Невероятные приключения Брыся в пространстве и времени

Как он мог забыть?! Эрмитаж – это же несколько зданий, вдоль которых он каждый день бегал к приятелю в Летний сад! И все они связаны между собой длиннющей системой подвалов! Значит, и вентиляция тянется во все стороны, а не только во Дворец! Сколько же времени придётся ему здесь провести?! И выберется ли он когда-нибудь хоть куда-нибудь, прежде чем силы окончательно его покинут?!

Печальную мысль Брысь додумать не успел, так как, сделав ещё шаг вперед, снова полетел вниз…

Глава четвёртая. 1837

Упал Брысь на какие-то склянки, которые в великом множестве стояли на широком дубовом столе. Прямо перед носом увидел опрокинутую свечу – вероятно, он задел её при падении. Фитилёк вдруг вспыхнул ярче, шаловливо подмигнул и стал слизывать огненным язычком разлившееся содержимое стеклянных бутылочек, пытаясь дотянуться до кучи старого тряпья на дальнем конце стола. «Это плохо!» – подумал кот, всё ещё находясь во власти чувств, «растрепавшихся» во время вертикального полёта.

– Ах ты, чертяка! А ну брысь! Развелось вас тут!

Голос, хоть и назвал его по имени, но принадлежал незнакомому, устрашающего вида мужику. Он навис над Брысем, щекотнув длинной взлохмаченной бородой, бесцеремонно схватил за шкирку, скинул со стола и пинком отбросил в угол комнаты.

Теперь искатель приключений приземлился на все четыре лапы, но ошеломление ещё не прошло, а потому он не двинулся с места, отрешённо наблюдая, как огромные ручищи хлопают по расходившемуся пламени, а тлеющие кусочки разлетаются по низкому сводчатому помещению. Один из них вспорхнул и исчез в дыре, через которую Брысь сюда попал.

Всё происходящее требовало осмысления, и кот начал приводить себя в порядок, приглаживая шёрстку языком. Ещё в детстве мама объяснила, что эти размеренные движения очень способствуют умственному процессу.

Выводов напрашивалось, как минимум, два: он жив и находится в каком-то подвале, возможно, даже под Дворцом. Однако оставались и неясности – смущала одежда, которая была на мужике. Не то чтобы он раньше не видел тулупов, но в июне?! Хотя, и впрямь, не жарко. Может быть, каменные своды и летом не прогревались?

Наконец огонь был потушен, и человек принялся собирать склянки, не переставая ворчать. А Брысь достаточно пришёл в себя, чтобы оглядеться в комнате.

Она была более чем странной. Помимо стола, на который он так неудачно свалился, у противоположной стены стояло диковинное сооружение, похожее на нижнюю часть печи, а над ней шатёр, но только из железа. И повсюду деревянные полки, тоже заставленные всевозможными баночками, бутылочками и прочими стеклянными ёмкостями.

Брысь уже собрался незаметно выскользнуть через не плотно прикрытую массивную дверь, как сначала вдалеке, а потом всё ближе и ближе стали раздаваться крики:

– Пожар! Пожар! Фельдмаршальский горит!

Что такое «пожар» он знал, видел однажды, когда жил во дворе старинного дома на Гребном канале. А вот «фельдмаршальский»? Наверное, что-то очень ценное, раз все так всполошились.

А суета разрасталась нешуточная: подвал сотрясался от топота десятков ног. Теперь уже кричали все сразу, без разбору, так что понимать смысл становилось всё труднее:

– Воду, воду качай!

– Куда своё барахло тащишь? Наверх беги, государево спасайте!

– Семью-то вывезли? А Царь, Царь-то где?

– Куда вещи-то сносить?

– К Александрийскому! Да живей-живей! Ах, полыхает как!

Перепуганный Брысь заметался по комнате, не зная, что предпринять: то ли здесь в дальний угол забиться, то ли выбежать, пока до него никому нет дела. С Александрийским более или менее ясно – на площади колонна стоит, раньше столпом называлась, а вот при чём тут ЦАРЬ?! Может, про портрет говорят? Неужели и вправду Дворец горит? А как же кошки? А сокровища Эрмитажа?

Брысь не успевал сам себе задавать вопросы и, не выдержав неизвестности, выскочил из комнаты прямо кому-то под ноги. Споткнувшись, человек, одетый в необычные облегающие белые штаны, странного покроя мундир и с высокой блестящей каской на голове, звонко стукнулся ею о каменный выступ, больно пнул кота и помчался дальше по тёмному узкому коридору. Следом бежали ещё несколько в такой же чудной униформе, и каждый с топором или ломом. Наверное, служители Дворца, прижимаясь к стене, подумал Брысь и, на всякий случай, бросился за ними.

Коридор закончился ведущей наверх крутой лестницей, и отряд устремился по ней, задыхаясь от едкого дыма. Брысь мог бы нестись впереди, если бы знал, куда именно они направляются, но пока приходилось крутиться среди замыкающих, рискуя лапами и хвостом.

Навстречу, тесня друг друга, бежали люди, таща в руках кто свечной канделябр, кто фарфоровую вазу, кто картину в золочёной резной раме. А те, к кому присоединился перепуганный искатель приключений, поднимались всё выше, пока не оказались на самом чердаке.

Там клубился дым. От него слезились глаза, а в горле что-то кололось, словно Брысь проглотил ежа-игольницу консьержки тёти Маши, охранявшую вход в подъезд того самого дома на Гребном канале, во дворе которого он однажды зимовал и где (по чистой случайности!) тоже произошёл пожар.

– Слуховое ищите! Через него на крышу галереи и ломайте её! Приказ Государя! Нельзя, чтобы огонь перекинулся на Эрмитаж!

