Остров теней. Рассказы тётушки Линды

Путешествия в прошлое дают возможность лучше понять себя, прояснить причины появления определённого мироощущения, особенности отношений с партнёрами, родными, друзьями, всем миром. Это может быть погружением в важные точки своей многомерной истории, в самые корни причин чего-либо – с возможностью их понять, принять и, если нужно, исцелить с помощью команды своих Высших Аспектов.

Иногда в медитациях меня спонтанно уносило в далёкое «туда», где было что-то важное для понимания в настоящем. Я узнавала, почему у меня именно такие черты характера, а не другие. Сознание озаряла радостная мысль: «Так вот оно откуда взялось!»

Узнать – это уже было круто. Но если это отрицательно сказывалось на твоих проявлениях в жизни, то с этим нужно было что-то делать. И я изучала разные способы работы с собой.

Можно было переиграть негативную ситуацию или просто завершить тот опыт, объявив его пройденным и усвоенным.

Гораздо позже я научилась работать со своими ограничениями и запретами без погружения в прошлое.

Кстати, важная мысль: не всегда то, что видишь в погружении, происходило именно с тобой. Это мог быть коллективный, сборный опыт твоей сверхдуши, имеющей много душ и много тел для собирания опыта. Или: опыт, не имеющий земных объяснений, мог предстать в том виде, в котором его смысл тебе будет наиболее понятен.

Ещё очень важно доверять себе, пусть даже это не будет соответствует общепринятому мнению. Главное – как чувствуешь именно ты.

Например, проживая моменты смерти в прошлых воплощениях, я ощущала себя после выхода из тела не душой, а Сознанием, огненной квинтэссенцией, Духом, огненно-сияющим мыслящим шариком, покидающим тело. Не зря ведь про умирающего говорят «испустил Дух», а про живого – «душа в пятки ушла», «потерял сознание», т.е. временно оно улетело (и человек рухнул), но потом вернулось (и человек будто воскрес, ожил).

Что при потере сознания делает душа и где пребывает, я не знаю. Вероятно, она не покидает тело, иначе это был бы уже труп.

Вообще-то, мы-люди пытаемся давать определения неопределимому, невидимому и неделимому, оттого и разночтения, и разные представления.

Мне была созвучна идея о том, что Душа – это те 9/10 нашего существа, то невидимое, разумное, полевое, что окружает, проницает и питает земное тело. Душа во время смерти покидает тело (слоями, в 3,9,40 дней), но управляет ею тот Шар-Дух, который вечен…

Ещё я открыла для себя вот такую важную вещь: когда начинаешь описывать опыт, происходит как бы его размотка, он открывается и распаковывается подробнее и глубже. Тоже слоями.

Подготовка к путешествиям в прошлое

Выясняю: из двух методов восприятия себя в прошлом мне приятнее метод чувствования себя в теле, тогда все ощущения идут изнутри – яркие, с эмоциональной окраской.

Могу также перемещаться в фокус вне тела, тогда идёт «смотрение фильма про меня» – но это мне нравится меньше.

Сначала упражняем восприятие: «я внутри – я снаружи», несколько раз туда-обратно.

Тренирую себя на картинке из детства, где я мчусь на лыжах со снежной горы – то я внутри (тогда чувствую скорость движения, свист ветра в лицо, небольшой страх, чтобы не упасть на трамплине, чувствую недостаточную ловкость коленей – ими надо ловко пружинить на каждом взгорке, а мне это не легко даётся), то смотрю со стороны (я – девчулька в ярком лыжном костюме, не очень ловкая, но счастливая – мой отец частенько ездит со мной на лыжах за город (у него – широкие охотничьи лыжи!), учит меня подниматься в гору «лесенкой», «ёлочкой», учит в лесу различать следы на снегу, наблюдать за природой, показывает самые причудливые снежные шапки на елях…

Теперь нужно настроить свою память на воспоминания, шагая «назад».

Я в детстве. В гостях мы-дети играли в большом тенистом саду с фонтанчиками и поражавшими меня садовыми скульптурами. Заросший уже сад казался огромным, страшноватым, таящим какие-то неведомые мне тайны. Вот он, момент пугания Неведомого, первые страхи неизвестности, фантазия, направленная на чудищ-страшилищ, прячущихся в саду.

Вспомнила свою детскую причёску с прилежно заплетёнными косичками, велосипед, вечерние часы на кухне, когда мама разбирала холодец, а я, счастливая, облизывала косточки. Это считалось тогда такой привилегией, такой вкуснятиной…

Момент обучения ходьбе не могла вспомнить. Почему-то эту трудность сознание от меня скрыло… А, может, это не было трудностью?… Помню только радость родителей от общения со мной-малышкой.

