Когда ты была во мне точкой… дочка

И рассказала, что не так давно перенесла ампутацию груди. Возникла опухоль – и пока она из доброкачественной не перешла в неизлечимую степень рака, пришлось отнять грудь. Так что пышный бюст – не более, чем муляж…

Понадобились многие годы, чтобы мне, уже понявшей всю непоправимую тяжесть греха чадоубийства, вспомнился тот давний «визит» к Наталье Николаевне. И с ужасающей ясностью открылось: да ведь ее, врача-гинеколога, отнявшую жизнь у множества нерожденных детей, Господь лишил груди – символа материнства. Грудью вскармливаются младенцы…

Как же перевернулось все в наших душах, что мы благодетелями считаем палачей! И с умилением вспоминаем добрых тетенек, «выручивших» нас, посодействовав в убийстве собственных детей…

Ольга, г. Самара

Письмо батюшке

…Жили мы, помню, в Юнгородке – на рабочей окраине Самары. Как-то утром иду с завода после третьей смены, вижу – у домоуправления народ толпится, люди что-то рассматривают. Подошла и я. Смотрю – лежит голенький ребеночек, мертвенький, кожица местами слезла, сам мальчик весь синий… Говорят, утром машина очищала канализацию и вдруг «зачихала». Рабочий поднял шланг – висит ребенок! Головку в шланг засосало, а тельце не пролезло.

Сколько лет прошло, а я до сих пор помню этого мальчика: глазки закрыты, губки бантиком, носик аккуратненький – в жизни красавец был бы! Бабы его жалели, приговаривая:

– Что за дура – вовремя аборт не сделала! Дотянула, родила – и убила ведь уж человека!

Другая возразила:

– Аборт-то ведь тоже грех!

– Дак не доводи до двенадцати недель, как он шевелиться начнет, – избавляйся раньше!

Вот при такой «школе жизни» я жила – и впитывала в себя все «умные» советы… Убивала равнодушно, не чувствуя за собой вины. Те редкие семьи, где рожали много, считали – вроде они с простинкой. Куда нищету плодят? Подумали бы… Мгла царила в наших очерствелых сердцах.

Спираль – этой новизны в мою молодость еще не было, а вот уж в отделе молодые наши сотрудницы не скрывая открыто говорили, что поставили себе спираль. Хвалились – надежная. Уверены были, что уж это-то не грех…

А до каких грехов доходили мы – и вспомнить страшно. Лежала я на очередном аборте. Соседка по койке рассказала, что ее дочка сейчас у мамы в деревне.

– Когда я ее родила, то сон увидела, будто при кормлении вихрь вырвал ее у меня из рук и унес…

И похвастала:

– Мы теперь с мужем приладились – так удобно, никаких абортов делать не надо, по врачам ходить. Шесть месяцев я ношу, потом включаю приемник погромче, сама себе открываю роды и под шум рожаю…

– Как же ты здесь оказалась?

– По глупости… Муж сильно потянул ребенка за ножку – оторвал, испугался, что я умру, вызвал «скорую». Когда приехали, я уж родила, но они настояли, увезли…

Геройски рассказывала, мол, не раз уж так делала, от четырех или пяти, мол, сама избавилась.

…Прошло года два – три. Встретилась мне на улице беременная женщина и ведет за ручку малыша, еще плохо шагающего мальчика. Я узнала в ней ту самую соседку по койке. Разговорились, и она мне поведала:

– Тогда я пришла из больницы, а дома на столе телеграмма из деревни. Дочка умерла скоропостижно… Схоронили – ия дала Богу зарок, что двоих рожу подряд.

Больше я ее не встречала. Не знаю, как жила она дальше, после выполнения зарока. Двоих подряд родила, а потом?.. Дай-то Бог, вразумилась бы.

А я-то грешная! Что только над собой не вытворяла, лишь бы не родить. Как стемнеет, ношу ведра с водой в худую кадушку, с крыши сарая прыгала; в бане нажгусь-напарюсь (учили бабы) и такое зелье выпью, аж оглохну! – ан нет, без больницы не обходилось. Самой вытравить не удалось – иду к врачам…

На самый первый аборт решилась, когда дочка в четыре месяца стала грудь выплевывать. Проверилась я – беременная. В больницах тогда про медаборты не слышно было, но всегда можно было тайком, «по договоренности», сделать. Вот и я договорилась в Отрадном. Медсестра сделала, что могла, и ушла, наказав:

– Ходи, ходи, быстрее вылетит!