Брысь заметил окно первым и стал звать остальных.

– Слышите, кот где-то мявкает? Не тот ли, что с нами всю дорогу бежал? Сюда, братцы! Нашёл!

Разбив стекло, люди один за другим вылезли наружу, стараясь удержаться на ледяной корке. Брысь чуть не поперхнулся от удивления. Зима?! Но решать эту загадку сейчас не было времени – нужно спасать Эрмитаж, ведь он так и не успел найти портрет дамы в голубом парчовом платье и полюбоваться на сокровища! «Служители» пытались ломами и топорами отогнуть листы кровли, а искатель приключений отчаянными воплями подгонял их, пока не поскользнулся и уже в третий раз за день не полетел куда-то вниз…

«Куда-то» оказалось сугробом, смягчившим приземление. Наконец-то появилась минутка на раздумья, но ничего путного в голову не приходило. Не мог же он провести в трубе несколько месяцев и не умереть с голоду?! Или…? Брысь царапнул себя коготком по носу, а потом ещё и куснул за кончик хвоста – больно! Значит, живой. Тогда совсем непонятно!

Ветер раздувал пожар всё сильнее. Пламя гудело, и в нём, будто в гигантской топке, исчезал зал за залом: кренились колонны, проседали стены, полыхали бархатные шторы и роскошная мебель; под натиском огня проваливался красивый узорчатый пол; с весёлым хрустальным звоном, совершенно неуместным в данных обстоятельствах, лопались стёкла и зеркала…

Осколки сыпались на людей, которые отступили и мрачно наблюдали за погибающим Дворцом.

– Ну что, брат? Испугался? Вон, усы-то тебе опалило! Ты из этих что ли будешь, из мышеловов? А что с нами наверх побежал, а не со своими попрятался? Не переживай, подвал каменный, туда не достанет, не сгорят дружки твои!

Брысь, потрясённый картиной рушившейся МЕЧТЫ, не сразу сообразил, что обращаются к нему. Рядом на корточки присел один из тех, с кем он провёл самые суматошные часы жизни. Человек потрепал его по ушам и поднялся, продолжая говорить уже со своими:

– Да, ишь, как вышло. Гляди-ка, сам Его Величество Государь Николай пожарными командует.

– Слышал, когда всё началось, они с Императрицей и Цесаревичем в театре были, а младшенькие здесь оставались.

– Всех хоть спасли?

– Да, вывезли в Аничков.

У Брыся голова пошла кругом. Может, дыма надышался и от этого рассудком помутился или падения сказались? Какой такой ГОСУДАРЬ Николай? И вместо привычного тёплого камня набережной кругом снег! А Нева скована льдом, и дует с неё пронизывающий ветер, сразу вздыбивший каждую шерстинку в отдельности и пробравший до самой последней косточки!

Люди перешёптывались, словно боялись громкими голосами потревожить скорбность момента.

– Вроде бы сначала в лаборатории аптечной загорелось, в подвале. Потушить-то потушили, да, видать, не всё! В трубу что-то попало, а стены-то деревянные да за столько лет высохли, вот и полыхнули…

Перед глазами Брыся возник маленький тлеющий кусочек, скрывающийся в дыре. Неужели…?!

Огонь не унимался три дня, дожёвывая бывшие когда-то парадными лестницы и залы. И всё это время несчастный кот стоял понурый на ледяном ветру, переживая тяжкую вину. Порывом того же ветра покружило-покружило в воздухе, да и опустило прямо на снег перед ним обгоревший клочок Санкт-Петербургских ведомостей, на котором ничего нельзя было прочесть, кроме года – 1837…

Глава пятая.

Как Брысь свою вину заглаживал

В утешение Брысю можно сказать, что Зимний дворец обречён был сгореть синим пламенем – старое печное отопление не справлялось с зимней стужей, и каждый из трёх тысяч обитателей старался обогреться, как мог: в постели ставили специальные жаровни-сковородки с углями; огромные печи и камины топили дважды в день, отчего в дымоходах часто вспыхивала сажа; слуги разводили огонь на чердаке, где они спали на самодельных топчанах, набитых сухой соломой. К тому же деревянные стены основательно высохли и «дождались» своей искры семнадцатого декабря тысяча восемьсот тридцать седьмого года. Через отдушник печной трубы, что вела в Фельдмаршальский зал из расположенной в подвале аптечной лаборатории, полыхнуло пламя, а уж по какой причине оно там возникло… пусть останется тайной «пришельца из будущего».

Отряд «служителей», бок о бок с которыми Брысь отважно спасал Эрмитаж, на самом деле состоял из дворцовых пожарных и гвардейцев. Император Николай Первый сразу повелел заложить кирпичом переходы и разобрать крышу галереи между зданиями, поэтому огонь не смог добраться до главных музейных ценностей.

Гигантское пепелище дымилось и тлело ещё несколько недель, а Брысь бродил поблизости. Вина так сильно давила на него, что бедняга стал как будто даже ниже ростом.

Сначала он сам себя назначил охранником сокровищ, огромной горой сложенных вокруг Александрийской колонны, потому что эрмики или перебрались в непострадавшую часть подвалов, или разбежались с перепугу. Во всяком случае, Брысь не видел ни одного, а крысы между тем не дремали и шныряли вокруг, норовя откусить кусочек от каждого ценного предмета.

Потом вещи развезли по другим дворцам, погорельцев тоже куда-то разместили, но скучать без дела Брысю не пришлось, так как началась Великая Стройка, и он определил себя ни много ни мало в её руководители! Ну, если быть до конца честным, то в заместители главных архитекторов Стасова и Брюллова. А иначе как бы возродился Зимний во всём своем великолепии меньше чем за два года?!