Яхонтова книга

А значит, есть время всё тщательно обдумать. А там уж вывести всех троих из леса и отправить в Королевство Рыжего Солнца. Миранду там, возможно, до сих пор ждут. Стефания оттуда сможет, не опасаясь за свою жизнь, вернуться к себе в Королевство Подсолнухов. Да и Фредерику там будет безопаснее, чем у себя на родине.

"Вот так, Юлиан! – думал граф, окидывая взглядом густой лес. – Три года у тебя не было гостей, и вдруг целых трое! Мог ли я о таком даже подумать?"

Он не сразу заметил, как на балконе, находившимся через две комнаты, показалась девичья фигура.

Сначала Стефания думала, что заснёт сразу, но лишь её голова коснулась подушки, сон как рукой сняло. Случившееся с ней было настолько необычным, что мозг отказывался в это верить. Подумать только – её, всегда стремившуюся вести себя как добропорядочная девушка, объявляют вне закона, и она вынуждена скрываться. Да и где? В тюрьме, окружённой лесом с саламандрой-людоедкой. А спаситель её, страшно подумать, ссыльный преступник.

"Нет, он не преступник, – оборвала она поток мыслей. – Он жертва неправедного короля".

Поняв, что заснуть всё равно не получится, девушка вышла на балкон. Хозяин стоял к ней спиной, задумчиво глядя вдаль.

Неожиданно он обернулся. Луна осветила его бледное лицо, а вместе с ним – шею, грудь, руки…

"Святое Небо!" – только и могла подумать Стефания.

Никогда в жизни ей не приходилось видеть таких ужасных шрамов, коими было покрыто всё тело графа. Казалось, его рвали на части, которые Ираклию удалось каким-то чудом собрать.

Юлиан, заметив испуг в глазах девушки, горестно посмотрел на неё и, не сказав ни слова, удалился.

– Простите, Ваша Светлость! – проговорила девушка, но запоздало – графа на балконе уже не было.

Дышать свежим воздухом тут же расхотелось. Постояв немного на балконе, она вернулась в комнату и рухнула на кровать. Ей было мучительно стыдно, и от этого хотелось реветь в подушку.

"Я же не хотела, не хотела его обидеть!" – думала она.

Только под утро Стефания, вконец измученная, забылась тревожным сном. Снился ей Гораций. Вроде бы он самый, но вместе с тем какой-то другой. Он что-то говорил, но она не слышала, что-то о свадьбе, а она не представляла, как назовёт его своим мужем.

***

Что же сталось с Горацием? В первый день, покинув родную деревню, он скакал до позднего вечера. Лишь ближе к ночи остановился на постоялом дворе.

Остановившись, он первым делом расспросил хозяина, не случалось ли ему видеть молодого человека с тёмными волосами.

– Да видел вчера одного. У меня останавливался. Феликсом звали. Чудной он какой-то, всё про каких-то серебристых ящериц говорил.

Выяснив, в какую сторону он поехал, Гораций решил, что сегодня, пожалуй, будет неразумно продолжать погоню. А завтра с утра поскачет дальше. Тогда он ещё до вечера сумеет нагнать Феликса.

В таверне было шумно. Один из постояльцев разгулялся не в меру: кружками глушил дорогое пиво, кричал на трактирного слугу, чтоб быстрее подавал ему закуску, ругался, что столы слишком маленькие, что молоко "деревней воняет", а огурцы слишком кислые. То щупал за грудь дородную кухарку, отпуская пошлые комплименты. Хозяин же перед ним буквально стелился, всячески стремясь угодить. Слуга и кухарка следовали его примеру.

Старик, сидевший напротив Горация, осуждающе качал головой:

– Вот что значит богатый купец! Деньги есть, считай, всё дозволено. Мы-то люди простые, с нами церемониться не станут. А с ним, вишь, носятся, как с писаной торбой!

Наскоро поужинав, Гораций лёг спать. Богач внизу продолжал шуметь, но парень уже не слышал.

***

Проснувшись следующим утром, Гораций не мог понять, что происходит. Люди в трактире о чём-то тревожно переговаривались. Двое в полицейской форме ходили туда-сюда, заглядывали в комнаты.

– Купца-то ночью зарезали, – сообщил парню старик, тот самый, что сидел с ним вчера за одним столом. – Самого-то ножичком, а деньги украли. Убийцу вон ищут.

Один из полицейских тем временем подошёл к Горацию, стал спрашивать, что он делал ночью, не видел ли чего, не слышал ли звуков каких подозрительных. Тот в ответ клялся: ничего не видел, не слышал – спал как убитый.

– Сейчас, господа, мы будем осматривать ваши комнаты и ваши личные вещи, – сказал другой полицай, собрав хозяина и посетителей в таверне. – Следуйте за нами.

Горацию ничего не оставалось как повиноваться.

Перевернув вверх дном две комнаты, находившиеся по соседству с убитым, полицейские взялись за ту, в которой остановился наш герой. Заглянув под кровать, они вдруг вытащили окровавленный нож. Люди во все глаза уставились на ошеломлённого Горация.

– Подумать только! – пронёсся в толпе сдавленный шёпот. – А с виду так приличный человек!

– Что, доигрался, любезнейший! – проговорил полицай, надвигаясь на него. – Не мудрено, что ничего не видел, не слышал. Больно занят был, поди, человека-то убивал.

– Это неправда! – воскликнул бедный Гораций. – Я его не убивал!

– А нож под кроватью откуда?

Напрасно парень убеждал, что ничего про нож не знает – верить ему никто не собирался.

– Все вы так говорите. Только разговор у нас с преступниками короткий. Посидишь – сам это поймёшь.

– Но мне некогда сидеть – моего земляка убить хотят…

Толпа тут же принялась возмущённо роптать:

– Вы только посмотрите, каков наглец! Прямо заявляет, что хочет убить ещё и земляка.

– Нет уж, голубчик! – пробормотал полицейский, надевая на него наручники. – Хватит тебе и одного убийства.

Как ни пытался Гораций объяснить, что убить Феликса хочет вовсе не он, его не слушали. Вывели из таверны на улицу, затолкали в карету с зарешёченными окошками, наглухо заперли и повезли куда-то.

– Прошу вас: найдите Феликса! – крикнул он полицаям. – Скажите, что колдун обманул – серебряная саламандра его съест!

– Сказки будешь рассказывать своим сокамерникам, – был ответ.

***

Феликс тем временем шёл вперёд, не подозревая, что идёт навстречу собственной гибели. Покинув таверну за день до того, как там остановился Гораций, он целый день шёл по лесу, пока не нступила ночь. Он уже свыкся с мыслью, что заночевать придётся под открытым небом, как вдруг его взгляд привлекла невзрачная хижина.

Феликс подошёл ближе и постучался.

– Входите, открыто, – раздался изнутри старушечий голос.

Парень толкнул дверь. Та со скрипом отворилась.

Внутри обстановка была такой же убогой, как и снаружи. Покосившийся стол с тремя наполовину сгнившими лавками, полуразрушенная печь. У печи на трёхногом табурете сидела сморщенная старуха.

– Проходи, сынок, не стыдись, – прошамкала она почти беззубым ртом. – Устал, небось, проголодался. Садись за стол, раздели трапезу со мной, старой.