Хозяйка снаружи дом на замок закрыла, я одна. Хожу, как велено. Глянула в зеркало – синяя! Думаю, все: видно, внесла она мне заражение. Корчилась одна, не смела позвать на помощь – тогда строго было. Наутро надо было ехать домой. Кое-как добралась на вокзал. Ступеньки у поезда высокие, народу! – а у меня адские схватки. Но мне освободили место на скамье. Скрючилась и еду… Домой уже не шла – ползла по обочине, оставляя красные следы. В ночь поднялся жар. Вызвали «скорую» и увезли в больницу. Утром положили меня на кресло, сделали чистку. Ругали меня врачи на чем свет стоит! И поделом…

Но вскоре аборты разрешили делать, уже в ноябре 1955 года можно было смело идти в больницу… Хоть и считали нас грязными абортницами, держали в отдельных палатах и к «чистым» строго-настрого запрещали заходить.

Годы прошли, и слава Богу, слушая Ваши, дорогой мой батюшка, наставления – истину святую – осознала я свою огромную греховность, вину вовек непоправимую.

Простите, что уж очень подробно-то я все описала. Да разве мыслимо на исповеди вот так все излить?

Отче честный, помолитесь за меня окаянную Господу, да простит он меня, великую грешницу, а деточек моих неповинных, мною загубленных, да изведет из мрака и причтет к младенцам-мученикам, от Ирода убиенным…

Антонина, г. Самара

Ожесточение сердец

В коридоре женской консультации одна из дверей ведет в «операционную». На самом деле это абортарий, потому что большинство операций, которые здесь производятся, это мини-аборты. Абортарий в обычной женской консультации одного из районов города Самары, операции каждую среду и пятницу, начиная с 1992 года.

Раньше, чтобы сделать аборт, надо было получить в консультации направление в стационар и провести несколько дней на больничной койке.

Теперь же все предельно упростилось. Чтобы убить собственное дитя, женщина с маленьким сроком беременности сдает анализы, приходит в консультацию к девяти утра, а в 12 утра – «налегке» – уходит домой. Сама «процедура» занимает около десяти минут. По месту жительства эту операцию делают безплатно.

От самой мысли о том, что мне придется присутствовать при убийстве детей, безсильно опустив при этом руки, мерк свет. Эти три часа стали тремя часами в аду. Но не для тех шести женщин, которые пришли в этот день на аборт. Я попыталась поговорить с каждой в отдельности, пока все не спеша собирались у операционной. Протягиваю листовку «Не убий!» (о том, что такое аборт) православного центра «Жизнь». И снова, и снова натыкаюсь на холодные глаза: «Да я все это давно знаю!»; «А что теперь каждого рожать? Я все время «залетаю», меня тут уже и так прозвали – мать-героиня, ха-ха!»; «Да что вы! У меня двое детей, хватит! Зачем мне еще третий!»

Ни у одной – ни колебаний, ни сомнений. Уверенность в праве решать, жить или не жить ребенку. Еще все они полны этой жизнью. Еще все дети живы и надеются, что их мамы передумают. Но мамы не передумают.

Мне хочется, чтобы время в этот момент остановилось, однако оно неумолимо идет вперед. Нас заводят в «предбанник» операционной, где стоят койки для «больных». Постель было велено приносить с собой. Женщины аккуратно застилают кровати ослепительно белыми простынями, красивым цветным бельем, тщательно выглаженным. И сами они при параде: с прическами, накрашенными ресницами, яркой помадой на губах, на ногтях – розовый маникюр. У некоторых на шее золотые крестики. Переоделись в импортные ночные рубашки с кружевами. Видно, что готовились к событию: на людях надо выглядеть прилично.

Одна за другой эти нарядные женщины переступали порог операционной навстречу аборту. Сестра их наставляла:

– Тапочки сними перед порогом и дальше иди босиком. Если забудешь, снимай в любом месте по пути, назад не возвращайся – плохая примета.

Врачи подбадривали:

– Девочки, не волнуйтесь!

Такая теплая атмосфера. Дверь закрывалась. Минут через пять-семь возникал зловещий гул: работал вакуумный аппарат, которым отсасывали плод. А скоро в дверях появлялась и чуть бледная абортница, поддерживаемая под локоток сестрой. И вслед каждой из операционной летело: «Молодец, пятерка!»

– Ну как? – спросил кто-то у плодовитой мамы.

– Кайф! – воскликнула она, подходя к своей постели, и рассмеялась.

Другая радостно заявила:

– Ой, девочки, мне сделали всего за пять минут! Ее тут же поддержали:

– Ия даже не заметила – так быстро! Завязался общий оживленный разговор:

– А что, бедноту, что ли, плодить? Вон они по улицам бегают, грязные, оборванные.