Идти исчезнувшим следом… Очерки методологии истории

Осознание специфики гуманитарной науки и ее методов, как известно, относится к к. XIX -? н. XX вв. В неокантианской школе формулируется тезис, что «науки о культуре» изучают индивидуальные явления, а «науки о природе» -? общие законы.

М. Вебер писал: «Для естественных наук важность и ценость „законов“ прямо пропорциональна степени их общезначимости; для познания исторических явлений в их конкретных условиях наиболее общие законы, в наибольшей степени лишенные содержания, имеют, как правило, наименьшую ценность… В науках о культуре познание общего никогда не бывает ценным как таковое…».

Правда, при этом он отмечает, что в области наук о культуре познание общего, образование абстрактных родовых понятий и знание правил, попытки формулировать «закономерные» связи вообще не имеют научного оправдания, но они -? не цель, а средство познания. То есть на самом деле их нет, но с их помощью легче проводить исследование. Честно говоря, я бы сказала, что проще придать историческому произведению, по сути относящемуся к искусству, наукообразный вид.

Но со временем все же победила точка зрения, согласно которой исторические закономерности все же есть. И среди всех критериев определения конкретно-?исторических закономерностей наибольшее внимание привлекает пространственный.

Собственно исторические законы подразделяются на три группы. Первую составляют закономерности универсального (надрегионального) действия. Их, по вполне понятным причинам, очень мало, и они очень общие. Например: производственная деятельность человечества начинается с обработки камня и кости, затем глины и бронзы, затем железа и т. д. Это действительно общая закономерность, но важна она в основном в общетеоретических разработках, когда мы говорим о человечестве в целом.

К закономерностям второй группы относятся закономерности, повторяемость которых ограничена пределами одного стадиально-? формационного региона. Например, в эпоху феодализма в Европе после периода раздробленности постепенно побеждает тенденция к образованию централизованного государства. Таких закономерностей уже больше и они более конкретны. Их изучению посвящена где-?то половина исторических исследований, и в частности, сюжетов из второй части данной книги. В них тоже нет места отдельной личности, да и конкретному социуму как правило тоже.

Закономерности третьей группы -? закономерности сугубо регионального действия. Им посвящена вторая половина исторических исследований и конкретных сюжетов данной книги. Особенности истории конкретной страны вызывают на сцену и людей -? лидеров, создателей произведений искусства, ученых и пр.

Если закономерности первого типа оперируют понятиями на уровне социума, то они относятся скорее к области социологии, а не истории. История занимается все же скорее конкретикой -? мы говорили об этом в самом начале: она отвечает на вопросы «кто», «где», «когда» и «что сделал». А если это «человечество» «на Земле» «в ходе своего развития», то это уже не история.

Пространственно-?временную ограниченность исторических закономерностей отмечают многие исследователи. Однако немало и тех, кто считает не существующими закономерности второго и третьего типа и предлагает как раз ограничиться общесоциологическими законами, поскольку история вообще есть наука об уникальном (об этом мы еще поговорим.) И максимум того, что она может сделать -? конкретизировать, уточнить проявление общесоциологических законов в конкретном месте в конкретное время.

В результате такого подхода, то есть упования только на конкретизацию общесоциологических законов и отказа от поиска специфических исторических закономерностей, сфера потенциального выявления конкретно-?исторических закономерностей оказывается существенно уже реальной практики, реального фактического материала исторических исследований. Есть, например, типы хозяйствования, традиционные для конкретного региона, но не свойственные цивилизации в целом. Они развиваются по своим законам. Кто будет их изучать?

Общесоциологические законы необходимы, но остается выяснить, на основании каких социологических законов должен решаться вопрос о том, кто был автором Повести временных лет -? Сильвестр, Нестор или еще кто-?нибудь? Как выглядел протограф Повести 1606 года? Где пролегали караванные пути? и так далее, т. е. как решать традиционные, повседневные исторические задачи, особенно не ориентированные на классовую борьбу, экономику и тому подобное.

