Вне себя

– Бабу!

– Ну что? И нечего его защищать. Могла же ведь заниматься тем, что нравится. Учиться могла! Закончила школу с медалью. Всегда была такой умной. Хотя какая умница, дура последняя, раз за твоего отца вышла… Такое будущее могла иметь. А теперь что?

– Пожалуйста, давай не будем об этом. Хотя бы не сейчас.

– А про болезнь. – Она всегда переводила тему, если чувствовала, что теряет свою власть. – Знаешь, ведь я всю жизнь болела, но всегда знала, что смогу с этим справиться. У меня сколько операций было! И всё серьёзные диагнозы, а тут так, ерунда.

– Как это ерунда?!

– Ой, по сравнению с моими болячками. Молодёжь эта. Вечная больше ноет, чем на самом деле болеет. Вот мне когда-то даже диагноз поставить не могли. Я лежала месяцами. Меня же хоронить собирались. Так и ничего, выжила.

– Да, я помню про волчанку. Жаль, Доктор Хаус был не настоящий. Он бы оценил. Да и точно поставил бы диагноз.

– Кто?

– Ой, не важно…

– Так вот врачи все эти. Шарлатаны. Я всегда знала лучше всех этих лечил в белых халатах, что смогу выжить. А твоя мама всё им верит. Вон аж куда поехала лечиться. Лишь бы денег потратить побольше. Здоровье у неё конское, чего бы ей тут сделалось? Ан ничего и не сдалось бы. Тут только настрой на жизнь нужен.

– Думаешь он есть? Иногда мне кажется, что она так несчастна, что может даже не попытаться из этого вылезти. Может она вообще сама себе придумала эту болезнь, чтобы умереть. Я вот про такое читала.

– Ха. Прожить всю жизнь с твоим отцом. Никто не смог бы остаться счастливым.

– Ну Бабу. Мы столько раз уже ругались на эту тему!

– Сама спросила. Да только если с твоим отцом жить и она вправду несчастная, то точно не очухается.

– Бабу… – крикнула я и почувствовала неладное.

Ох, как зря случился наш разговор. Резко пришла знакомая тошнота, головная боль. После огромный пугающий мир стал расширяться.

А я и забыла, что Бабу ещё не знакома с моей новой стороной. Со стороны увидела, как бабушка проворно вскакивает, а вы помните, что она не отличалось изящным строением, и несётся ко мне. Интересно, стоит ли мне ждать порции угля или обойдётся?

Очень хотелось понаблюдать со стороны как бабушка суетится и прыгает вокруг меня, но дети поразительно много спят. Я почти сразу уснула.

Проснувшись, уши уткнулись в тишину. Телевизор не работал, а Бабу не было слышно. Тихонько зашевелилась, хотела её позвать, но тут же увидела её рядом и почувствовала, как она берёт меня на руки. Странно, но почему-то у меня не было такого же радостного чувства внутри как от маминых рук. Бабу делала всё очень аккуратно и проворно, на удивление, ведь она так давно не общалась с детьми. Несмотря на это стало немного грустно. Захотелось к маме. Не выдержала и снова расплакалась. Удивительное чувство. Словно очищение. Будто все эмоции, что копились, были тёмными и давили изнутри, а теперь было пусто, но этого спокойно. Пару раз, пока я вдоволь ревела, казалось, что глаза порвутся от такого напора, а лёгкие от такого крика. Бабушка в панике пыталась что-то придумать и гладила мою руку, что-то шептала про себя.

Мне же стало легче, словно я впервые так полноценно позволила себе выпустить эмоции. Сквозь туман слёз слышала собственную истерику. Потом почувствовала, что обратно расту.

Глава 7

Печальным детством никого не удивить. Наши бабушки-дедушки, а у многих мамы-папы жили ещё в советское время. Кто-то ближе к жутким военным дням и последовавшей разрухе, кто-то в период перестройки. Это не важно, ведь так или иначе все эти годы происходила какая-то жопа.

Почти каждый большую часть жизни проводил в страхе, что деньги могут обесцениться. Было непонятно, в каких банках их хранить: стеклянных или государственных; стоит ли копить бумажки или скупать золото. А может обрастать недвижимостью, если хватает ресурсов. Бывали же периоды, когда денег просто не было. Это было особенно ужасно, но тогда снималась печальная необходимость в пристройке этих самых горемычных средств.

Вот в один из таких пластов истории и Бабу прорвала мощным криком дорогу в этот. Кстати, на самом деле её зовут Раиса. Раиса Анатольевна, если захотите быть с ней вежливыми, что я бы рекомендовала каждому, кто с ней общался. Папа всю мою жизнь обращался к ней только так. Ни разу в жизни он не позволил себе провокационного «тёща» и уж тем более «мама». За глаза, конечно же, он придумал и другие клички, но я стараюсь не повторять за родителями такие выражения.

Так вот, детство Бабу проходило в то время, когда ещё был запрет церквей на уровне государства. В те годы они с бабушкой и тётками прятали дома иконы и молились так тихо, чтобы не услышали даже тараканы. Эти были времена красные и голодные. Но вера в свою страну все эти годы держал всех на плаву. Отчаянная слепая вера, а ещё страх.

