой можно так себя вести!» – до принятия и прощения – «Наверное, у него случилась какая-то беда, поэтому он сорвался. Только бы с ним все было хорошо».

Альтан появился утром четвертого дня. Виктория просто наткнулась на него утром, спустившись в лобби отеля. Он сидел в самом дальнем кресле, задвинутом за кашпо с фикусом. От входа его было не видно, но Виктория, спустившись по лестнице, сразу его заметила. Альтан, кажется, дремал. По крайней мере, когда она присела рядом с ним и заглянула ему в лицо, глаза его были закрыты. Потом ресницы дрогнули, он взглянул на нее и тут же улыбнулся своей проклятой подкупающей улыбкой. Спросил:

– Ты очень торопишься? Побудь со мной немного.

А в номере тут же повалился на диван, поймав Викторию за талию, притянул ее к себе, обхватил руками и моментально уснул, уткнувшись ей в плечо. Естественно, ни объясняться, ни извиняться он не стал, очевидно, считал, что того, что он все же вернулся, уже должно быть достаточно.

Никому другому никогда в жизни Виктория не позволила бы поступать так с собой. Но в Альтане было что-то такое, что не давало долго на него злиться. То ли его талант, то ли бьющее наотмашь обаяние, то ли искренность, с которой он чудил, как будто бы честно не понимая, что делает не так. А может быть, она за тридцать пять лет жизни просто впервые по-настоящему влюбилась. И, несмотря на большой опыт общения с турецкими мужчинами, позволила себе поверить, что и его связывают с ней настоящие чувства.

Как бы там ни было, эти столкновения с лихвой окупались проведенными вместе часами. Однажды, например, Альтан пригласил Викторию поехать на Принцевы острова – на яхте его друга, вместе с большой компанией. Но на месте, улизнув от всех, они остались вдвоем, укрылись на уединенном пляже и смотрели на уже по-осеннему высокие волны. Альтан, нашарив ее руку и сжав пальцы, шептал куда-то ей в волосы:

– Как я устал, если бы ты знала. Устал от постоянного притворства, от маски, которую мне приходится носить. Только здесь, вдали от людей, я могу быть настоящим. Здесь и… с тобой.

– Но ведь у тебя есть семья, друзья, – возражала Виктория, пытаясь приободрить его, стереть страдальческую складку между бровей. – Разве они чего-то требуют от тебя? Разве не готовы принять тебя любым?

– Друзья? – невесело усмехался Альтан. – Поверь, как только меня перестанут снимать, никого не останется. Они роятся вокруг только потому, что я известен, что мой последний фильм получил премию на Пекинском кинофестивале. Бездарности и завистники. А семья… – Он внезапно махнул рукой и отвернулся, пряча глаза. – Не будем о моей семье.

– Не будем, – покладисто согласилась Виктория и обняла его крепче.

Через минуту Альтан уже целовал ее, шепча под рев волн какую-то ласковую чушь.

– Как так получилось, что я никогда раньше не смотрела твоих фильмов? – спросила она однажды, когда они в очередной раз прокручивали на экране особо драматический эпизод «Тени горы», над диалогом в котором хотели поработать. – Я ведь много сотрудничала с турецкими киностудиями, а тебя не заметить невозможно.

Первое, самое острое и яркое впечатление от игры Альтана, конечно, уже притупилось. И все же всякий раз, стоило Виктории увидеть на экране его героя, запутавшегося, замаравшего руки кровью борца за свободу, в глубине души оставшегося наивным романтиком, верящим в добро и справедливость, она ощущала, как вдоль позвоночника бегут мурашки. Это было поразительно – невиданное чудо, какой-то божественный уровень перевоплощения.

Альтан нервно дернул ртом, и Виктория испугалась, что он сейчас опять вспылит – как происходило всякий раз, когда она вольно или невольно затрагивала неприятную для него тему. Однако на этот раз он, как ни странно, ответил:

– Был не самый лучший период в карьере. Приходилось сниматься в заштатных сериальчиках. Ты такими не занималась, конечно. Тупое мыло, в котором мне и играть-то было нечего. Ерунда совершенно не моего уровня.

Это завораживало в нем – то, как без малейшей тени скромности или смущения он отзывался о собственном актерском даровании. И в этом тоже чувствовалось этакое хвастливое мальчишество. В ком-то другом, возможно, это насторожило бы, вызвало негативные эмоции, но у Альтана непрошибаемое самомнение выглядело так же очаровательно, как и прочие несовершенства, казалось, только придававшие пикантности его образу.

– А что случилось? Почему так произошло? – поинтересовалась Виктория.

