– Вы очень невоспитанный. И непредсказуемый. С вами сложно.
– Хм… А давай, ты будешь звать меня Ромой? – Задирает наверх свои темные очки, приближает лицо к моему. Так плотно, что вижу в его радужках свои отражения. Это затягивает и завораживает. Забываю, что надо отпрянуть и отодвинуться. Ловлю на себе мужское дыхание, обжигающее и волнующее… И продолжаю стоять, не шевелясь.
– Не буду. – С трудом вспоминаю, что он о чем-то меня спрашивал. С еще большим трудом выталкиваю из себя ответ. Губы не слушаются.
– Что ж. Ладно. – Роман Витальевич увеличивает между нами расстояние так же резко и неожиданно, как и приблизился до этого. – Но мне было бы приятно, если бы твои нежные губы произносили мое имя без всяких ненужных дополнений.
– Мне было бы приятно, если бы вы оставили меня в покое. И соблюдали дистанцию!
– Иначе что?
– Иначе это мороженое будет размазано по вашей физиономии! – И я не шучу. Совсем! Сердце до сих пор заходится в бешеном ритме. Никак не могу отойти от этой непрошеной близости мужского рта, аромата, глаз…
– Что ж. Будет весело, если попробуешь дотянуться…
Непрошибаемый. Сквозь толстую шкуру наглости и цинизма, кажется, невозможно пробиться совсем!
Отворачиваюсь демонстративно. Чтобы больше его не видеть и не слышать. Всерьез раздумываю, не послать бы все к черту и не пойти ли домой…
И тут же взвизгиваю, попав под струю поливальной машины. Подпрыгиваю от неожиданности и испуга – меня куда-то тянут сильные, настойчивые руки. И не вырваться никак, не отбиться!
– Да стой ты! Не дергайся! Там целая вереница едет! Сейчас тебя насквозь промочит! – Роман Витальевич закрывает меня спиной, вжимая в стену ближайшего дома. На черных жестких волосах блестят брызги воды, переливаются радугой… А на его белоснежной рубашке расплывается пятно от раздавленного десерта…. Рожок выпадает нам под ноги из ослабевших пальцев.
Но мужчину все это не волнует совершенно. Он всего на секунду переводит взгляд вниз, а потом поднимает его наверх. На мой рот.
«Нужно пожаловаться на коммунальщиков» – последнее, что приходит в голову. Потом все улетучивается, потому что мои губы накрываются мужскими.
Глава 5
Вкус вишни. Сладкий до одурения. Пора бы отпустить, да невозможно.
Поливальные машины уже давно уехали, а я все держу ее под полами своего пиджака. Вжимаю в себя. Сквозь тонкую ткань промокшей рубашки ощущаю, как острые соски упираются в мою грудь. Правая ладонь бродит по женской спине. Ловит под ребрами биение сердца, трепещущего, словно птичка. Анжелика тянется вверх, как струна. Замерла. Тонкие пальчики намертво впились в мои плечи, да так там и застряли.
«Пора прекращать» – настойчивая мысль упорно стучится в разум. «Ни за что на свете» – подсознание твердо убеждено, что сегодня не будет никаких разумных действий.
Она – молодая подчиненная. Я – приезжий начальник. Я творю настоящее свинство и нарушаю все возможные правила деловой этики. И откровенно этим наслаждаюсь.
На мой ботинок аккуратно опускается маленькая ступня. Давит. Сильнее. Но мне по хрену. Это давление – словно дробина для слона.
Анжелика не успокаивается – и наступает мне на ногу острым каблучком. Это уже серьезно. Шиплю сквозь зубы и отпускаю ее ненадолго.
– Что вы творите?! – Высокая грудь поднимается от возмущения, девушка дышит неровно, глаза темнеют до цвета грозовых туч…
– А ты не в курсе, как это называется?
Косяк уже случился. И извиняться за него не буду – она достаточно долго отвечала на поцелуй, чтобы теперь притворяться, что недовольна.
