Клетка для головы

Том быстро поднялся по ступеням и оказался в парадной, где посетителей встречали стоящие в ряд смотрители. В холле Тому вручили бумажный буклет с программой музея. И этот обмен материальными носителями информации – бумажными, холщовыми, текстильными – как ритуальное действие входило в программу экскурсий. Как только Том заплатил электронным номиналом, ему был открыт доступ на первый уровень экспозиции.

Теперь он оказался внутри помещения с материальными вещественными экспонатами! Впервые за последние годы Том мог осязать не четырехмерное пространство виртуально-го мира музеев и цифровых библиотек, а реальные предметы!

В библиотеке пахло старым деревом и лаком; на полу длин-ного коридора лежала шерстяная дорожка-ковер – красная, с узорами. Деревянные полки книг были украшены старинными элементами и декором из гипса, а простенки между пол-ками были заполнены полотнами из холста, расписанные мас-ляными красками и превратившиеся в живописные сюжеты пейзажей и исторических композиций. При этом приглушенное освещение, которое поддерживало общую концепцию та-инственности, погружало каждого посетителя в мир покоя.

За отдельную номинальную плату экскурсовод позволил подержать в руках книгу в кожаном переплете. Миллер ощутил текстуру и запах бумаги прошлого времени, листая толковый словарь. Во время этого действа он искал глазами тот артефакт, о котором намекал в последней беседе профессор Хаммер. Том осмотрел стеллажи с книгами, но ничто не давало подсказку, приближающую к разгадке фразы:

«Зри в корень». На второй этаж доступ был закрыт.

– Возможно ли мне подняться на второй этаж библиотеки?

– Что Вы? Нет, только для сотрудников нашего музея, хранителей фондов и экспозиций, – возмущенно ответил экскурсовод.

С этими словами он повернулся спиной к Тому, видимо, доказывая свою принципиальность, и пошел навстречу другим посетителям. Миллер направился к выходу. В ароч-ном проеме, около центральной части рекреации, Том заметил систему сигнализации, местоположение которой следовало бы запомнить на тот случай, когда возникнет крайняя необходимость проникновения в музей на второй этаж. В этот момент один из сотрудников судорожно схватился за перила лестницы. Он пытался вдохнуть воздух. Том предположил, что этого человека худощавого телос-ложения настиг приступ астмы. Но тот вдруг упал на внутреннем балконе музея, выгнувшись как мост: его тело би-лось в судорогах, изо рта шла пена. Том быстро поднялся по ступеням, громко закричал второму нерасторопному экскурсоводу:

– Ложку, быстро! – при этом Миллер собственным весом придавил ноги бьющегося в конвульсиях человека, который неестественно запрокинул голову назад…

Том обхватил голову больного своими сильными руками, сдерживая судороги, а ложкой прижимал язык к поверхности нёба человеку, страдающего эпилепсией. Минуту спустя приступ окончился, и мужчина маленького роста с уплощенным добрым лицом привстал, отряхнулся и спокойно произнес слова благодарности.

– Благодарю… Простите, непреднамеренно лишил Васэкскурсии. Номинал вашей карты пополню, верну стоимость билета, – оправдывался экскурсовод, который только что находился на грани жизни и смерти.

– Не стоит, я все посмотрел, поэтому возврата номинальных средств от Вас не потребую, берегите себя… – промолвил Том и развернулся к выходу.

– Услуга за услугу, – настаивал только что обреченный человек.

Том помедлил с ответом:

– Как Вас зовут?

– Веньмин Чжу.

– Будем друзьями, Веньмин! На днях загляну к Вам. Берегите себя!

Миллер задумчиво вышел из музея и побрел в центральный парк, забыв про свою припаркованную машину. Он сам не мог бы сказать, сколько времени он думал о том, что на этот раз интуиция его подвела и поставила в тупик – она привела его в библиотеку, которая вмещала в себя объекты исторического и культурного наследия, но по-прежнему не давала ответы на волнующие его вопросы; а когда он поднял голову, то увидел, что идет уже вдоль аллеи…

Старый краснолистный клен, с выкрашенным в белый цвет стволом, поразил Тома своим величием – в обхвате он был не менее трех ярдов. А его ветви с трещинами и выступами, как жилы на старой руке, тянулись до самых верхних облаков, удерживали их своими древесными кистями и тут же разреживали эти водно-воздушные конден-сации, пропуская на землю яркие солнечные блики. Запах прибитой пыли и влажной листвы, осязаемый Миллером, развеял его внутреннюю растерянность. Он сбавил шаг, когда почувствовал непреходящее состояние и истинное блаженство, отчасти дополненное; ведь он вспомнил вновь свое детство, свое пребывание в гостях у деда. Там было подлинное счастье! И песчаные холмы вдоль берега моря, по которым он сбегал с распростертыми руками навстречу теплым порывам морского ветра и утопал в песке голыми ступнями, изображая их зыбучесть, ворочаясь в них, погружаясь в них, – он помнил всем нутром, всеми клетка-ми памяти. И странные южные растения: грабы, инжиры, канны, юкки, розы, пальмы, иланг-иланг, примулы, магнолии… И галечный пляж Высокого берега, открывающийся скалистой материнской породой, окрашенный в охристый цвет и имевший буро-красные затеки. И беседка в саду дедушки, обвитая вьющейся глицинией, с деревянными полами, которую каждый год полировали и пропитывали морилкой красного цвета…