Анатомия мечты

– Кто же станет избранник твой? – цыганка пристальнее стала вглядываться в испещренную тонкими линиями ладонь. – Все скажу, все. На руке вся судьба написана, как на карте, – приговаривала она, хмуря широкие брови.

Лира с изумлением и мелким страхом взирала на гадалку, а она то приближала, то отстраняла ее узкую ладонь, пока цыганские глаза не округлились и отбросив руку, она часто закрестилась, забормотала что – то на своем языке..

– Не надо денег! – крикнула она и быстро пошла прочь.

Лира помнила этот эпизод и по сей день. Тогда внезапный побег гадалки испугал ее, да и теперь она не слишком верила предсказанью. Однако чувствовала смутно, что в чем – то цыганка была права.

II

Тяжелый гул шагов удалялся в сгущающийся мрак. Она не видела лица, только силуэт со спины, который растворился в чугунном отзвуке эха. Тогда страх смерти впивался в ее сердце, уши закладывало от понимания неотвратимого конца. Лира всегда тяжело отходила от этого сна. Она долго молилась, укрывшись с головой одеялом. Потом сердце ее успокаивалось и вновь наполнялось светом. Страх, пережитый во сне, исчезал. Приходила все та же безмятежность, все та же любовь. «Светоносный», – шептала она закрыв ладонями лицо, улыбаясь счастливо. В этот момент душа ее возносилась в чистые сферы и сладостный восторг охватывал все ее существо. «Я понимаю почему так!» – шептала она и из закрытых глаз катились хрустальные слезы. Никто и никогда не видел этих слез, ее молитвы были слышны только Иному миру, ее чувства были так искренне горячи, что достигли Престола Его. И Он, Непостижимый и Предвечный, легким эфиром касался ее души, которая наполнялась благодатью и тем живым теплом, которое отличает ангельское детство от беспокойной молодости или осеннего покоя средних лет. В эти моменты, Лира любила все вокруг, забывая о страшном сне, он становился просто иллюзией, как и вся мирская жизнь. И проснувшись со счастьем в душе она начинала день, самый, что ни наесть обычный, но для нее неповторимый. Лира с легким сердцем спешила на работу, где ее ждали пожелтевшие фолианты старинных манускриптов, которые необходимо было перевести. Кропотливый, требующий усидчивости труд, не был в тягость. Ей нравилось погружаться в иную действительность, и часто все эти гримуары и старые древненемецкие сказки с заклинаниями, загоняли ее мысли в русло сухого скептицизма. Лира умела отгораживаться от прочитанной информации, которая все же вызывала у нее приступы черного юмора.

Однажды она переводила с латыни одну ветхую книжицу, страницы которой приходилось осторожно переворачивать пинцетом, а лицо закрывать маской. В той книжке один сумасшедший саксонец тщательнейшим образом описал ритуалы вызова духов четырех стихий да еще, якобы, заставил их служить себе. «Чего он надышался и каких грибов наелся, чтобы выдумать все эти манипуляции?» – вздыхала Лира, когда переписывала очередную порцию ингредиентов. Ей уже попадались подобные поваренные книги, где какой – нибудь монах, устав от молитв и однообразной жизни, замечтавшись о вселенском могуществе, баловался колдовством, вызывал демонов, беседовал с ними, а потом записывал всю эту ахинею на пергамент. Подобные записки сумасшедших имели большую ценность среди коллекционеров и библиотек, Лира же считала их доказательством того, что в средние века добрая половина монастырского населения, да и человечества вообще имела общий диагноз – шизофрения с бредом величия, маниакальный психоз и белую горячку. Однако переводы она делала прекрасно, тексты сдавала вовремя, за что и была любима шефом.

III

Лира пришла домой поздно. Внутри таилось противное чувство, которому она дала определение – досада. Оно было похоже на маленькую медицинскую склянку, из которой по пол – капли сочился прозрачный яд, и Лира травила им свою душу. Сегодня на работе случилась вечеринка по – поводу приобретения библиотекой парочки новых пыльных манускриптов. Ее шеф, Филипп Фрайберг пришел с супругой, а его секретарша Мадлен притащила своего бойфренда, и опорожнив бутылку шампанского, томно ворковала с ним, прищуривая змеиные глаза. И те, немногие избранные приглашенные были почему – то парами. Лиру поначалу не смущало это, но после нескольких бокалов она стала замечать на себе сочувствующие взгляды, и ей делалось неудобно, как если бы на великосветском приеме с нее внезапно упало платье. Потом парное общество не сговариваясь, исторгло ее из своего круга. И тогда она решила напиться и рассказать свои впечатления закадычной подруге Виктору.

Они пили виски в гостиной у Лиры. Виктор, выслушивая ее излияния крутил в задумчивости на пальце свою новую золотую цепочку. Кулончик в виде буквы L, позвякивал прицепленным к нему колокольчиком и Лире казалось, что глазами она следит не за манипуляциями Виктора, а за тоненьким звуком, который наносил точечные уколы в ее мозг. Бутылка стояла наполовину пустой, это по выражению Виктора была “самая философская доза”.