Представляется, что сфера действия общесоциологических законов глобальней, глубже, но одновременно и уже, чем сфера действия конкретно-? исторических закономерностей. Уже, потому что не учитывает и не может учитывать всего исторического многообразия.

Кроме того, если конкретно-?исторические закономерности есть только конкретизация общесоциологических законов для данных условий, то о какой прогностической функции исторической науки может идти речь? М. А. Розов же считает (и я в этом с ним солидарна), что «анализ прошлого позволяет нам исследовать закономерности настоящего и наметить пути развития будущего». Впрочем, об этом мы уже говорили и еще будем говорить.

Но каково содержание этих специфических конкретно-?исторических закономерностей? Представляется, что закономерности передачи от поколения к поколению унаследованной деятельности (например, традиционного землепользования), закономерности изменения деятельности в связи с изменением ее условий (например, развитие производства в связи с новыми научными открытиями), закономерности взаимовлияния и взаимообусловленности различных видов деятельности (например, стили в искусстве) и деятельности в целом и конкретных условий (например, то, о чем мы уже говорили -? влияние биосферы на мировидение социума) -? это и есть специфические конкретно-?исторические закономерности.

Есть одна загвоздка. Если закон – это внутренняя существенная и устойчивая связь явлений, обуславливающая их упорядоченное изменение (а это стандартное его определение), то для его формулирования необходимо хотя бы определить, что понимать под явлением в историческом исследовании, иначе сложно представить себе внутреннюю существенную и устойчивую связь между чем и чем предстоит выявлять историку. Связь между Словом о полку Игореве и первой мировой войной? Между битвой на реке Калке и созданием Российской академии наук?

И здесь опять-?таки наиболее рациональным мне кажется обращение к конкретным историческим исследованиям. В последнем разделе этой главы мы еще поговорим о том, что такое «элементарное историческое событие» или «исторический факт», на основании сопоставления которых только и могут выявляться исторические закономерности.

Однако в основе любого анализа фактического материала лежит некая гипотеза. Краткий обзор мнений историков, в основном отечественных, по поводу содержания понятия «конкретно-?историческая закономерность» приводит к выводу, что она имплицитно представляет собой элемент некой картины мира, основным смыслом которой является передача образцов деятельности и ее продуктов от поколения к поколению, т.е. во времени, а также в пространстве. И об этом мы тоже еще поговорим в одной из следующих глав.

А сейчас сосредоточим свое внимание на проблеме, волнующей как сторонников наличия исторических закономерностей, так и его противников. Это вопрос об альтернативности в истории. К нему мы и перейдем.

«НАЛЕВО ПОЙДЕШЬ…»

Прежде всего отмечу, что я занимаю следующую позицию: случайность -? это непознанная закономерность. В силу этого ни о каком абсолютно случайном повороте событий я говорить не считаю возможным.

В то же время это не означает, что я отрицаю саму возможность вариативности исторического процесса, однако понимаю ее следующим образом: исторический процесс в целом состоит из совокупности процессов более частного характера. По каким-?то законам развивается все человечество, по другим -? европейские страны, отдельные регионы, социальные группы, науки, виды искусства, семьи и отдельные личности.

Каждый из этих процессов закономерен в рамках самого себя и процессов более низкого уровня общности, однако по отношению к процессам более высокого уровня общности он может выступать как случайный. Ход военных действий закономерен внутри себя и определяет закономерности действий отдельных дивизий и даже бойцов, но в рамках всей войны именно такой ход событий не является единственно возможным.

Однако не эта вертикальная шкала -? источник альтернатив. Но сначала посмотрим на проблему в целом.

Усиление интереса к альтернативам привело к существенному размыванию этого понятия. Сегодня под альтернативой понимается все, что угодно: и реальная развилка на пути исторического процесса, и способность мышления к оценке вариантов (действительных или воображаемых), и потенциальная возможность выбора, и некая противостоящая победившей сила. И если в ряде случаев подразумевается некая ситуация в исторической реальности, то в других -? чистая игра ума, обращенная как в прошлое (у историка), так и в будущее (например, у политика).