Когда умолкает кукушка

– Ты пила или ела что-то тут?

– Воду пила.

– Какую?

– Морскую. Ну не знаю. Вон ту.

– Понятно, – мрачно сказали сверху.

Зависло тягостное молчание.

– Вы летучая мышь? – ляпнула Алена.

– Я? Ну да. Примерно. А вот ты кто?

– Не помню, – честно призналась девушка.

– Это я уже поняла. Прекрасно, просто прекрасно.

Аленины ноги совсем закоченели на ледяном полу. Опустив глаза, она отметила, что часть плиток черного цвета, а другие – светлые. Выложены они были в шахматном порядке. «Чего и следовало ожидать», – подумала она, но почему так – не могла бы ответить. Стены были белыми, окошек касс не видно.

– Пойду я, – сказала она вслух.

– Куда?

Она пожала плечами. Вышла наружу и села на песок.

Темнело. Где ей предстоит провести ночь?

Алена пересыпала песок из руки в руку и размышляла об амнезии. Разве бывает так, что не помнишь вообще ничего? Она ведь многое помнила. Но что она тут делает и даже как сюда попала – стерлось напрочь.

Шелест гигантских крыльев прозвучал, как порыв ураганного ветра, и летучая мышь опустилась неподалеку.

– Давай сначала, – предложила она. – Это – промежуточный мир. Транзитный, понимаешь?

Алена кивнула. Чего ж тут непонятного.

– Тут никто не живет. Кое-кто работает, как я. Через нас проходят те, кому предстоит родиться в твоем мире, и те, кто из него уже умер.

– Ага.

– Ты не умерла. И родиться не будешь заново. Никаких новых дат до прочерка и после него у меня нет для тебя.

– Какого прочерка? – не поняла Алена.

– Который между датами рождения и смерти на памятнике пишут.

– А, тире…

– Тире. Или прочерка.

– То есть для вас вся жизнь человека – всего лишь прочерк.

Недовольная Мышь зашуршала крыльями.

– Для нас-то ладно. Нам-то что, – проворчала она. – Как мы можем обращать внимание на это? Это ж бесконечный трафик. Ну представь себе оживленное шоссе. Одна полоса туда, одна оттуда. Катите сплошь, плотненько.

Алена содрогнулась.

– Но ты, – внушительно сказало существо, – не катишь. Ты, дорогуша, валишься как снег на голову. Твой срок там еще не кончился, но ты прорвалась сюда. Вопрос – зачем. Ответ твой – не помню. Понимаю, напилась водицы. Давай тогда думать. Ищешь кого-то или преследуешь. Ну, преследуешь вряд ли, если человек уж умер – так умер, чего его добивать. Сам рассыплется. Значит, ищешь.

Алена прислушалась к себе и кивнула.

– Отлично. Маму, папу?

Это Алена помнила.

– Нет, они умерли… раньше.

– Полюбовника?

Девушка хихикнула.

– Нет, этот жив… но в разряде бывших.

– Ребенка? – недоверчиво проговорило существо.

– Да!

Мышь кинула на нее быстрый взгляд.

– Нет, ты не рожала.

Алена качнула головой, потом кивнула.

– Не рожала, – согласилась она, – но… кажется, ребенка. А откуда вы знаете, что я не рожала пока?

Летучая Мышь помолчала.

– Роженицы… приближаются к нашему миру на время, – объяснила она наконец. – Они отсюда достают себе ребенка. Это потом по ним видно. Так же можно сказать и про убийц. И про скорбящих сверх меры. Они тоже заглядывают сюда, но печать получается другая. Ты оплакала мать, но ищешь не ее. Тот, кого ты ищешь… ты не скорбишь по нему.

Алена порылась в памяти.

– Нет.

– Значит, не за умершим сюда подалась, – заключила Мышь. – Всё легче. Их-то не догонишь.

– Вы не видели в последнее время тут никого, кто был бы… как я, не умершим?