– Вы! – Острый розовый ноготок уткнулся в мою рубашку. Даже потыкал немного, правда, дырку не смог проковырять. Это смотрелось забавно. – Вы не имеете права так делать!
– Конечно, не имею. – Поймал тот самый сверлящий пальчик, вместе с ладошкой, зажал. Завел ей за спину.
Это противостояние опять заставило память проснуться: все было слишком похоже на вчерашнее действо. И даже упругая грудь, прижатая к моей груди, – я как будто совсем недавно все это пережил. И мне понравилось. И тогда, и сейчас. Чересчур понравилось, чтобы запретить себе повторять.
– Тогда… тогда зачем? – С этим вопросом из нее выдохнулось все возмущение. Устала девочка скандалить, хотя, вроде бы, и не начинала как следует…
– Ну, а как ты думаешь, Анжелика? – Детский сад, реально. – Или, действительно, не понимаешь?
– Не понимаю. – Гладкий лоб наморщился. Искреннее такое недоумение в глазах…
– Мне слишком хотелось это сделать, чтобы отказываться.
– Фу. Это – гадко! Вы же человек, а не животное, которое готово спариваться по зову крови!
– Ну, как видишь… – Права, права, конечно, девочка. Но я сначала сделал, а потом уже вспомнил о своей человеческой сущности. – Извини, что поставил тебя в неловкое положение…
– Я не представляю, как теперь можно будет с вами работать! – Притопнула каблучком, слава богу, не по ботинку снова.
– С особым удовольствием, конечно же… – Опять веду себя как свин. И не могу остановиться: безумно увлекательно наблюдать, как с нее бесконечно слетает налет спокойствия. И вместо тихой, трепетной лани на поверхность выскакивает разозленная кошка!
Она теряется до такой степени, что открывает рот в возмущении, и тут же, молча, его захлопывает.
– Да ладно, я пошутил. Просто расслабься и забудь об этом инциденте. Или можешь задрать нос и ходить гордиться!
Пора возвращаться в офис, а я занимаюсь не пойми чем. Там, наверное, весь народ из штанов уже выпрыгнул от беспокойства. И от любопытства – не каждый день высокое начальство ходит по заведениям с красотками среди бела дня… Хотя… хрен его знает, этого Борю. Может, у него это вообще в порядке вещей, и никто не заметил ничего выдающегося…
– Чем гордиться-то? – Адреналин у нее закончился. Похоже, что еще чуть-чуть – и всплакнет.
С таким несчастным видом осматривает блузку, на которой расплылось вишневое пятно, испачканные в мазуте каблучки босоножек, коленку с небольшим синяком…
Выглядит потрепанной. И при этом не теряет ни грамма привлекательности. Все эти шмотки – наносное, а внутри у девочки – огонь, и это самое главное!
– Давай-ка, вызову тебе такси. – Беру ее за руку опять. Какое-то невыносимое притяжение – и желание снова и снова прикасаться к коже. Хотя бы так – невинно. Или не очень невинно – поглаживая основание ладони своим большим пальцем.
До того волнующе это оказалось, что Анжелика снова брыкается, с силой цепляется за сумочку – даже костяшки пальцев белеют от напряжения.
– Я уже уволена, да? – Должна бы расстроиться, по идее. Но она как будто даже довольна.
– Нет, конечно. Просто съезди домой и переоденься. Я, вроде как, немного виноват, что твоя одежда испачкалась, поэтому готов оплатить расходы.
– Вы серьезно? – Она уже приготовилась куда-то бежать, но резко останавливается. Изумленно изучает мою небритую рожу. Так увлеченно, что я начинаю сомневаться – не застрял ли в щетине листик салата или укропа…
– Ну, да. А что такого?
– Нет. Ничего. Просто неожиданно…
– Ну, так я же не совсем скотина. Умею быть нормальным человеком, когда захочу…
Такая она смешная иногда, что невозможно не улыбаться. И уже не хочется ее отпускать, даже на пару часов, даже для того, чтобы переоделась…