Соблазн эмиграции, или Женщинам, отлетающим в Париж

По сути своей эмиграция всегда вторична, в культурном и психологическом отношении зависима от страны исхода. Результатами поисков путей разрешения этого напряженного и неестественного отрыва от истоков являются попытки мысленного и физического возврата на родину[24 - Старк Б. По страницам синодика, – Российский архив., М., 1994; Костиков В. Н. Не будем проклинать изгнанье… (Пути и судьбы русской эмиграции): М., 1990; Ковалевский П. Е.). Зарубежная Россия. – Librairie des Cinq Continents, Paris, 1971; Алой В. Записки аутсайдера. – Минувшее, т. 21, т. 22, 1978; Витенберг Е. В. Социально-психологические факторы адаптации к социальным и культурным изменениям, – Автореф. на соискание уч. ст. канд. психол. наук, Санкт-Петербург, 1994; Дон Аминадо. Поезд на третьем пути. – Москва, 1991.].

В среде русской послереволюционной эмиграции было немало сподвижников сохранения и умножения русских образовательных традиций. Чтобы поддержать в детях интерес к русской культуре, в эмигрантских учебных заведениях предпочтение отдавалось изучению гуманитарных дисциплин и религиозному воспитанию.

Ориентированные на русскую культуру семьи искали дополнительные способы обучения: организовывали индивидуальные занятия с преподавателем, посещение лекций и клубов при штабе Русского Христианского студенческого движения и при Народном университете. При французских школах было организовано обучение на русском языке. В большинстве православных приходов во всей Франции, а их было около ста, были организованы церковно-приходские школы.

В эмиграции довольно широкое распространение получили религиозно-патриотические клубы, прежде всего Русское христианское студенческое движение («Action chrеtienne des еtudiants russes – ACER»), «Русские скауты во Франции» («Scouts russes de France»), «Витязи» («Vitiaz»), «Русские соколы» («Sokol russe»), а также движение скаутов и чешское спортивное движение «соколов» – гимнастическое движение, в котором преобладали панславянские настроения.

YMCA (ИМКА), Всемирный альянс ассоциаций молодых христиан, помогал организовывать работу Русского студенческого христианского движения. Возникли такие организации как «Витязи РСХД», «Соколы», после войны, НОРР (Национальная организация русских разведчиков). В 1941–42 годах в Париже шла подготовка к созданию Национального объединения молодежи в среде русской эмиграции с целью религиозного воспитания[25 - Ковалевский П. Е. Зарубежная Россия. – Librairie des Cinq Continents, Paris, 1971; Полчанинов Р. Молодежные организации Российского Зарубежья, – Записки русской академической группы в США, New-York, 1994; Кудряшов Ю. Российское скаутское движение (Исторический очерк). – Архангельск. Изд-во Поморского государственного университета им. М. В. Ломоносова, 1997.]. Среди принципов скаутского движения были: долг перед Богом (приверженность духовным принципам, верность религии, которая их выражает, принятие вытекающих из этого обязанностей), долг перед другими (верность своей стране в гармонии с развитием мира, взаимопонимание и сотрудничество на местном, национальном и международном уровнях; участие в развитии общества с признанием и уважением достоинства соотечественников и целостности природного мира), долг по отношению к себе (ответственность за свое собственное развитие).

Интеллектуальные и церковные лидеры имели возможность для более тесного общения с молодым поколением эмигрантов и влияния на их умственное и духовное развитие[26 - Старк Б. По страницам синодика. – Российский архив., М., 1994.].

Издавались книги и журналы для детей. Меценаты не жалели денег на издание детских книг, в числе которых были «Избранные рассказы для детей» А. И. Куприна, «Азбука» Л. Н. Толстого, журнал «Зеленая палочка». В журнале существовал постоянный отдел – «Крепко помни о России», проводились конкурсы – географические, исторические, литературные. Здесь печатались воспоминания и рисунки, посвященные исчезавшему быту старой России, произведения классиков и современников (И. Бунина, А. Толстого, А. Куприна). Русские гимназии курировались известными общественными деятелями и учеными – Лосским, Ельчаниновым, Зеньковским[27 - Дон Аминадо, Поезд на третьем пути. – Москва, 1991.].

Особое внимание уделялось всегда сохранению русских праздников – Пасхи, Рождества, Нового года, и, конечно, языка. Старики сетовали, что часть молодежи, говорящая по-русски, грассирует, «уснащая русскую речь французскими словечками и фразами»[28 - Костиков В. Н. Не будем проклинать изгнанье… (Пути и судьбы русской эмиграции). М., 1990.].