Ещё глубже по линии времени назад: в коляске чувствовала себя счастливым карапузом, которому родители улыбались, совали погремушки, что-то лопотали…

Вспомнила первые минуты рождения – трудные усилия при проходе, радость продвижения, вздох освобождения, но тут же – лёгкие мурашки от прохладного воздуха (по сравнению с утробой) и недоумение от действий персонала (ожидалось больше ласковости и комфортности нового для меня мира). Попищала-повозмущалась, но на расстоянии чувствовала связь с родным теплом мамы, и постепенно успокоилась. Приходилось смиряться с ненавистным пеленанием… (Зато я знала, что скоро меня прижмут к любимой и вкусной груди…) Наверное, именно с тех пор не выношу всякие ограничения. Очень я получилась правильная, но свободолюбивая.

В самой утробе мне было тепло и приятно. Меня любили и мама, и отец, со мной разговаривали. Но я ярко ощущала и всю мамину озабоченность другими делами, заботой о старших детях, какие-то выяснения с отцом, какие-то ещё непонятные мне заботы земного проживания…

В общении же со мной они излучали только любовь и заботу. Какой же я счастливый ребёнок! Я пришла в это воплощение, чтобы ощутить любовь и заботу родителей обо мне. Это я планировала ТАМ, выбирая себе в матери женщину с такой необыкновенной внутренней нежностью и мечтательностью, такую заботливую и свободолюбивую. И такого отца – военного офицера, настоящего мужчину, со всеми земными мужскими интересами, заботливого и умеющего содержать семью.

Мама и я

Намерение: воплощения, где я уже встречалась с мамой.

Оказываюсь в сцене, где я – молодой древнерусский воин в шлеме, который стоит на одном колене и целует руки своей любимой девушки, которая светится той самой энергией нежности (это моя мать!). Я-воин ухожу в поход, а её родители прочат ей другого жениха, более обеспеченного, – сына начальника поселения. Девушка давно знает и любит меня, но она скромна и смиренна, перечить воле родителей не смеет.

Её отец (мой отец в этой жизни!) наигранно строг и суров со мной, но внутри меня принимает, любит. Дочь же свою любит неизмеримо больше и хочет ей счастья в своём земном понимании: главное по его суждению – не любовь, а достаток, а потому рад, что к ней сватается сын начальника…

Это он, её отец-коновод, разрешил мне проститься с моей любимой перед походом. И даже говорил в утешение мне, что доля воина для меня – важнее любви и женитьбы, что я найду себе много мужских военных приключений и благополучно забуду о своей неудавшейся любви…

Кто же я, этот воин? Вижу себя светлорусым кудрявым мальчонкой 5 лет, который бегает босиком вдоль поля зрелой ржи. Я – крестьянский сын, мои родители много и тяжело трудятся. У меня есть старшие братья и младшая сестрёнка. Меня вскоре отдадут в поселение для обучения воинскому ремеслу.

В 15 лет я вижу себя юношей, который обучается приёмам схватки, и которому не очень везёт: в тренировочной борьбе с насмехающимся над ним соперником (который – мой муж в этом воплощении!) он плюхается плашмя, вытирает грязь с лица – и встречается взглядом с девчонкой, которая ему давно нравится. Она не хихикает, а сострадательно улыбается. Между ними пробегает искра, воспламеняющая сердца…

А потом – годы обучения и годы редких радостных встреч на общих поселенческих праздниках, встреч целомудренно-чистых и очень искренних. А потом – объявление о военном походе и последняя их встреча…

Они расстались. Воин исколесил много земель, многое повидал. Потом женился на простой крестьянке, завёл детей. Но сердце помнило ту, единственную, несказанно нежную.

И вот он на смертном одре, косматый и седой, не совсем старый, но как старик. Он простудился в холодной реке, помогая ловить брёвна, и умирает от простуды в лихорадке (я – внутри, поэтому моё тело при этом тоже судорожно трясёт!). Он видит плачущую жену, бегающих в игре своих внуков, на которых бессильно прикрикивает жена-бабушка. Все звуки – будто через вату, они перестают его волновать. Он погружён в себя, вспоминает свою светлую любовь…

«Эх, вроде и неплохо жизнь прошла… Мечталось об одном, а жить пришлось – в другом… Всё было: и сражения-бойни, и пиры с пьянками, и дебоширство, и причитания жены, и заботы о судьбе детей, и радость возни с внуками, и нужен был в работе до последних своих дней… Ан вон как выходит: вспоминается-то Чистота, несбывшаяся Любовь… Прими, Господи, душу мою и опыт мой!…»

Лихорадочная тряска тела. Последняя судорога, перехват дыхания – и что-то отделяется…

