Ясный свет и вольный ветер. Третья книга цикла «Остров Буян»

– Нам дали ее воспитывать с таким условием.

– Алена! С каким условием? Это наша дочь, как ты могла позволить ее увести?

– Он не увел ее, она будет учиться! Ей нужно занять свое место в мире… в междумирье… И он в самом начале нам позволил ее воспитывать с условием, что…

– С каким условием, с каким условием?! Это же наша дочь, как ты могла отдать ее вот так?

Глаза Федора пылали зеленым пламенем, и, что бы Алена ни сказала, он не мог взять в толк. Как будто не знал, что на острове Буяне они, по правде, были бесплотными, они не могли родить дитя только потому, что им этого захотелось. Не могли! Конечно, ведь так удобно просто посчитать найденыша собственным ребенком, не задумываясь о том, откуда он взялся и… и когда придет час расплаты.

– Какое такое условие, давай объясни. Ты встречалась с ним раньше?

– Да.

Только забыла.

Она отвернулась и пошла по тропинке, теребя концы узорчатого пояска.

Занималось ясное утро. Майский день обещал быть жарким, и прохлада уже начинала ужиматься, прятаться под раскидистыми деревьями. Птицы старались на все лады, но Алена их не слышала, так оглушительно отдавалось в ушах биение сердца.

После того как в семье Алены и Федора появилось пополнение, остров как будто пришел в себя: здесь началась нормальная смена времен года. Почти нормальная. Алена, бывало, шутила, что остров жульничает, задерживая подольше лето и золотую осень и поскорее проскакивая неуютное морозное время. Весна же везде безрассудна и быстротечна: еще лежит в низинах снег, а фруктовые деревья уже взрываются белоснежными цветами, и сходят с ума птицы, пытаясь отразить в песне и тепло опомнившегося солнца, и неуемную радость растений, и сладкое волнение новой жизни…

– Ты мне об этом не говорила!

Федор нагнал жену и заставил ее остановиться.

– Еще до того… до того, как нам ее доверили, я встречалась с ним. Он объяснил, что даст нам ее на воспитание. Пока не придет срок.

– Срок чего?

– Срок…

Она задыхалась от слез.

– Ты мне ничего не говорила!

– Я не знала… я не поняла… я забыла…

– Алена!

Он преградил ей путь, схватил за обе руки, принудил смотреть ему в глаза.

– Ты не отец ей, Федор, и я ей не мать, – выдавила она. – Нам дали ее на воспитание, на радость. На время. Знаешь, она как все эти сказочные снегурочки, дюймовочки… она не как мы, она не человек и никогда им не была.

– Яська человек, и она наша дочь! Не знаю, кто он, но обязательно выясню и разберусь.

– Неужели ты не понимаешь: на острове никогда не было детей! И ты прекрасно знаешь, что мы не могли ее родить!

Федор нахмурился. Он не помнил, как родилась Яся, тут Алена попала в яблочко. Чего доброго, он вообще позабыл, откуда берутся дети – в обычном мире.

– Я помню, как ты кормила ее грудью, – сказал он потом. – Я точно помню. Эта картина стоит у меня перед глазами. Ты сидишь в длинной юбке на нашем крыльце, спустила блузку с плеча. Яську держишь у груди. Она сосет молоко, и ее волосы золотятся на солнышке. Я могу забыть свое имя, забыть, кто я такой, но это останется со мной навсегда. Самые счастливые мгновения моей жизни.

Алена всхлипнула.

Да. К тому времени она четко усвоила основной закон Летучей Мыши – «Всё в голове», и когда они нашли новорожденного ребенка, она инстинктивно приложила кроху к груди. Этот момент врезался и в ее память: она впервые тогда держала Ясю на руках. Та была теплая и мягкая, тянулась за грудью и била ее кулачком.

Думать об этом было невыносимо. Появление ребенка заставило Алену вести счет времени, но получалось это плохо. Когда наступала зима, они наряжали елку и ставили галочку в импровизированном календаре, а по мере того, как дочь подрастала, делали зарубки на дверном косяке. Но родители вовсе не были уверены, что ей действительно столько лет, сколько они насчитали. Ребенок рос, как и описывается в сказках, не по дням, а по часам. Никто не знал, сколько времени пролетело в быстром реальном мире, но, очевидно, пришла пора перелетной птице присоединиться к стае – и вот за ней явились, а Летучей Мыши и Волколаку остается только помахать ей вслед.

Глава 4

Конечно, Алена все рассказала Федору. Как только вспомнила, так сразу и рассказала. Только было уже поздно.

…Вернувшись домой после невольной отлучки, она все чаще стала думать о том, что все препятствия мы воображаем сами, что нет никаких границ, кроме тех, что мы сами себе поставили… и значит, ничто не мешает им с мужем обзавестись потомством, пусть даже они и живут теперь на острове Буяне. Ей только было непонятно, как осуществить это на практике, ведь они находились в «трещине между мирами» и очертания собственных тел поддерживали скорее по привычке. На самом деле, как сказала ей давным-давно прежняя хозяйка Буяна Летучая Мышь, все здесь было слишком сложным и недоступным для понимания. Вот они и опирались на привычные формы и формулы.

Но как создать нечто из ничего? И не просто нечто – ведь с домом и прочим скарбом они легко справились, – как можно создать живое существо?

Она долго дулась на Питера, на ненадежного ее спутника, из-за которого она едва не потеряла дом и мужа и чуть не застряла на веки вечные в ледяной протоке у реки Смородины. Дело в том, что русалка Ная очень хотела поменяться с нею местами и занять ее положение на чудесном Буяне, заодно присвоив и любящего супруга, а Питер ей во всем помогал[1 - Об этом рассказывается в повести «Жили-небыли».]. Правда, потом он передумал и вернул Алену домой. Надо признать, что без него она бы вряд ли во всем разобралась. Но, если бы не он, ей и не нужно было бы ни в чем разбираться…

В общем, Алена обижалась-обижалась, но в глубине души скучала по Питеру. Что взять с вольного ветра? Откуда у него понятие о справедливости или сочувствии? В отличие от нее самой и даже от Наи, он никогда не был человеком, поэтому и менял легко свой облик, то представая взрослым, закаленным в боях воином, то дурачась, будто малолетний шалопай.

Понимая ее обиду – он всегда читал ее мысли – восьмой ветер благоразумно держался вдалеке от острова Буяна. Он не был человеком, но общался с ними достаточно долго, чтобы выработать разумную линию поведения. На прощание он сказал Алене, что для связи с ним достаточно будет отпустить в воздух бумажного голубка – и братья-ветры наверняка доставят ему послание. Наконец она созрела для этого решения.

Питер, как и обещал, не заставил себя ждать, примчался в тот же вечер. Она пригласила его на чай и познакомила с Федором. В присутствии Алениного мужа гость держал себя по-мужски, но их отношения были неизменно сухими и натянутыми: Федор хорошо знал, что натворил шальной ветер и чем это грозило его семье, и никакие объяснения – мол, Питер был связан с Наей поспешным обещанием – не могли заставить его доверять летучему знакомцу.

Сама же Алена привыкла смотреть на Питера как на друга. Ей приятно было думать, что он прилетает к ней просто так, пообщаться – между ними не было ни обещаний, ни обязанностей, никаких других уз, кроме традиции легких подколок. Правда, Питер благодаря своей особой природе всегда понимал ее без слов.

Больше ни с кем Алена здесь не общалась. Тут были только муж, потерявшиеся души, которые ей следовало направлять по одному из двух маршрутов, да Питер – сегодня здесь, завтра простыл и след; ветер в голове, сквозняк в сердце.

Если кто и мог подсказать ей, как заполучить ребенка, то это он, ее единственный проводник по мирам и трещинам между ними. Так она рассудила, но ее ждало едкое разочарование: Питер этого не знал.

Не раз и не два они предпринимали «мозговой штурм». Алена месила тесто, Питер, развалившись, сидел на стуле и катал в пальцах изюминки.

– Вспоминай фольклор своего народа, – советовал он ей. – Откуда берутся дети?

Алена выходила из себя.

– При чем тут это? Аист приносит! Это сказочки для детей младше шестнадцати лет!

– Ты видала на Буяне аистов? Мы с ними общаемся иногда, но я никогда не видел, чтобы они таскали в клювах человечьих младенцев.

– Разумеется! В капусте вон еще находят… языком всякое мелют.

– Ну ладно, хорошо, а в сказках что у вас? Жили-были супруги, ладно, хорошо жили, а детей у них не было. Тогда что?

Алена честно хмурила лоб, пыталась вспомнить.

– Из снега лепили. Но такая дочка быстро растаяла. Из теста вроде лепили-запекали. Из палочек мастерили… кажется. Питер, ребенок все же не Буратино и не робот, чтобы его мастерить!

Питера эти разговоры чрезвычайно веселили, но пока мог, он сдерживался, чтобы не ранить Аленины чувства. Разговор заканчивался, когда у него не оставалось сил и он начинал покатываться со смеху: забавные эти люди, когда живые, а как в трещину провалятся, так вообще животики надорвешь. Алена сердилась на него, но больше для вида.