Реакция на настойчивое желание родителей передать язык детям появилась во втором поколении эмигрантов. В. Варшавский писал, что они говорили «как-то даже более по-французски, чем настоящие французы»[29 - Varsavsky V. The Lost Generation, – New-York: Chekhov Publishing House, East European Fund, 1956.].

Менялась политика государств проживания, особенно в годы обострения международной обстановки, прежде всего в военный и послевоенный периоды. В некоторых странах скаутское движение было запрещено или взято под контроль. Каждый инструктор НОРС во Франции должен был дать подписку следующего содержания: «Зная национальное направление и внепартийность организации, пропагандировать свои политические убеждения среди членов НОРС. Даю честное слово в том, что не состою советским гражданином, осуждаю советский «патриотизм» и отрицаю коммунистическое учение, как несовместимое с состоянием в рядах русского скаутизма»[30 - Кудряшов Ю. Российское скаутское движение (Исторический очерк). – Изд-во Поморского государственного университета им. М. В. Ломоносова, Архангельск, 1997.].

Эта цитата указывала на то, что клубы не только выполняли определенную роль в воспитании, но и на то, что само воспитание очень долго было направлено на поддержку антисоветских настроений.

Но при всей монолитности и согласованности первой волны эмиграции ей не удалось решить вопрос социализации, то есть грамотного включения своих детей во французское общество. Решившись на консервацию национальных традиций, русские в изгнании заплатили за них поколением изгоев. «У этого старшего поколения была своя «биография», а мы жили без всякой ответственности, как бы сбоку мира и истории. Нам уже веял ветерок несуществования. Даже для наших отцов мы были чужие. Поколение выкидышей»[31 - Varsavsky V. The Lost Generation. – New-York: Chekhov Publishing House, East European Fund, 1956.]. Они прошли в изгнании «страшную школу одиночества, нищеты и отверженности, и все-таки в условиях необычайно трудных пытались быть русскими интеллигентами».

Считалось, что эта плата за «русскую идею», национальную и религиозную традицию была оправданна. Это тот самый случай, когда русские либералы за рубежом выражали фактически националистическую позицию, согласно которой боль и интересы отдельного человека, частная жизнь всегда покрывалась более сильной картой национальной идеи[32 - О причудливых переходах между национализмом и либерализмом см.: Малинова О. Либеральный национализм (середина XIX – начало XX века), – Москва: РИК Русанова, 2000.]. Во всяком случае, к этой проблеме потерянного поколения эмигранты возвращаться не любят. Другая идея, идея возврата на родину культурного наследия, сохраненного в годы изгнания, стала сквозной и конституирующей для идеологии русской эмиграции во Франции.

Этот мотив, мотив потерянного поколения, или проблема «Generation-2» зазвучал в тех немногочисленных исследованиях социально-психологических феноменов адаптации современных русских эмигрантов «экономической» волны в других странах – США, Германии, Израиле. Данные исследований и свидетельства наблюдателей, изучающих психологический аспект проблемы эмиграции, указывают на то, что русскоговорящие переселенцы из бывшего Советского Союза очень привязаны к отечественной культуре, гордятся достижениями бывшего СССР. Они менее удовлетворены культурой принимающей страны и отношениями между людьми[33 - Flaherty, J. A., Kohn, R., Golbin, A., Gaviria, M., & Birz, K. Demoralization and social support in Soviet-Jewish immigrants to the United States// Comprehensive Psychiatry, 27(2), 1986.]. Нежелание родителей отказываться от прошлого, их настойчивое стремление передать детям любовь к своей культуре и родному языку вызывает неприятие у младшего поколения, приводит к разрыву в аккультурации между детьми и родителями[34 - Szapocznik, J., Rio, A., Perez-Vidal, A., Kurtines, W. M., Hervis, O., Santisteban, D. Bicultural effectiveness training: An experimental test of an intervention modality for families experiencing intergenerational/intercultural conflict// Hispanic Journal of Behavioral Sciences, 8(4), 303–330, 1986; Taft, R. Intergenerational changes in ethnic identity among Jews in Australia // In J. W. Berry & W. J. Lonner (Eds.), Applied Cross-Cultural Psychology: Selected papers from the second international conference of the International Association for Cross-Cultural Psychology (pp. 69–74). Amsterdam, 1975; Buchanan, R. M. Intergenerational and gender differences in acculturation: Implications for adolescent-family adjustment// Unpublished master’s thesis, University of Maryland, College Park, MD., 1994.]. Данные показывают, что в течение первых лет проживания в эмиграции происходит разрыв в аккультурации, то есть в уровнях адаптации к стране прибытия детей и родителей[35 - Szapocznik, J., Rio, A., Perez-Vidal, A., Kurtines, W. M., Hervis, O., Santisteban, D. Bicultural effectiveness training: An experimental test of an intervention modality for families experiencing intergenerational/intercultural conflict. – Hispanic Journal of Behavioral Sciences, 8(4), 303–330, 1986.]. При том, что проблема «отцов и детей» всегда была важной для русской культуры как проблема старого и нового, в эмиграции они оказываются еще и в разных культурных и языковых полях[36 - Jasinskaya-Lahti, I., Lienkind, K. Predictors of the actual degree of acculturation of Russian-speaking immigrant adolescents in Finland// International Journal of Intercultural Relations, V. 24, N4, 2000; Flaherty, J. A., Kohn, R., Golbin, A., Gaviria, M., & Birz, K. Demoralization and social support in Soviet-Jewish immigrants to the United States//Comprehensive Psychiatry, 27(2), 1986; Birman, D., Tyler, F. B., Acculturation and adjustment of Soviet Jewish refugees in the United States// Genetic, Social and General Psychology Monographs, 120(1), 101–115., 1994.].

