Осязание

– Янечка! Что случилось? На тебе лица нет.

– А куда же оно делось? – слабо отшутилась Нина. – Мам, баню топили?

– Да, отец затопил, уже готова… Давай провожу, – спохватилась мать.

Она собрала бельё, полотенце, мыло из довоенных запасов и проводила Янину в баню.

– Не запирайся, я неподалёку постою.

Вода была уже тёплой. Нина окатывалась из ковша с головы до ног, чувствуя, как стекает усталость и уходит недомогание.

Она долго мылась, размазывая по волосам мыльную пену, тёрлась мочалкой и поливала себя то горячей, то прохладной водой.

– Меня не будить, даже если начнётся бомбёжка, – сказала Янина матери, вернувшись в дом.

По привычке она пошла в свою комнату, и только увидев топчан и чужие вещи, вспомнила про Татьяну с дочкой.

Таня отвела ребёнка в детский сад, где девочке дали круглосуточное место, и уже несколько дней не появлялась дома, ночуя в посёлке.

Рабочие предприятий буквально сутками пропадали на площадках – устанавливали оборудование, чтобы как можно скорее запустить его и выдавать необходимые фронту гильзы для снарядов. Армии нужны как воздух боеприпасы и топливо, полуголодные люди в тылу работали на износ в холодных цехах. Всё для фронта! Всё для победы!

Янина легла на диване, постелив чистое бельё. Как же приятно так лежать, как хорошо…

На постель немедленно прыгнул Тимошка, улёгся ей на живот поверх одеяла. Пусть лежит, кот не просто так пришёл, чувствует, что нужна его помощь…

7

Госпиталь, к счастью, находился недалеко от библиотеки, на одной с ней улице. После работы, не мешкая, она отправилась туда.

Пожилой санитарке на входе сказала, что пришла помогать. Та кивнула и выдала чистый халат, помогла завязать верёвочки на спине. Янина поднялась по лестнице на второй этаж к «своему» солдату.

Всюду переполненные палаты, койками заставленные коридоры, спешащие медсёстры с лотками… И раненые, раненые, раненые, среди которых много тяжёлых. Чужая боль снова оглушила её, не давая дышать.

Нина остановилась, приходя в себя, и мысленно надела костюм химической защиты, который видела на плакате в библиотеке. Как ни странно, но это помогало.

Выздоравливающие ходили туда-сюда по коридорам, разговаривали и смеялись. Смеются, значит, идут на поправку.

Она прошла во вторую от входа палату, на двери которой ещё была табличка с номером школьного кабинета. Знакомый солдат лежал на том же месте, перевязанные ноги покоились на подушке. Он увидел Нину, обрадовался:

– Сестрёнка пришла…

– Здравствуйте. Как чувствуете себя? – тихо спросила она, смущаясь чужих взглядов.

– Да будем живы – не помрём, – подмигнул юноша. – Ноги мне оставили, сказали, что попробуют спасти, раз угрожающего состояния нет.

– Хорошо… Левая уже вне опасности.

– Откуда вы знаете?

– Знаю.

Руки зависли над правой ногой, не касаясь бинтов, она чувствовала, как перекатывается под ладонями что-то плотнее воздуха, как они горят, словно обожжённые крапивой.

– Что вы делаете? – заинтересовался солдат.

– Это такой массаж.

– Вы не касаетесь ног, а я чувствую тепло и как будто покалывание, – удивлённо сказал раненый.

– Потише, пожалуйста. – Лишнее внимание ни к чему, оно только мешает.

– Как вас зовут, сестрёнка? – зашептал он.

– Янина.

– Очень красивое имя, мне нравится. А я Виктор. Виктор Малышев. Не уходите подольше, Янина…

Горели и зудели ладони, хотелось сунуть их под холодную воду, но она терпела.

– Сестра… – позвал кто-то с кровати у окна.

Нина посмотрела по сторонам: медсестры нет. Она подошла к темноволосому солдату с перебинтованной рукой.

– Вы меня звали?

– Утку…

Разумеется, речь не шла о птице семейства утиных, Янине было достаточно лет, чтобы понимать какие утки бывают в больницах.

Она вытащила из-под койки посудину и, покраснев до корней волос, неловко топталась рядом.

– Подержи утку просто… видишь, одной рукой несподручно.

Нина протиснулась по узкому проходу между койками, вышла в коридор и увидела вчерашнюю суровую девушку, занятую раскладыванием лекарств.

– Вылей и в туалете оставь, мы их обрабатываем, – не поворачивая головы бросила медсестра. – Ты новенькая?

– Я помочь пришла, – ответила Нина.

Такая маленькая и беленькая, лет пятнадцати на вид, хотя, вероятно, старше. И вся эта суровость – напускная. Так ёжик ощетинивается, когда ему чудится опасность.

– А-а-а, хорошо, помощь не помешает. Я Женя, а ты? Янина? А кратко как можно звать? – Она ни на секунду не прервала своего занятия.

– Яна.

– Хорошо, пусть будет Яна. – Женя кивнула и понесла лекарства в конец коридора.

Нина вернулась в палату и сказала Виктору: