Ничто никогда не случалось. Жизнь и учение Пападжи (Пунджи). Книга 1

Она следила, чтобы я повторял махавакью (великие слова Упанишады): «Ахам Брахмасми. Я Брахман».

К тому же она рассказывала мне, что является истинным, реальным, а что следовало отбросить.

«Ты Брахман, – повторяла она. – Во всей Вселенной нет больше ничего, кроме Брахмана, и ты есть Брахман. Брахман выходит за пределы всего, о чем ты можешь думать. Там, где нет сияния солнца, луны, звезд, там не существует таких элементов, как земля, вода, огонь, воздух. Это Брахман, и это твое высшее и истинное место пребывания. Если тебе удастся достичь его и обосноваться там, переступив границу физического мира и всех таттв, тебе больше не придется возвращаться в бесконечную самсару рождения и смерти».

Эти положения было нелегко понять маленькому ребенку, но исходя из моего поведения и интереса к духовной стороне жизни она чувствовала, что я не был обычным ребенком. Я без особого труда впитывал эту информацию и взгляд на жизнь, но лишь много лет спустя полностью смог это принять.

Абзац, где рассказывается о том месте, где нет солнца, луны и звезд, – пересказ шестого стиха пятнадцатой главы «Бхагават Гиты»: «Ни солнце, ни луна, ни даже огонь не могут осветить то высшее лучезарное состояние Я, достигнув которого, они никогда не возвращаются в этот мир. Вот истинное место моего пребывания».

Иногда Пападжи забавляли попытки матери выйти за пределы тела путем отрицания отождествления себя с таттвами или другими составляющими компонентами. Вот что он рассказывает в книге «Интервью с Пападжи»:

Он (Ишвара Чандер) знал множество ведических текстов и вполне компетентно мог читать по ним лекции. Его любимой была книга «Вичара Сагар», написанная Нисчалдасом, индуистским святым. Моя мать декламировала наизусть большие отрывки из этой книги. Спустя много лет, когда я познакомился с Шри Раманой Махарши, я узнал, что эта книга тоже его увлекала и что он даже сделал сокращенный перевод на тамильском языке под названием «Вичара Мани Мала».

Учитель моей матери наставлял ее запоминать множество ведических шлок, которые она обычно повторяла нараспев по нескольку раз в день. Традиционная ведическая садхана строится на утверждениях и отрицаниях. Нужно либо повторять вслух или про себя одну из махавакий, таких, как: «Я есть Брахман», либо отрицать свое отождествление с телом, осмысленно повторяя следующее: «Я – не тело, Я – не кожа, Я – не кровь…» Цель этих практик – убеждение себя в том, что твоя истинная природа – Я, что отождествление себя с телом или же с его составляющими частями ошибочно.

Моя мать всегда распевно повторяла это «Я не…», что очень меня забавляло… Я никак не мог понять смысла этих практик, которые сводились к нескончаемым перечислениям того, чем Я не является. Принимая ванну, мать обычно распевала: «Я – не плоть, Я – не кровь, Я – не желчь, Я – не кости» и так далее. Я не мог этого выносить и кричал: «Что ты там делаешь – моешься или чистишь туалет?» Я так часто над ней посмеивался, что она наконец-то перестала распевать их вслух.

Не только так он подсмеивался над своей матерью. Перед тем как продолжить описание других примечательных случаев из его детства, Сумитра подробнее рассказала об этом.

Сумитра: Наша мать брала нас с собой в различные религиозные места. Ей очень нравилось ездить в Харидвар, поэтому мы очень часто его посещали.

Ей нравилось петь бхаджаны и одновременно бить в барабан. Именно поэтому ее и прозвали Ямуна дхолки вали (Ямуна-барабанщица). Во время пения о Кришне она входила в экстаз – раскачивалась из стороны в сторону, а из глаз текли по щекам слезы. Однако такие представления не производили впечатления на Бхаи Сахиба. Как только он видел, что она так делает, он окликал ее и говорил: «Мама, кто умер? Почему ты так стонешь?»