Знаменитая топ-модель, выросшая в США, Мила Йовович говорила в интервью «Женскому журналу» об этой проблеме: «После переезда я быстро приспособилась к западной жизни, а она все оставалась украинской мамой, обожающей свое дитя, но считающей, что я ее собственность и поэтому она вправе говорить мне, что хочет, и принимать за меня решения. Порой очень неприятно было слышать от нее фразы «Ты ничего в этой жизни не понимаешь», «Я тебя родила и лучше знаю, как нужно жить.» Я очень люблю маму, но раньше мы с ней часто ругались»[37 - «Женский журнал», Киев, февраль, 2001.].

Наконец, по приезде во Францию, я услышала несколько историй убийств и самоубийств, которые потрясли и своей неожиданностью, и своей жестокостью не только русскую эмиграцию, но и всю Францию. Это наводило на мысль, что психологические проблемы русских скорее не внешнего, а внутреннего характера. Они прорываются вовне громкими суицидами или затяжными депрессиями, которые, как мы можем предположить, являются отстроченными последствиями непростроенных, дефицитных отношений между ребенком и взрослыми, которые не отвечают на насущные вопросы становящейся личности ребенка.

Согласно единственной к началу исследования концепции адаптации русских[38 - Витенберг, Е. В. Социально-психологические факторы адаптации к социальным и культурным изменениям. – Автореф. на соискание уч. ст. канд. психол. наук, Санкт-Петербург, 1994.], можно говорить о следующих фазах адаптации: «медовый месяц» (характеризуется оптимизмом, идеализированием страны пребывания); стадия враждебности к новой культуре по причине невозможности решать проблемы привычным образом; «выздоровление» и, наконец, стадия завершенной адаптации. Она вполне согласовывалась с особенностями динамики процессов адаптации у иммигрантов в других странах[39 - См.: Лебедева Н. М. Введение в этническую и кросс-культурную психологию. – М., 1999: Стефаненко Т. Г. Этнопсихология. – Москва, «Академический проект», 1999; C. Ward, S. Bochner and A. Furnham, The Psychology of Culture Shoc. – Routledge, 2001.]. Анализ процессов ассимиляции во Франции показывал, что ассимиляция русских во Франции уже завершена[40 - Хитрова Е. В., Культурная адаптация русских эмигрантов во Франции в 20–30-е годы XX века (по мемуарным источникам), – Россия и Франция, N2, М., 1998.].

Речь шла прежде всего о первой волне русской эмиграции. И, таким образом, единственная работа, сделанная на письменных русскоязычных источниках, закрывала тему психологической и культурной адаптации русских, едва ее обозначив.

Русские глазами французов

Несмотря на большое количество русскоязычных мемуаров и свидетельств тяжелой, порой трагической жизни вдали от родины[41 - Костиков В. Н. Не будем проклинать изгнанье… (Пути и судьбы русской эмиграции), М., 1990. Сухачева В. А. Общественно-педагогическое движение российской эмиграции в странах Европы (1919–1939). – Автореф. на соискание уч. ст. канд. пед. наук, Нижний Новгород, 1995: Хитрова Е. В. Культурная адаптация русских эмигрантов во Франции в 20–30-е годы XX века (по мемуарным источникам). – Россия и Франция, N2, М., 1998.], не удалось найти свидетельств или попыток психологического анализа феноменов российской эмиграции ни французскими, ни российскими исследователями. Российская диаспора никогда не заявляла о своих проблемах вовне, являясь самой терпеливой, молчаливой и достойной за всю историю Франции.

Складывалось впечатление, что и для самих французов русская эмиграция была непонятной. Мне не удалось найти ни одного источника на французском языке, где бы русская эмиграция упоминалась как современный социальный феномен наряду, например, с польской.