Детство было голодным, иногда несправедливым и злым. Да, тогда тоже случались драки с мальчишками и девчонками. При этом детство было наполнено босоногим счастьем, взаимоподдержкой и дружбой. Маленькая Рая росла с отцом. Мама умерла от болезни, оставив миру Раю и ещё несколько детей. Кроме отца, её воспитывала бабушка и родная тётка. Отец был периодическим. Иногда он работал, занимался хозяйством, но чаще пил. Во время запоев, конечно же, свои функции выполнять он не мог, поэтому они автоматически передавались бабушке и тёткам.

Бабу всегда была умной и очень любознательной, но так как было несколько братьев сестра, то речи об учёбе никакой не было. Младших брата с сестрой и так пришлось отдать в детский дом, потому что невозможно было пьющему отцу поднимать всю семью, даже при помощи бабушки и тёток.

Работать ей пришлось пойти рано. Отец в итоге спился, бабушка болела, а обе тётки сами растили детей. Пришлось ставить детство «на стоп», и отправляться на поиски работы, попутно придумывая, как получить хоть какое-то образование.

Что всегда меня поражало, так это то, что Бабу вспоминает эти годы с улыбкой. По её словам, именно тогда случились первые танцы, первые деньги, на которые можно было купить маленький кулёк конфет или целые сапоги. В те же годы случались первые походы в кинотеатр, первая любовь.

Жизнь сделала Бабу сильной. Когда-то жизнь взяла доверчивую Бабу за руку и била обо все встречные столбы на пути, пока она не научилась закрывать лицо. Потом Бабу удалось вырвать свою руку и сбежать, показать этой же рукой неприличный жест и идти уже самостоятельно. Правда, привычка остерегаться и быть твёрдой осталась.

Раиса всегда говорила правду, точнее рубила её топором как лесник дрова: со всей силы – колко, резко; так, что летели щепки во всех, кто оказался в опасной близости. Она всегда умела защищать свою семью. Могла бы с лёгкостью забить врага словами и даже ударить. Незавидная участь была у тех, кто покушался на самых ценных людей. Что касается самой семьи, то и нас лезвие правды и топор упрёков не обходил стороной. В случае чего попадало всем.

Она всегда учила меня честности, страхом вселяла ненависть ко лжи и лицемерию. Зато всегда давала простор моему воображению, старалась развивать и обучать. Моё обучение всегда стояло на первом месте, правда при этом она умудрять подавлять меня. По правде сказать, Бабу я очень боялась, особенно в детстве, боялась расстроить её или разочаровать.

– От любви до ненависти один шаг. Ты только что сделала половину шага.

Говорила она, когда ей не нравилось моё поведение. Мой маленький мозг начинал паниковать. Я сильно боялась, что она действительно перестанет меня любить. Долгое время это преследовало меня. Возможно, я только теперь начинаю отходить от этого душащего страха.

Не знаю какой была Бабу с мамой, но как-то раз она призналась, что мечтала быть бабушкой. Мне отчаянно не хотелось даже взрослеть, не то чтобы быть старой. А Бабу всегда этого хотела. Странно.

Бабу всегда была очень яркой и общительной, но при этом всём к старости у неё почти не оказалось близких подруг. Всегда были какие-то приятельницы с работы, старые знакомые и призраки из детства. Друзей серьёзных никогда не было.

Может, Бабу была слишком жёсткой. Многие старались с ней лишний раз не связываться. Она любила ругаться в транспорте, первой вступая в дурацкие перепалки, за которые мне и маме всегда было стыдно. Наша Раиса всегда могла хлёстко обругать любого мужика или заехать сумкой со всей силы по капоту машине, которая резко остановилась перед ней на перекрёстке. Иногда мне казалось, что она ничего не боится – ни старости, ни смерти.

При этом она всегда легко относилась ко всему, что с ней происходит в жизни.

– Мама! Посмотри какая опять ужасная стрижка! – восклицала моя мама, увидев Бабу после похода в «салон».

– Ну немножко короче. Да и не зубы же, отрастут. И вообще мне нравится, я так и хотела!

Что ещё вспоминается о бабушкиной жизни… Пожалуй, не припомню, чтобы она жаловалась. Она яростно грызла жизнь, когда та снова поворачивалась чёрствой стороной, всегда догрызаясь до более мягкой и спокойной части.

Сколько я её помнила, она всегда казалось человеком-скалой, но сейчас чаще кажется, что жизнь начинает снова брать бабушку за руку и вести куда-то в конец. Временами Бабу выглядела выдохшейся и растерянной, будто чувствовала, что её уже никто так не боится, как раньше. Только желание доминировать никак не могло уступить место более спокойным чертам характера, и мы постоянно наблюдали, как отчаянно Бабу пытается удержать власть даже в нашем доме. Обычно мы старались давать ей возможность чувствовать превосходство, но сильно устали за годы тирании и всё реже прогибались.

Бабу чувствовала потерю власти и искала новые способы контроля. Сейчас она стала более молчалива и стратегична. Училась оттачивать манипуляции, основанные на нашем чувстве вины и привязывала нас к себе собственным плохим здоровьем. Бабу менялась, становясь более капризной, но железный стержень пока всё равно никому из нас не удалось даже немного согнуть.

***

Есть несколько вещей, в которые Бабу всегда верила – внутренняя сила (могла придумать любую болезнь, но также легко с ней справиться), а ещё в чудодейственную силу активированного угля и то, что микроволновки придуманы для того, чтобы уничтожить человечество.