Новая Зона. Излом судьбы

И Женя боролся. Как никогда в жизни.

Самолет бросило вверх, задрало нос, и он ошалело выключил оба горящих двигателя. Зашипел пирофаг – нет, он не слышал, но знал, что должен шипеть.

Боже, что сейчас творится в салоне?

– Семнадцать сорок один! Падаю! Пожар в обоих двигателях! Разгерметизация! – орал Фролов, еще не поняв, не имея времени понять, что микрофон от его наушников срезало осколком при первом ударе.

Евгений с трудом опустил нос непокорного самолета, навалившись на штурвал так, что заскрипели зубы, а ногти соскребли краску с пластика.

Подбирать правильные слова, утешать и успокаивать панику в салоне – дело второго пилота, но не в тот момент, когда он становится единственным. Разбитые искрящиеся приборы смотрели на него черными глазницами, а некоторые открытыми ртами шептали «Конец! Конец!». Кислородная маска, обязанная помочь пережить перепады давления, болталась перед глазами. Лишь когда Женя на миг смог выровнять самолет, то увидел под ним какие-то окруженные облаками огни. Город? Село?

У Фролова проходил шок, уступая место рационализму и спокойствию. В такие минуты уже не страшно умереть – тобой правят злость и азарт.

– Мы падаем! – заорал он во всю глотку, надеясь, что в салоне его кто-то услышит. – Пристегнитесь! Сгруппируйтесь!

От облаков не отвернуть – штурвал заклинило. Двигатели – левый еще горел, а правый только что потух – были выключены, не давая никаких шансов свернуть с невидимых рельсов траектории падения. Оставалось только крыло, дающее крохи жизненной силы, которую кто-то умудрился назвать «подъемной». Да, самолет падал, падал не туда, куда нужно и можно. Но Женя еще мог в необходимый момент задержать его падение на секунды.

Они врезались в облака и тут же пробили их покров. На остатках стекла появились капельки влаги, ворвавшиеся в кабину водяной пылью.

Бесполетная зона – пусть. «Феном» уже не летит. А падать даже тут никто не осмелится запретить. Откуда-то справа, разрывая вечернее небо, по ним ударила короткая очередь трассирующими пулями.

«Неужели нам мало досталось?!» – Пилот еще раз, собрав все силы, поднял нос самолета, занимая у смерти еще пару секунд полета. Зенитчик-военный, похоже, понял, что самолет вторгся в Зону не по своей воле – выстрелов больше не было.

Какая-то стена, редкий лес и неизвестно кем подсвеченная опора электропередачи пронеслись под обугленным брюхом самолета. Еще чуть-чуть! Женя успел ударить по панели, сбросив остатки топлива на этот лес и тут же заметил впереди поле, местами поросшее невысокими кустами. Да, было темно, Фролов не мог его увидеть. Но сейчас каждая клеточка тела хотела жить, напрягая органы чувств до нечеловеческого предела.

«Феном» задрал нос, гася все остатки скорости, а потом робко, будто кошка, трогающая холодную воду, коснулся земли хвостом. Недовольно подпрыгнул на несколько метров, унося за собой комья земли и части вырванного с корнями кустарника, быстро оседая на брюхо. Чудовищная инерция протащила его по торфянику еще добрую сотню метров. Затем эта же инерция, словно решив, что картина еще не полностью завершена, развернула острый хищный фюзеляж самолета влево, оторвав горящее крыло.

И небо над Зоной вновь стало тихим. Оно видело все, и еще несколькими смертями небо не удивить.

Глава 2

Он очнулся, парализованный страхом, в кабине, не в силах двинуться с места. Лишь спустя миг, мысленно похоронив все надежды и навсегда усадив себя в инвалидное кресло, Фролов понял, что двигаться ему не позволяет не перелом, а ремни, чудом уцелевшие и тем самым спасшие жизнь. Женя отстегнул их и замер от боли в грудной клетке, аккуратно провел ладонью по телу, ощупывая ребра, но ничего не понял. Болело все, и определить переломы не представлялось возможным. Стараясь больше не шевелиться, Фролов прислушался к своим ощущениям, потерев слезящиеся глаза.

В черноте приборной панели, глотая остатки электронных импульсов, светился датчик пожара левого двигателя. Вдалеке что-то потрескивало, вероятно, догорал небольшой лесок, над которым самолет избавлялся от остатков топлива. Пусть. Отличный ориентир для спасательных вертолетов. Впереди кабины стоял вечерний туман, подсвеченный оранжевыми сполохами огня.