Вот фрагменты из устных выступлений французских коллег в рамках одного из многочисленных семинаров, проходящих в Доме наук о человеке. Я специально спровоцировала обсуждение, чтобы актуализировать хотя бы интуитивный образ русских в Париже.

«На фоне других массовых эмиграций (китайской, алжирской, турецкой) русская эмиграция, к которой на Западе причисляют всех выходцев из бывшего СССР, относится к наименее интегрируемым эмиграциям, живет своим замкнутым кругом. Можно предположить, что они стараются воспроизводить быт, обычаи, нравы, тип отношений, знакомые им по родным местам, как это делают многие эмигранты».

«Русские разговаривают на своем языке, иронично, критически и с недоверием относятся к местному населению. Общественная и культурная жизнь русских вращается вокруг церкви. На самом деле все, что мы знаем про русских, это то, что они ходят в православную церковь». Среди внешних признаков русской эмиграции помимо ее религиозности называли и высокую образованность, очевидные успехи русских в области интеллектуальных и творческих профессий – ученые, журналисты, писатели, музыканты. «Русские или танцуют, или играют на музыкальных инструментах, или рисуют».

В одном из французских телевизионных шоу, посвященном проблемам иммигрантов этой страны, было высказано предположение, что проблема адаптации русских является скорее проблемой применения их талантов.

Таким образом, во французском научном и публичном дискурсе проблема адаптации русских не была представлена. Единственным источником данных в такой ситуации были устные высказывания и рассказы.

Из первых интервью с русскими эмигрантками:

«Мы уехали из страны, где нас все любили, а приехали в общество, где мы оказались никому не нужны».

«Я не пожелаю врагу того, что с нами происходило».

«Припертая обстоятельствами к стенке, вытесненная на задворки жизни в постперестроечной России, нерусская, но с русским сыном, я вынуждена была искать радикальный выход. Я была всего лишь одной из тысяч женщин, которые чувствовали себя неприкрытыми со своими детьми – войны, нищета, бесправие, безработица, дикие отношения в семье не давали передохнуть. Мы постоянно проваливались, ситуации требовали неженской воли, агрессивности, изобретательности и расчетливости».

«Трясясь в продуваемой всеми ветрами и вьюгами электричке, мотаясь между плохо обустроенной семьей и работой, я с отчаянием понимала, как уходят силы, и завтра их не хватит уже и на это».

«При моем комплексе везения и уверенности, что жизнь бывает по отношению ко мне несказанно щедра, веря в это, как Золушка в счастливую перемену, я ужасалась: а как же другие, с печатью многолетней усталости и неизбывной тоски, те, у которых ничего не происходит особенного, кроме Нового года и Пасхи, да дежурного дня рождения. Угасшие лица матерей, прозрачные лица детей. Потом я встретила их и в эмиграции, которая сама по себе ничего не решает. Только на фоне феерического города, с опытом разочарований за плечами они казались еще более потерянными».

«Я всегда старалась их обойти стороной. Не хочу быть с ними. Мне неприятно думать, что я такая же несчастная, как они».

«Самое страшное это то, что мы не могли дать своим детям даже половины тех социальных благ, которые с таким трудом дали нам наши родители, прорвавшись из необразованных рабоче-крестьянских слоев в интеллигентскую прослойку».

«Я уехала из России, чтобы иметь возможность что-то сделать. Пить чай в конторе – вот и весь удел в совке».

«Я так нуждалась в опеке. Мне надоела нищета, придирки, измены мужа. После его ухода мы с сыном остались одни. Нам уже не хватало денег даже на лекарство. Когда я встретила Жиля, я подумала, что это избавление от всех наших несчастий. Я ему бесконечно верила, потому что верить было некому. В Красноярске у меня остались больные родители и брат. Когда я хочу вернуться, они меня уговаривают терпеть. Я думаю, они боятся потерять те деньги, которые я передаю им со знакомыми».

«Я не понимаю, о какой проблеме выживания здесь говорят. Мне кажется, многим женщинам, просто не хватает последовательности. Я родила своих девочек уже после того, как выучила язык. Потом нашла работу. Пришлось забыть о работе редактора. Здесь я менеджер, и очень довольна».

«Даже если война в Чечне закончится, я не верю в счастливую перемену, в то, что воцарится мир. Мой брат погиб в Афгане. Сын моей хорошей знакомой пришел инвалидом из Чечни, контуженный мальчик, который раньше выступал на эстраде. Нам-то это за что?»

Я ехала в Париж, чтобы поговорить со взрослыми, ответственными людьми, которые пережили опыт ухода, с женщинами, которых уводил в зону большей выживаемости материнский инстинкт или мечтания о счастливой семье.

Часть 2

Выбор ракурса наблюдения и жанра работы в эмиграции