Я, маленький сияющий шар сознания, завис над телом… Мне совсем не хочется в него возвращаться… Я бесстрастно наблюдаю всхлипы жены, приход многих людей в избу…

Потом – погребение в деревянном дощатом гробу на сельском кладбище, поминки с самогоном… Бабий вой… Я бесстрастен… Завис снова на кладбище, над своим крестом… Нет, ничего не держит… Всё, улетаю…

Быстро лечу в бесшумном тёмном пространстве (будто с заложенными ушами). Мелькают пункты-повороты, но меня мчит-несёт туда, куда надо именно мне. Вываливаюсь будто из трубы-люка на свет, меня тут же подхватывают люди (по ощущению – друзья) в облегающих, будто космических костюмах: «Ну, наконец-то!» Похлопывают по плечам, обнимают, подсмеиваются над моей ошарашенностью…

Глупо улыбаюсь и начинаю привыкать, что вернулся Домой, на перевалочный пункт. Меня ведут в Зал, где будто вставляют кассету или диск с моей жизнью, и вместе мы смотрим эпизоды из моего воплощения. Где-то просто подсмеиваемся, где-то отпускаем реплики… Потом я растягиваюсь на удобном лежаке и долго ОТДЫХАЮ… Ох, сколько дел мне предстоит: всё пересмотреть, извлечь уроки, сделать выводы, а потом – наброски уроков на следующее воплощение…

Главный вывод: мечталось об одном, а жить пришлось в другом, без восторга любви в сердце. И вроде всё было достойно, но урок Любви так и остался мечтой.

Выбираю жизнь, где я буду счастливым, любимым ребёнком; где главными трудностями будут трудности внутреннего роста, осознавания и вспоминания Себя-Настоящего; где буду любить и быть любимым, где смогу сотворить жизнь такой, какой хочу – в Любви и Радости; где смогу выйти не только на человеческие, но и на космические уровни Любви. Только надо очень чётко продумать роли всех моих друзей во множестве вероятностных линий развития. Ведь когда я нырну в воплощение – неизвестно, какие варианты я буду выбирать в своём игровом беспамятстве…

Ура тебе, Сознание Творца! Что за чудесная возможность самому творить и самому же играть в своё творение!

Одно из первых воплощений

Я – первобытный мужчина, волосатый, бородатый, лет 24-х, в шкуре медведя. Имя Йа-Йа. Средняя Европа. Каменистая Земля, пещера, дальше – растительность, леса. Почему-то я живу один. Как будто бы я проявил своеволие, неповиновение, нарушил какие-то законы племени, и меня изгнали. Живу в пещере, умею сохранять огонь, охотиться с копьём, готовить мясо на огне. Меня беспокоит, что на дальних границах моего пространства кто-то вынимает мою добычу – зайцев из силков. Планирую выследить и разобраться с ними. Любви в моей жизни нет. Есть забота о выживании и пропитании.

10—15 лет вперёд. Я живу с женщиной, которую силой отбил у соседнего племени. У нас есть ребёнок-малыш. Мы все в шкурах. Дно пещеры выстилаем мягкими ветками, травой и периодически меняем. У меня появилось чувство теплоты в сердце по отношению к семье. (Здесь первые ростки любви и заботы о ближних). Чувствую, что у меня есть отличные идеи, как наладить совместную охоту на зверей, объединив усилия мужчин соседних племён или поселений (хотя они и очень далеко друг от друга).

Ещё лет 10 вперёд. Сила, ведущая меня по жизни – разумность, ловкость, активность, умение планировать, интегрировать усилия. Я сумел объяснить выгоду совместной охоты на больших зверей (мамонтов? медведей, кабанов) и создать «союз объединённых охотников». В определённое время мы собираемся и удачно охотимся вместе на нейтральных территориях.

Я возвращаюсь с одной из удачных охот, несу огромную порцию мяса в свою семью, продолжающую жить отдельно в пещере. По дороге на меня нападает огромная голодная рысь, мы жутко боремся, я весь изорван клыками, но вонзаю ей в живот свой острый каменный нож и продираю его внутри живота рыси, другой рукой сдавливая ей горло. Чувствую свою руку, погруженную в тепло истекающих кровью кишок… Мы оба, обессиленные и умирающие, смотрим друг на друга: жёлтые глаза рыси смотрят жёстко и злобно, в моём взгляде – боль, сожаление, мысль о жене и ребёнке, которые могут погибнуть, если останутся одни. Я умудряюсь доползти до своей пещеры и умираю от ран под рыдания растрёпанной жены и всхлипы ребёнка.

Уход с мыслями горечи, что без меня моя жена и ребёнок почти обречены на смерть.