Принцессы бывают разные

А Надя как тень ходила за ними следом и завидовала.

Однажды она замечталась и не заметила, как Ники с Леночкой свернули за угол. Как шла вперед, так и шла. Пока не споткнулась что есть силы и не полетела лицом в грязь. За спиной засмеялись. Кое-как протерев глаза, она уставилась прямо в довольное лицо Принцессы и холодные глаза Николая.

– Ты чего за нами ходишь, а? – злобно спросил Ники. Надюшка уставилась на его ботинки. Одна пятка была в грязи. Так она не просто споткнулась, ей подставили подножку! Вот так противно, из-за угла, ни с чего. И кто?! Тот, кого она столько раз выручала! Ладно уж с любовью этой+ несуразной, не в ней дело, за это не обидно, он-то ее никогда не любил. Просто подло. Она старалась, а он…

– Чего ходишь, я тебя спрашиваю?

– Ничего я за вами не хожу! – буркнула Надя и кое-как поднялась с земли. По пальто некрасивыми кляксами растекалась вода из лужи.

– Так ты еще и врёшь? – пропела Леночка. – Уже три дня тебя вижу, бродишь тут. Завидуешь, да?

Надя помотала головой. А Принцесса противненько хихикнула, и, глядя ей прямо в глаза, поцеловала Ники в щёку. Тот ответил.

– Как ты мог? – пробормотала Надюшка сквозь боль и обиду.

– Девушку-то свою целовать? Да с удовольствием! Не тебя же! – ответил Ники и еще раз чмокнул Лену куда-то там в район носа.

Надя вся подобралась, нахмурила брови и закричала, молясь только об одном: чтоб голос звучал твёрдо, чтоб петуха не дать в самый надрывный момент.

– Да целуй ты хоть старую калошу, мне-то что? Ты вообще знаешь, олух, что такое колоша? А кто такой олух, знаешь? Пошел бы лучше книжку почитал, чем по дворам тискаться! Да плевать мне на твои романы! Я ж тебя выручала сто раз, а ты? Ты меня носом в грязь, да? Так ты с друзьями?

– А мы не друзья с тобой, Шикалатка!

– А я тебе не Шикалатка, раз не друзья! Коленька, – ехидно, по слогам, проговорила она его имя в самой ненавистной им форме.

– Точно, ты Грязюка! Как раз подходит! – заржал он, а Леночка подхватила. – Грязюка, точно! С лужей одного цвета!

Говоря это, Коля что есть силы толкнул ее в грудь, и Надя снова плюхнулась в грязь.

Горящими от злобы глазами провожала она Принца и Принцессу вдаль по улице. А потом разрыдалась.

Куда ей против Лены? Та и красивая, и как Ники богатая, и рисует замечательно, и на лошадях скачет. А она что? Всё книжки таскает в рюкзаке…

Два дня потом Надя в школе не показывалась. Стыдно было и обидно. И ладно быть хоть заболела после этого, так нет же. И пришлось для мамы сочинять про живот.

А вот бабе Лёке соврать не смогла.

– Эх, Шикалатка, – вновь погладила ее по волосам Елена Семёновна. – В этом-то и прелесть всей нашей безумной жизни. Не надо быть хорошим для всех. Да и не получится. А вот быть важным и незаменимым для тех, кто тебя ценит – это и есть настоящее искусство.

– Никто меня не ценит, – проревела Надежда.

– Я ценю, – ответила баба Лёка. – И много кто еще оценит по достоинству. Просто достоинство, оно у всех разное. У кого в душе, а у кого как у рубля – не достоинство, а номинал.

Надя улыбнулась, обняла бабушку.

Мягко высвободившись, баба Лёка протянула ей вязание.

– Давай, Надюш, мы с тобой это сейчас вместе распустим. Тут не твоя ошибка, моя. Пряжа-то пушистая, кто ж такую новичку дает. Я тебе попроще найду нитку. На ней и научишься…

Немало с той поры извязала Надя мотков. И синих, и красных, и всяких разных. Вот только за желтую пряжу никогда больше не бралась.

Баба Лёка научила ее всему, так что вскоре девушка уже не хуже наставницы стучала спицами. И Елена Семёновна гордо ходила к подругам в нарядах, созданных внучкой.

Один-другой, стали появляться у Нади клиенты. Потом ученики. Вскоре уже и целая очередь к ней образовалась. Раз за разом создавала Надежда новые наряды на дому. А потом нашла таких же рукодельниц и открыла фирму.

Тёмные волосы свои она опять обстригла пушистым одуванчиком. Карие глаза заблестели. И даже румянец на ее смуглых щеках заиграл совершенно особенный, толи кирпичного цвета, толи терракотовый.

Баба Лёка прожила с того памятного разговора еще десять лет. А потом ушла, тихо и спокойно.

Надюшка долго ничего не трогала в ее квартире. Только чайник. Если становилось невмоготу, приходила к бабушке «в гости», заваривала в самую большую чашку и долго сидела у окна. Наконец решилась.

Перебирая вещи в шкафу, нашла коробку с мотками шерсти. Улыбнулась. Бабушка любила, чтобы все было скручено в тугой клубок. Всё перемотала. Каких тут только не было оттенков…

На самом дне лежало пушистое солнце. Всю пряжу, что когда-то подарила Надя, бабушка сохранила, так ничего из нее и не сделав. Девушка глянула в окно. Осень, холодно, надо бы шарф…

Нитка золотой змеей бежала меж Надиных пальцев, тонких и красивых, как у бабы Лёки. Шарф выходил загляденье, петля к петле, легкий и очень теплый.

Когда от огромного клубка осталось совсем чуть-чуть, девушка меж оборотов нитки увидела бумажку. Не ту, смятую и тугую, на которую начинают мотать клубок. Другою, плоскую, аккуратную, словно спрятанную специально. Достала, развернула. Острым, танцующим почерком бабы Лёки в ней было сказано: «Никогда не бойся быть собой, Надежда. Никогда не бойся быть собой…»