Он поморщился, начал было что-то говорить. Но тут же перебил сам себя:

– Но, между прочим, эти многосерийники подарили мне такую народную любовь, которая вам, интеллектуалам от искусства, и не снилась. Что, не веришь? – Он азартно взглянул на нее.

– Почему же? Охотно верю. Тебя невозможно не любить, – произнесла Виктория и тут же осеклась.

Это было впервые, когда она озвучила чувства, которые испытывала к Альтану. Пускай не осознанно, невольно оговорившись, но… В груди толкнулось волнение, кровь прилила к щекам. Однако Альтан, похоже, ничего не заметив, уже потащил со стола ноутбук и принялся тыкать пальцами в кнопки клавиатуры.

– Сейчас я тебе покажу. Где же… А, вот он!

Он с победным видом развернул ноутбук экраном к ней, и Виктория увидела страницу фанатского аккаунта в инстаграме, представлявшую собой коллаж из фотографий Альтана.

– Видишь? Это мои фанатки сделали, – рассмеялся он. – Обожают меня. Что они тут пишут, ты бы видела. Хочешь, почитаем? Оборжаться можно.

Альтан принялся щелкать мышкой, открывая комментарии под фотографиями. А затем, закатив глаза, стал декламировать с придыханием:

– «Свет моей жизни! Бесподобный, прекрасный актер и самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела». «Девочки, представляете, я на днях встретила его в клубе… Как же он красив! Это что-то невероятное». «А правду говорят, что у него роман с актрисой?..» – «Глупости! Не слушайте сплетни! Он ни за что не стал бы встречаться с этой пустышкой».

Закончив читать, он расхохотался и отодвинул от себя ноутбук. Виктория, неприятно удивленная таким бахвальством, спросила осторожно:

– Послушай, может, не стоит так отзываться о своих зрительницах? Ведь ты работаешь ради них. Разве они тебя не интересуют?

– А тебя что, интересуют твои читатели? – фыркнул Альтан.

– Конечно, интересуют. Ведь я для них и пишу. Для них и про них…

Она и сама не поняла, почему Альтан вдруг так завелся. Вскочил, принялся мерить комнату шагами, уже знакомо запустил пальцы в волосы, вороша каштановые пряди.

– А они мной интересуются? – внезапно напряженно заговорил он. – Они видят во мне живого человека, как ты считаешь? Или только блестящего плейбоя? Хоть одну из них волнует, почему я вынужден был сниматься в этом слащавом дерьме? Как бы не так, теперь они все очень недовольны тем, что я сыграл в какой-то, по их выражению, «зауми». И очень ждут, когда же я вернусь в их любимое мыло. Поверь, это честная игра, – заключил он. – Они видят во мне Казанову из сериального мыла, а я в них – тупых фанаток, чьим восхищением можно пользоваться.

Он так разволновался, что Виктория, уже зная, на какие вспышки он способен, решила побыстрее сменить тему. Защелкала мышкой, переключая на экране снимки. По большей части это были фотографии со светских вечеринок, киношных тусовок и т. д. Виктория машинально проглядывала их и зацепилась взглядом за фотографию, на которой Альтана обнимал за плечи мужчина, слегка на него похожий. Он явно был старше и ниже ростом, не обладал ни отличным сложением Альтана, ни его манкой красотой, ни природным обаянием. И все же было что-то в его чертах, позволяющее почти безошибочно определить в нем родственника Альтана.

– Слушай, а это кто? – спросила она, развернув ноутбук экраном к Альтану и показывая ему снимок.

Тот коротко глянул на дисплей, но отчего-то еще больше нахмурился.

– Мой брат, Джан.

– Не знала, что у тебя есть брат, – удивленно протянула Виктория.

– Откуда бы тебе знать? – недобро усмехнулся Альтан.

И Виктория поняла, что ее маневр не сработал. Он все еще злился, бог знает на что. Подобные перепады настроения пугали ее, заставляли задуматься, что же представлял собой Альтан на самом деле. Такой чуткий, тонкий и внимательный человек в хорошем расположении духа, в гневе он совершенно преображался. Становился язвительным, жестоким, мог очень больно обидеть. Выискивал оскорбительный подтекст в случайно брошенных фразах, надумывал какие-то козни, которые якобы плели близкие ему люди против него. И какая же из этих двух противоположных личностей была настоящей? Или они являлись двумя сторонами одной медали и нужно было признать, что Альтан, парень, безусловно, невероятно талантливый, умный и обаятельный, является в то же время избалованным славой и фанатским обожанием эмоционально неустойчивым инфантилом?

В хорошие дни подобные рассуждения в голове Виктории меркли, сдавались под силой притягательности Альтана и отступали на задний план. А в плохие ей не удавалось в них разобраться, так как его внезапные вспышки ярости не оставляли времени на размышления.