Дэвид: Это напомнило мне одну историю. Вы как-то рассказывали, как отреагировал Пападжи на смерть одной из ваших сестер. Не могли бы вы рассказать еще раз?

Сумитра: Однажды, когда Бхаи Сахиб вместе с остальными отдыхали, наша мама вошла в комнату и разбудила нас. Она сказала: «Вы должны встать. Ваша младшая сестра умерла». Мы все начали плакать. Бхаи Сахиб заметил, что наша мама не плакала, а вместо этого повторяла: «Рам, Рам».

Бхаи Сахиб спросил: «Почему ты не плачешь?» Мать ответила: «Все, кто приходят в этот мир, должны покинуть его. Так к чему плакать?»

Когда тело принесли на кладбище, Бхаи Сахиб сопровождал похоронную церемонию. Перед тем как уйти, он отметил это место. Каждый день он возвращался туда, но не для того, чтобы оплакивать тело. Он приходил туда и раскапывал могилу, чтобы убедиться, что его мертвая сестра вновь вернулась к жизни.

Дэвид: Что запомнилось вам из поездок в Харидвар с Бхаи Сахибом?

Сумитра: Каждый год семья проводила там около двух месяцев. Отец брал отпуск, и мы все вместе ездили в этот город.

Как-то во время нашего пребывания там Бхаи Сахиб с одним из своих братьев встретил женщину-садху, которая, по всей вероятности, соблюдала мауну (обет молчания). Бхаи Сахиб засомневался в том, что она ни с кем никогда не разговаривала, поэтому он спрятался рядом с ее хижиной, чтобы понаблюдать за ней. Спустя некоторое время к ней подошел мужчина, который принес еду. Они оба поговорили друг с другом некоторое время, что подтвердило правоту его подозрений. Его так сильно разозлила ее ложь об обете молчания, что он подошел к ее хижине и поджег ее. Она сгорела дотла.

Бхаи Сахиб не выносил людей, говорящих неправду. Если он обнаруживал, что кто-то пытается обмануть других людей, он выходил из себя. Он был очень строг с нами дома. Если он когда-либо ловил одного из нас на лжи, то тут же колотил нас. Так мы на собственном опыте узнали, что лучше говорить правду. Он всегда повторял нам: «Какой бы горькой она ни была, всегда говорите правду».

Дэвид: К чему он стремился, когда был маленьким? Кем хотел стать, когда вырастет?

Сумитра: Он всегда хотел быть садху. Ни у кого не возникало сомнений на этот счет. Однажды, когда кто-то его спросил, почему он хочет стать садху, когда вырастет, он ответил: «Я уже садху. Мне не нужно ждать, когда я повзрослею».

Помимо Ишвары Чандера у матери Пападжи было еще несколько учителей. Одного звали Гопал Дасджи, он был хорошо известным исполнителем песен бхакты. Другого учителя звали Госвами Ганеш Дас. Он был социальным работником, а также главой местного отделения индуистской организации под названием «Санатана Дхарма». Этот человек проводил регулярные встречи в районе, где проживал Пападжи, и Ямуна Деви вместе с другими местными женщинами, включая Брахму Деви, часто посещали эти собрания. Спустя много лет он построил в Харидваре ашрам и назвал его «Ашрам Сапт Риши». Пападжи часто бывал в нем в 1970-х и 80-х годах, и к нему всегда относились по-особому, так как его знали как друга основателя этого ашрама.

У Ямуны Деви был еще и другой учитель, из Кашмира, которого звали Авадхута Шалиграм. Он читал ей Йога Васиштху и проявлял большой интерес к духовным продвижениям Пападжи. Пападжи рассказывает о своих отношениях с этим учителем.

Авадхута Шалиграм меня очень любил. Он давал мне книги, и я часто получал от него советы по духовным вопросам. Он был владельцем большого участка земли, у него было много коров, так что половину своего времени он проводил с учениками, а остальное время занимался ведением хозяйства.