– Ты когда – нибудь любил виртуально, но так, что думал, будто это и есть самая настоящая любовь? – спрашивала Лира философски опьяневшего друга.

Он закатил глаза, а потом сделал лицо актрисы немого кино перед последним в жизни интервью.

– О, когда мне было 13 лет, я влюбился в Шер, а потом, когда я увидел Джорджа Майкла….! Но я всегда понимал, что это боги, которым я никогда не смогу облобызать кончики одежд…, – на патетической ноте закончил он, осушил свой бокал и неопределенно махнул рукой.

– Потом, ну, ты помнишь, я влюбился в Кенни, но это было так, увлечение…

Лира помнила Кенни, высокого очкастого ботаника, золотого мальчика из Йеля, милого и обаятельного, но слишком уж скромного и свой немой вопрос “Виктор, что ты в нем нашел, кроме престарелой мамы – миллионерши?”

– Потом мы прожили немного с Джимом…, – мечтательно продолжал Виктор.

Семейную идиллию этого жития портило увлечение Джима скачками, но Виктору или Виктории удалось таки выжать из этого лошадника пару драгоценных колье.

– А Уильям вообще оказался скотиной, я потратила на него лучшие два года моей жизни! – вдруг оживился Виктор.

Лира хорошо помнила эксцентричного красавчика Вилли. Виктору тогда действительно приходилось несладко, так как Уильям, несмотря на свою брутальную внешность, частенько устраивал женские истерики и кидался предметами. Виктор в ответ тоже устраивал истерики и кидался предметами. В конце концов Уильяму стало жаль свой оставшийся в живых антиквариат и они разошлись, а Виктор компенсировал потраченные нервы и годы новой спортивной машиной, которую буквально выплакал у Вилли при разводе.

– А еще…, – продолжил было Виктор, но Лира прервала его.

– Я прекрасно помню всех твоих тех и этих, я не о том тебя спросила. Ты когда – нибудь верил, что твоя виртуальная любовь может быть именно той настоящей, которая бывает раз в жизни?

Виктор округлил глаза.

– Ты сумасшедшая, как это виртуальное может стать настоящим?

Он закурил, а Лира наткнулась в себе на чувство безысходности и одиночества, которое сразу же было залито новой порцией виски.

– Нет, я наверное не совсем понятно выразилась или некорректно. Вот послушай, ведь религия учит нас любить Бога, но ведь кроме Моисея, Его тоже никогда никто не видел, но миллиарды людей могут поклясться, что Он есть, потому что они чувствуют нечто, что дает им право так утверждать. Получается, что это тоже виртуальная любовь и она может быть не просто настоящая, а самая что ни на есть истинная.

Виктор задумчиво накручивал на палец уже прядь своих волос и прикрыв веки, как в полусне согласно кивал.

– Когда любовь настоящая, то человек живет с ощущением полета в душе. То же самое испытывает верующий после искренней молитвы. Значит, если виртуальная любовь приносит чувство радости и полета, тогда ее тоже можно назвать истинной, – подытожила Лира.

Виктор торопливо вздохнул.

– Может ты и права. Но вера… , – задумчиво произнес он. – Я всегда считал себя верующим, но никогда не задумывался о том, как я верю или во что, или в кого… Просто когда мне задавали вопрос “Веришь ли ты в Бога?”, я сразу отвечал “Да”. Но так ли эта вера истинна для меня? Теперь мне кажется, что на самом деле я никого никогда не любил в своей жизни.

Лира плеснула ему и себе немного виски, и Виктор одним глотком выпил его.

– Знаешь почему я не люблю пить? – внезапно спросил он. – Потому что когда я пьян, то возникает такое ощущение, будто я смотрю на свою жизнь откуда – то с высоты, а она разложена внизу на большом серебряном подносе и там видно все, все, даже самые пикантные и незначительные моменты. Я гляжу на это шапито и чувствую одну только скуку. Это не жизнь, а какое – то месиво в цветных перьях! Ты понимаешь меня?

Лира тряхнула головой в знак согласия так, что прядь ее волос упала в стакан с виски.

– Я могу напиться только с тобой, – продолжал Виктор начиная делать тревожные паузы. – Потому что считаю тебя самым близким другом, но не это главное.

Он подлил еще себе и Лире.

– Главная причина, которая делает нас почти близнецами – это болезнь, мы страдаем одинаковым недугом, дорогая.

Лира внимательно слушала и на ее лице отразился немой вопрос.

– Наша болезнь это одиночество, ведь как ни крути, а мы отличаемся от обычных людей. Разве ты никогда этого не замечала? Я транссексуал, а ты никак не можешь найти своего идеального мужика. Меня общество еще терпит, а тебе приходится нелегко.

Философская стадия грозила медленно превратиться в следующую – трагическую.

– Кто сделал нас такими, какие мы есть? Бог, родители или мы сами? – Виктор усмехнулся горько. – Я, как кошка, которая вечно живет в марте.

Он загрустил и Лире казалось, что в его длинных опущенных ресницах, в несколько поломанной позе, в манере шевелить бокалом и держать длинную ароматную сигарету не было фальши. Иногда он играл, но и эта игра являлась частью его слишком эмоциональной натуры, смертельно раненой души, которую он и пытался сохранить, порой, за весьма экспрессивным фасадом.

– Если слишком много думать, можно сойти с ума, – продолжал Виктор. – Поэтому большая половина людей предпочитает кошачью, а лучше скотскую жизнь и вполне довольна этим.

– Грустно от этого, – сказала Лира.

– Да, но лучше не думать, – закончил Виктор. – Может быть когда – нибудь я смогу полететь, пусть даже виртуально.

– Может Бог еще сделает для тебя подарок, – произнесла Лира, обняв погрустневшую подружку. – Ты очень красивая женщина, Виктория, и что бы ни случилось, будь тем, кто ты есть.

– Можно я останусь сегодня у тебя? – сквозь слезы промяукала Виктория.

– Конечно. И зачем спрашивать, ты можешь жить у меня сколько захочешь.

Лира всегда радовалась когда Виктория или Виктор подолгу задерживался у нее. Он приходил когда болел, полный отчаяния и депрессивных мыслей, когда заканчивался его очередной неудачный роман, и Лира, как могла, старалась залатать его разбитое сердце, когда какая – нибудь киношная мелодрама бередила его чувствительную натуру и повергала в бездну одиночества. В такие периоды они подолгу разговаривали, а потом, Виктория, укрытая одеялом, после согревающего травяного чая жалобно просила почитать ей книжку. Лира перепробовала всевозможных авторов, но привести в норму расшатанные нервы подруги неизменно помогал Дюма или «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго» Вальтера Скотта. Все остальное наводило на нее скуку, или повергало в еще более мрачное состояние. Поэтому Лира, как образцовая мать, садилась на край кровати возле своего почти двухметрового ребенка и терпеливо, с выражением, читала этому хрупкому созданию одни и те же книжки.

Через несколько дней Виктория оживала и тащила Лиру в их любимую кофейню с чудесными красивыми пирожными, которые было жалко есть. Потом она могла загулять на всю ночь в клубе, а утром привести с собой прекрасного незнакомца. Случалось, что Лира плелась с работы с гудевшей головой, и уже издалека замечала припаркованные в беспорядке машины. Это был верный признак присутствия дома веселой компании подружек Виктории. Лира ускоряла шаг, и уже выпрыгнув из лифта на седьмом этаже, тихонько подходила к двери своей квартиры, откуда доносились музыка и смех. Она немного медлила прежде чем нажать кнопку звонка, нарочно сдерживая волнительное нетерпение, словно перед прыжком в кроличью нору, где ее ожидала Страна Чудес с фейерверком эмоций и морем теплоты, которое дарили ей эти дивные необычные женщины.

Подружки Виктории любили ее, учили краситься и одеваться, все время причитали как несносно Лира выглядит в своих джинсах и майках. Лира до боли в животе смеялась их скабрезным и не злым шуткам по – поводу ее монастырского образа жизни, ей приятны были их попытки сделать из нее истинную Леди и королеву красоты, которые проводились всегда громко. С завидной активностью в выборе подходящего для Лиры туалета, они мгновенно умудрялись сделать в квартире фантастический бардак. Но потом, когда ее внешний вид был выше всех похвал, вся эта гомонящая и яркая толпа сбивалась в единую пеструю лавину и тащила Лиру в клуб. А на утро они с Викторией еле волокли ноги домой. Виктория падала на кровать, а Лира с кружкой кофе в одной руке и увесистой сумкой в другой, бежала на работу. Там она обычно запиралась в кабинете и спала на столе, подложив под голову куртку. Но несмотря на бессонные ночи и полный свинарик, который царил дома, она чувствовала себя счастливой и легкой.

Дом затих, Виктор блаженно посапывал на диване в гостиной, а Лира лежала в темноте без сна, мысленно копаясь в своем прошлом. Виски не принесло желанного забытья, а лишь усугубило ощущение провала в бессмысленность собственной жизни. “Может быть Господь уже посылал мне любовь, а я не заметила ее? Но можно ли не заметить солнце?” – думала Лира. Она перебирала воспоминания одно за другим, раскладывая их перед собственной душой, словно открытки, цветные и черно – белые, яркие или поблекшие от времени, и не одна из картинок не тревожила ей сердце. Душа спокойно взирала на лица и события, но без трепета и сожалений, когда перед ней представали все джентльмены, которые встречались на ее пути. Их внимание, а порой и настойчивость служили лишь лейкой для ее самолюбия. Но никого из них не любило ее сердце, вспыхивала иногда короткая страсть, как напоминание о принадлежности к миру животных. А потом, когда все проходило, неизменно всплывал один вопрос “Зачем?”, и этот вопрос был наполнен больше удивлением, чем пустотой. Через всех этих мужчин Бог будто испытывал ее, или давал ей выбор или шанс, и все эти не сложившиеся и не начавшиеся отношения составляли ее жизнь в прошлом, которое поблекло перед жизнью в настоящем. Но и за прошлое Лира искренне благодарила Бога сейчас, пока это чувство не возросло, потому что ее мысли вошли в другое русло. Рассвет для нее начался с черно – белых гравюр мастера Доре.