Женя заглянул в лицо Вадиму – предсмертная улыбка сошла и оттого оно стало еще более ужасным.

Хотя кто знает, может, сейчас взорвутся пары топлива в баках и их всех – мертвых и живых – распылит по этой пустоши. Мысль про баки придала сил и энергии превозмочь боль. Пилот схватился за карабины ремней и долго возился с ними, изогнутыми от ударов, пока не удалось вырваться из западни. Женя взялся было за тумблеры рации, но та замолчала навеки. Ничего – есть аварийный комплект, и он доберется до него. Их (Фролов не хотел даже думать о том, что выжил он один) обязательно найдут, даже тут – в Зоне. Это для коммерческих авиалиний она бесполетная. Российские Вооруженные силы утюжат эти места вертолетами часто. Нужно только дождаться.

Дверь в салон оказалась намертво закрытой и деформированной. Несколько раз ударив по ней ногой, Фролов бросил эту затею и полез в разбитое окно кабины, распоров и без того изорванный китель. Снаружи картина была еще хуже, чем внутри. В полукилометре позади горел ровной огненной аллеей лес. Самолет был развернут, на белом фюзеляже четко виднелись множественные пробоины, одна – особо большая – приходилась почти по центру. Нет – это не столкновение в воздухе и не стая птиц. Впрочем, сейчас это не его забота. Очень скоро тут будут вертолеты со спасателями и людьми из авиакомпании. Пусть они разбираются, от чего погиб самолет и почему он похож на решето. Обломки дымились, и лишь на некоторых, лежащих позади машины, играли язычки пламени, освещая все вокруг. Левый двигатель, тот самый, о котором еще сигнализировала система, стоял вертикально далеко за самолетом. Еще раз бросив взгляд на пропаханную борозду в торфянике, Женя метнулся к фюзеляжу, прихватив на бегу какую-то длинную и острую балку. Ею он разбил блок аварийного сброса двери, вовремя отскочив от последней, когда та вывалилась наружу.

– Есть кто живой? – прокричал он в черноту салона сорвавшимся хриплым голосом. Рядом с дверью на полу лежало тело Андрея, было очевидно, что он мертв.

– Евгений! – услышал пилот знакомый женский голос. Пассажирка, надышавшись углекислым газом, закашлялась.

Не смотря под ноги, Титова пронеслась по разбитому проходу несколько метров, споткнулась, упала, проползла по полу и наконец увидела в проеме двери силуэт.

– Женя, вы живы! – Со смешанными эмоциями Титова обняла пилота, прижавшись к нему дрожащим телом.

Теперь, когда она видела горящие обломки самолета, Василиса понимала, какое чудо совершили пилоты.

Пассажирка выглядела удручающе: левый рукав пиджака был оторван, правый порван, одной балетки на ноге не было, а из рассеченной брови продолжала идти кровь, стекая на мокрую от пота шею и впитываясь в некогда белую майку.

Пилот, протягивая руку девушке, не успел сказать об аварийном наборе и спасателях, а просто молча поддался объятиям.

Она была жива. Изодрана в клочья, перепугана, дрожащая, как осиновый лист на ветру, и не отдающая отчет своим поступкам, но живая. Фролов тоже дрожал всем телом, как будто еще вел умирающую железную птицу, выигрывая метр за метром.

Шок Титовой сменился плачем, бормотанием, невнятными выкриками, которые быстро глохли и захлебывались в слезах. У каждого своя истерика. Растерянно гладя Василису по спине, Фролов сам не заметил, как начал утешать ее глупыми и избитыми фразами, никогда не работающими как надо, но повторяющимися уже не один десяток лет.

Это была не бизнес-леди. Женя смотрел и видел перед собой девчонку, обманувшую смерть, чудом выжившую и полностью осознающую это.

– Не плачь… – Женя тяжело сглотнул вязкую и горькую слюну, – те, – выдавил он из себя остатки субординации. – Мы на земле. Мы сели. Не надо плакать.

Летавший всегда среди смерти, страданий и отчаяния, он так и не научился утешать и подбирать нужных слов. Слишком часто Фролов говорил тяжело раненным, что все будет хорошо, понимая, что хорошо уже не будет никогда. Тогда Женя ненавидел себя, видя как те, в кого он вселял надежу, умирали, не долетев до родного аэродрома, где им могли бы помочь.