Однажды он сделал моей матери шокирующее предложение: «Пожалуйста, отдай мне своего сына. Я сделаю его своим наследником и духовным преемником. Когда я умру, все, чем я владею, перейдет к нему. Я буду следить за его духовным развитием. Все будет так, как я говорю, при одном условии: он не должен создавать семью, а оставаться брахмачари. Если он согласен и нет возражений с твоей стороны, то я обязуюсь заботиться о нем».

Моя мать очень любила и уважала этого человека. Но привязанность ко мне была настолько велика, что она даже и подумать не могла о том, чтобы передать сына кому-либо еще. Я тоже глубоко уважал его, и если бы мать согласилась, то с радостью пошел бы с ним.

Как-то Пападжи сказал мне: «При получении отказа от моей матери он сказал то, что, по его мнению, было своего рода проклятием.

Он сказал: „Если я не получу его, то и ты тоже. Он уйдет из семьи и станет санньясином (монахом-отшельником). Этот мальчик не предназначен для ведения спокойной семейной жизни дома“».

Хотя Пападжи официально никогда не принимал санньясу, он все-таки предпринимал попытки уйти от семьи и мирских обязанностей, хотя ни одна попытка не была осуществлена полностью.

Мать советовалась и с другими свами, однако Пападжи не проявлял интереса к ним. Вот как он описывает неудачную попытку прихода к одному из новых наставников:

Она заявила, что собирается отвести меня к новому свами, так как хотела, чтобы я выслушал его наставления относительно духовных практик. Мне не нравилась ее затея, а также выбранный ею человек.

Я ответил: «Если ты приведешь меня к этому свами, я испытаю его, чтобы посмотреть, действительно ли он владеет собой, поборов в себе пороки. Как только я войду, я ударю его по лицу. Если он разозлится, я буду знать, что он не может управлять своими эмоциями. А если нет, я выслушаю его и последую всем его наставлениям».

Мать знала, что я смогу воплотить в жизнь эту проверку. Не желая краснеть из-за моей невоспитанности, она оставила свое намерение привести меня к нему.

Когда Пападжи было около десяти или одиннадцати лет, то чудесное состояние счастья, которое он испытывал с того момента, когда проигнорировал манговый напиток в Лахоре, подтолкнуло его заняться изучением жизни Будды.

Я был всего лишь маленьким ребенком и не мог понять, что же случилось тогда со мной. Что-то тянуло меня, но никто не мог ответить, что именно это было. Намного позже я прочитал книгу, в которой говорилось о реализации и просветлении. Если бы я даже и прочел эту книгу в то время, значение написанных там слов не было бы полностью понято мною. Ощущение счастья присутствовало постоянно, но то состояние, которое служило его причиной, было выше этого счастья и выше всех описаний. Если бы я попытался подобрать нужное слово и постарался при помощи него описать это состояние, мне бы, наверное, это не удалось. К примеру, это не было любовью, так как любовь присуща двум людям, двум отдельным существам, а я был абсолютно один в этом состоянии – ни любящего, ни любимого, ни любви.

Я перестал спать по ночам. Я лежал с закрытыми глазами, но не спал. Что-то опьяняло меня, но я не знал, что именно. Меня окутывало ощущение бесконечного счастья. Оно никогда не утихало. Я не мог оставить его, а оно – меня. Я часто сидел у себя в саду под каким-нибудь кустарником и позволял этому состоянию овладеть мною, даже не осознавая, что это было или что происходило со мной. После в одном из своих учебников я прочел о жизни Будды, как он покинул дом в поисках просветления. Это слово как-то по-особенному отозвалось во мне.

Я подумал: «Возможно, этот человек сможет мне что-нибудь рассказать об этих странных вещах, происходящих со мной».

Я начал собирать информацию о его жизни в надежде, что это послужит объяснением того, что происходило со мной.

Раннее изображение: статуя голодающего Будды, возможно, одна из тех, которая сподвигла Пападжи голодать. Оригинал находится в Лахоре. Во времена юности Пападжи эта репродукция была напечатана во многих детских книгах.

Первоначально Пападжи привлекала физическая форма Будды. Впервые он увидел Будду на известной репродукции, изображающей «Голодающего Будду».

Все началось с того момента, как я увидел изображение Будды в школьном учебнике по истории. Эта картинка отображала период его жизни, когда он жил, питаясь одной рисинкой в день. Его лицо было необыкновенно красивым, а тело походило скорее на скелет – кожа да кости. Меня непреодолимо потянуло к нему, хоть я и не знал тогда о его учении. Я просто влюбился в его прекрасное лицо и решил попытаться стать таким же. На картинке было изображено, как он медитирует под деревом. В то время я не знал этого, даже не знал, что такое медитация.

Невзирая ни на что, я решил: «Я могу сделать это. Я могу сидеть под деревом, скрестив ноги. Я стану как он».

Я стал сидеть со скрещенными ногами в своем саду под кустами роз. Находясь там, я чувствовал себя счастливым от того, что гармонизировал свою жизнь с жизнью того человека, которого полюбил. Затем, чтобы усилить сходство, я решил, что и мое тело должно походить на скелет. В те дни мы обычно брали еду у матери и съедали ее отдельно друг от друга. Поэтому ничто не мешало мне выбрасывать свою порцию. Когда никто не смотрел, я выходил из дому и скармливал все уличным собакам. Спустя некоторое время я полностью перестал есть. Я очень похудел и ослаб, и наконец-то мои ребра стали выпирать из-под кожи, как у Будды. Такое состояние наполняло меня радостью и гордостью. Мои одноклассники прозвали меня Буддой из-за моей худобы.

Мой отец работал на железнодорожных станциях. В данный период он трудился в Балучистане. А в связи с тем, что это было отдаленное от нас место работы, мы видели его, лишь когда он приезжал в отпуск. Я голодал уже около месяца, и когда он, как обычно, приехал домой, то был шокирован моей худобой. Он стал таскать меня по докторам на обследования, чтобы выяснить причину этого. Никто из них и не подозревал, что я добровольно отказывался от пищи.

Один из них сказал отцу: «Он очень быстро растет, поэтому худеет. Кормите его хорошо, давайте побольше молока и сухофруктов».

Моя мать, последовав совету, отдавала часть своей порции и каждый день повторяла: «Ешь больше масла, ешь больше масла». Собаки на нашей улице стали толстыми и веселыми – новая диета им очень понравилась.

Книга по истории, в которой я увидел иллюстрацию Будды, была обычным детским учебником. В ней приводились основные биографические данные, но концепции медитации и просветления не были освещены должным образом. Вероятно, автор учебника полагал, что такие основополагающие моменты не могут быть интересны детям. Таким образом, я продолжал пребывать в неведении относительно того, что же Будда делал под деревом и чем же было примечательно его окончательное достижение. Тем не менее я все еще стремился иметь с ним как можно большее сходство.

Из этого учебника я узнал, что Будда носил оранжевое одеяние и просил еду, ходя от одного дома к другому с чашей. Это было как раз то, что мне под силу было скопировать, стоило лишь проявить смекалку.

У моей матери было белое сари, и, на мой взгляд, оно идеально подходило для моих целей. Я взял его, так чтобы она не видела, покрасил в оранжевый цвет – цвет одежды Будды, – обернул вокруг себя, чтобы быть похожим на нищенствующего монаха, и, прихватив с собой чашу, пошел по улицам Лаялпура просить подаяния. Перед тем как вернуться домой, я переодевался в обычные одежды, а оранжевое сари заворачивал в бумажный пакет, который прятал среди школьных книг, где, на мой взгляд, никто не должен был его обнаружить.