Яшка приложился к лику Спасителя.
За всю свою жизнь он ни разу не нарушил данного матери обещания, даже после её смерти.
5
Редкий день проходил без того, чтобы в избу не стучал кто-нибудь, жаждущий исцеления. Заглядывали в дом бабы с цепляющимися за юбку маленькими детишками, клали на стол узелочки с гостинцами или деньги:
– Лёшеньку… Христа ради. Мы издалека, из Окунёвки пришли.
Мать поджимала губы, едва сдерживая раздражение, и потом неизменно выговаривала сыну:
– Горюшко ты моё луковое! Зачем же ты разболтал ребятам? Ведь проходу не дают, чуть свет – уже стучат. Не ровен час, тиф в избу принесут.
Лёшка обычно отмалчивался, но как-то не выдержал:
– Если бы маме Соне смог помочь какой-нибудь мальчишка, то я бы и ночью к нему пришёл. Просил бы помочь спасти мамку.
В один из дней на пороге появилась молодая баба в простенькой кофте и юбке, державшая на руках маленькую девчонку. Малышка была очень плоха – это было понятно даже матери, весьма далёкой от медицины.
– Сказывали, мальчик здесь ручками лечит, – неуверенно начала молодуха, – дочка захворала.
Мать обмахнула полотенцем лавку:
– Кладите её сюда, сейчас за Лёшенькой пошлю.
Полинка разыскала брата на улице, где он с увлечением играл в прятки, но не спрятался в овраге или сарае, как остальные, а прохаживался прямо перед носом у водящего, который совершенно не замечал нахального игрока.
– Глаза по ложке, да не видят ни крошки, – сдавленно хихикал хитрец.
– Лёш, мамка зовёт! – крикнула Полина.
Мальчуган вздрогнул и обернулся, у водящего пелена с глаз упала. С радостным воплем он бросился к палочке-застукалочке за Анисьин сарай.
– Зачем зовёт? – повернул Лёшка раскрасневшееся от азарта лицо.
– Пришли к тебе.
– Я не играю – дела, – с сожалением сказал он выглянувшему из-за угла Лёньке и заторопился к дому…
Стукнула входная дверь, молодуха поднялась навстречу:
– Вот… дочка захворала… Ни водицы, ни хлебца душа у ей не принимает… выворачивает наизнанку, до ветру часто… так и льёт…
Лёша опустился на краешек лавки и приложил руки к впалому животу девочки. Ладони весьма чувствительно стало колоть, будто сотки мелких иголочек впивались в кожу, закружилась голова.
– У неё какая-то заразная болезнь, – сказал он, всматриваясь в белое лицо больной с впалыми щеками и пульсирующей на лбу голубой жилкой. – Я помогу, но потом надо ехать в больницу.
Мать охнула, судорожно сцепила руки в замок. Только этого не хватало! Не дай бог, тиф… или чего похуже, надо поскорее спровадить гостей. И она, собрав всю решимость, сказала молодухе:
– Миленькая, у меня деток трое. Не обессудь.
Женщина растерянно заморгала, опустила глаза:
– Мы сейчас уйдём… Не помрёт она, Лёшенька?
– Не помрёт, – мотнул головой Лёшка, – долго будет жить.
До больницы их подбросил на Вишенке Яшка, возивший домой сено. Как он потом рассказал, в больнице все страшно переполошились, пожилой врач протёр очки и грустно обронил: «Ну вот и у нас холера…»
Услыхав про холеру, мать и сама страшно переполошилась, погнала детей к рукомойнику, заставила умыться и вымыть руки с мылом, а затем, подоткнув юбку, долго скоблила лавку и полы щёлоком, обдавая их кипятком из чугунка.
– Матерь Божья, спаси и сохрани, – шептала она, оттирая половицы. – В городе холера… думала, что до деревни не дойдёт, ан нет…
***
На другой день Лёшка напросился с Яшкой на станцию проведать больную девочку, но в больницу его не пустили.
– Да ты что! Своей матке горюшка хочешь? – всплеснула руками санитарка. – Ни-ни, даже не думай, такая зараза, не приведи бог.
Лёшка походил вокруг, заглядывая в окна, но увидел только ряды коек с серенькими одеялами. Поковырял носком ботинка землю, махнул рукой:
– Ладно… Ты не думай, если б надо было, я бы и в окно влез.
– А тебя бы веником оттуда! – рассмеялся Яшка.
Они заглянули в станционный магазин, над которым висела поблёкшая коричневая вывеска: «Съестные припасы». Им повезло: продавали сероватое замусоренное пшено и горох. Купили и того и другого по два фунта.
– Крендельков бы… или ландринчику, – размечтался Яшка, укладывая кульки в тарантас, и невольно сглотнул слюну.
– А ты бы не смог ландрин съесть, – сказал Лёшка. Лицо у него стало хитрым-прехитрым.
– Я не смог?
– Эге.
– Это почему? – изумился Яшка. – Ещё как смогу, я один целую коробку уплету, даже две.
– Потому что Ландрин – это человек, фамилия такая, нам Антонина Ивановна говорила.
– А ну-ка, ну-ка… – заинтересовался брат.
Лёшка стал рассказывать, что кондитер Георгий Ландрин придумал выпускать разноцветные леденцы в виде ассорти без обёртки. Они были как на развес, так и упакованными в красивые жестяные коробочки с надписью: «Г. Ландринъ». Покупать конфетки в ярких жестянках стало модно. Замечательным подарком с ярмарки была баночка разноцветного монпансье. Корме того, женщины нашли применение и пустым коробочкам: в них было удобно держать пуговицы, бисер, иголки…
Георгий Ландрин со временем открыл магазины и кондитерские, где продавали печенье, бисквиты, шоколад, конфеты, но главное лакомство – разноцветные леденцы, которые народ стал называть просто ландрином.
– Надо же, я не знал, – удивился Яшка и вдруг озорно пропел где-то услышанную частушку:
– С чем сравню я ваши глазки.