Он снова посмотрел на Василису, уже начавшую приходить в себя и отстранившуюся от него. Теперь они равны. Пилот без своей машины и бизнесменша, чьи деньги и связи здесь не имеют никакого значения.

Пассажирка успокоилась, только продолжала беззвучно плакать и вытирать слезы, смешивая их с кровью из раны, которая не хотела затягиваться. Женские слезы никогда не проходят бесследно. Особенно для тех, кому судьбой дано быть их свидетелем.

Они отошли почти одновременно. Василиса окончательно успокоилась, а у Жени прошло оцепенение.

Он первый раз за все время посмотрел вперед, заглянув за самолет. Впереди виднелось озеро, окруженное голой землей, словно деревья, в обилии растущие вокруг, игнорировали это место. С другой стороны разбитая дорога, за которой виднелись многоэтажные дома.

– Где мы? – спросила девушка, и Женя ощутил робкое касание ее ладони.

Жертвы катастроф – учили их – особо нуждаются в чьем-то присутствии. От этой мысли Фролову стало Василису как-то особо, по-детски жаль. Для него, падающего второй раз, это был сильнейший удар. Если получится отсюда выбраться живыми, то его, скорее всего, спишут по психике. А каково ей?

– Мы в бесполетной Зоне, – решительно ответил он. – Здесь небезопасно, но я уверен, нам недолго ждать помощи. Вам не стоит беспокоиться. Я найду аварийный комплект.

Он прошел к избитому корпусу воздушного судна, на ходу отыскивая взглядом нишу с комплектом. В отличие от двери, открыть ее оказалось легко. Отцепив защелку, Женя начал вспоминать, что он знает об этой Зоне. Это место, где упал то ли метеорит, то ли сел корабль пришельцев. Так по крайней мере гласила желтая пресса. На ускоренных штурманских курсах бесполетным Зонам было уделено буквально несколько часов времени, и преподаватель суммировал лишь ту информацию, что человечество ничего толком об этих местах не знает. Жителей эвакуировали, потому что здесь было небезопасно, многократно повысился уровень радиации. Точно. Радиация!

Мельком глянув на пассажирку, Женя с осторожность подумал, что дозиметра в гражданских самолетах не предусмотрено. Так же как и оружия. А оно ох как было бы сейчас кстати!

– Ничего за пару часов с нами не сделается, – пробурчал себе под нос пилот, забирая спасательное фольгированное одеяло и доставая из металлического бокса сигнальную ракетницу.

Потом что-то случилось еще, продолжал вспоминать Женя сведения о Зоне, появились аномалии и мутанты. Собственно, из-за аномалий здесь и не летают, даже на высоте, которая считается по всем правилам безопасной. Зону окружили войска, собственно, Женя вспомнил, что они пролетали высокую стену Кордона. В новостях еще говорили, что в Зоне появились неучтенные лица, собирающие аномальные образования. Первых вроде назвали сталкерами, а вторых – артефактами.

От мысли об неучтенных лицах, аномалиях и мутантах Фролову стало не по себе. Достав из бокса вторую ракетницу и на ходу ее заряжая, Женя поспешил к оставшейся одной Василисе.

За все время, которое она была одна, девушка даже не пошевелилась, только быстро крутила головой и потирала замерзшие плечи.

– Василиса Владимировна, – Женя протянул ей ракетницу, – вы умеете этим пользоваться? Пожалуйста, возьмите. При необходимости сделайте выстрел, нажав сюда, – показал ей пилот.

Вряд ли при таком статусе она не имела собственного оружия, но кто знает. Женя сознательно не рассказал ей о своих опасениях. Поэтому, протягивая ракетницу, не упомянул, что направлять на человека ее не стоит.

Она забрала ракетницу и молча, но уверенно кивнула. Сигнальными пистолетами пользоваться ей не доводилось, но их устройство напоминало устройство гладкоствольного охотничьего ружья, а с ним ей на одном из полигонов Новосибирска обращаться приходилось. Мысленно поблагодарив Макса, привившего ей любовь к столь неженскому увлечению, как стрельба из огнестрельного оружия, она убрала ракетницу в карман.

– Мы в зоне экологического бедствия, – продолжал Фролов. – В некоторых местах здесь может быть очень опасно. Нам не стоит далеко уходить от самолета. Старайтесь ничего не трогать, не поднимать никаких предметов, я сейчас найду вам обувь.